Мушкетер и фея (сборник) - Крапивин Владислав Петрович (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений .TXT) 📗
Симка постоял и побрел к своему дому.
Брел, маялся, и вдруг… пришли спасительные мысли: «Ну а что такое случилось-то? Может, он не так уж и обиделся! Чего я такого сказал? Вырвалось по глупости… А он тоже хорош! К нему по-человечески, а он как капризный младенец. Может, очухается и поймет, что сам тоже виноват! И завтра будет все как раньше…»
Но это была короткая передышка в Симкиных терзаниях. Видимо, организм решил дать ему хоть минутное облегчение от мук, которые навалились так нестерпимо. Передышка кончилась, и они надавили на Симку опять. Симка с отчаяньем осознал, что как раньше не будет никогда.
Раньше, бывало, ссорились, но из-за пустяков. И мирились поэтому легко. Даже знали заранее, что скоро помирятся. А теперь он, Симка, обманул доверие Мика. Самым подлым образом. Это, кажется, называется вероломство…
«Я же не хотел! Это от досады! Сгоряча!»
Но если ты, скажем, грохнул о стену хрустальную вазу, не все ли равно — сгоряча или хладнокровно? Все равно не склеишь…
«Ничего не склеишь», — подал голос Который Всегда Рядом.
«Да пошел ты…»
Симка добрался домой в таком состоянии, будто целый день проработал грузчиком на пристани — все тело стонало. Но это был, конечно, пустяк по сравнению с тем, как «стонало» внутри. Симка брякнулся спиной на свою кровать и стал смотреть в потолок.
«Ну, что, что, что, что делать-то?!»
Вдруг ударило в голову: «А может, Мик прибежит сейчас, встанет под окном, крикнет: «Симка, выходи!»
«Дурак…» — уныло сказал Который Всегда Рядом.
«Конечно, дурак», — покорно отозвался Симка.
Пришла мама, привела из яслей Андрюшку. Тот — сразу к Симке:
— Сима, полетаем!
Это значит, Симка должен поднять его над собой на вытянутых руках и крутить в воздухе, пока руки не онемеют.
— Не могу, устал.
— Сима-а!!
— Мама, пусть он отвяжется!
Мама — она сразу все чует.
— Что с тобой случилось? Будто с поминок вернулся.
Не было сил врать и отмалчиваться.
— С Миком поругался…
Мама сказала осторожно:
— Вроде бы не первый раз. Что за беда. Утром помиритесь.
— Я насовсем поругался.
— Насовсем — это до завтра, — уверенно рассудила мама, потому что знала, как бывало раньше.
Но она не знала, как было сегодня. А рассказать Симка не мог. Пришлось бы говорить «о девочках». А это значит, снова касаться тайны Мика. Если сказать кому-то про нее (пусть даже маме) — это будет еще одно предательство. Казалось бы, теперь какая разница! Мик все равно его никогда не простит. Но нет. Два предательства — в два раз хуже, чем одно…
— Не кисни, — сказала мама. — Слышал по радио последние известия?
Симка мотнул на подушке головой: ничего он не слышал. Зачем ему известия? Провались всё на свете…
— Новый спутник запустили. С собачками Белкой и Стрелкой.
— Опять уморят бедняг, — похоронно сказал Симка.
— Нет, обещают, что приземлят живыми.
— Ага, жди…
— Ну-ка, поднимайся. А то «уморённым» окажешься ты, а не собаки…
И Симка поднялся. Потому что было два выхода: или помереть прямо сейчас, на месте, или… как-то все-таки жить. Умирать сию минуту Симка… нет, не хотел. Да если бы и захотел, то как? И значит, надо было двигаться, что-то делать, изображать, будто ничего непоправимого не случилось.
Симка построил Андрюшке город из разноцветных кубиков. Складывал дома и башни и думал о сказочных городах, которые придумывали они с Миком. И сидел под сердцем комок, похожий на стеклянного ежа. Андрюшка наблюдал за строительством с интересом, помогал даже. Но когда Симка закончил (поставил на главную башню зеленую пирамидку), Андрюшка радостно сказал «бах!» и засадил по городу оставшимся кубиком.
У Симки не было сил разозлиться. Разве виноват глупый малыш? Это он, Симка, виноват: сделал такое «бах», что ничего уже не починить.
У него все валилось из рук — в прямом смысле. Мама напомнила, что надо прибить поаккуратнее края картины на тайнике (пусть не крепко, но чтобы все-таки не топорщились), и Симка стал прибивать, и молоток выскользнул прямо на босую ступню.
Симка поднял молоток, глотая слезы. Были слезы не от боли, а от всего. Он все же вколотил гвоздики в прежние гнезда. Картина с глазастым пнем аккуратно закрыла тайник. В тайнике сейчас хранился ранец с запечатанной бутылкой. А тетрадка с поэмой «Мик» была у Станислава Львовича. Симка и Мик вклеили в нее рисунки, Станислав Львович сделал твердую корочку, обтянул ее похожей на кожу бумагой — получилась книжка. «Пусть пока постоит у меня на полке, буду иногда перечитывать»… — попросил дед внука и Симку.
Теперь как быть с этой книжкой? Разодрать ее? Картинки — Мику, листы — Симке?.. Да не все ли равно! При чем тут книжка, если разодрано все на свете…
Симка посидел под картиной на корточках, помассировал ушибленную ступню.
— Мама, я погуляю…
— Куда это ты? К Мику, что ли? Поздно уже.
Поздно или нет — это как посмотреть. Восемь часов. Августовское солнце в этот час только прячется за крыши, небо темнеет не сразу.
— Я недалеко. Просто так. Подышать…
Мама знала, что Симка в таких делах не врет.
— Обуйся. И надень что-нибудь, зябко под вечер…
Симка не стал спорить. Сдернул с крайнего крючка на вешалке «ленинградский» пиджачок. Этим летом Симка очень редко надевал его — и жарко, и тесноватый стал, малость жмет под мышками. Но сейчас ничего, наделся ловко, как прежде. Будто Симка снова собрался на набережную к баркентинам. Эх, если бы… Если бы все вернуть к тем дням…
«Ты опять стал пиджачок на тросточках», — заметил Который Всегда Рядом. Немного льстиво, словно зачем-то хотел подлизаться к Симке. Симка не ответил. Привычно махнул с лестницы, толкнул ногами дверь…
Нет, на улице не было зябко. Но влага после дневного ливня все еще держалась в воздухе. И по-прежнему сильно пахло тополями. Солнце пряталось за домами, но из середины неба шел желтый свет. Там горело большое кучевое облако. Оно было ярко-медное, все пропитанное вечерними лучами, похожее на округлую гору, которая откололась от какой-то планеты. От одной из разноцветных планет, которые вращались во вселенной Симки и Мика.
Симке стало легче — от вечернего света, от прохлады, от тополиного запаха. А главным образом — от его, Симкиного, решения. Он твердо знал, что сейчас сделает. Не будет больше маяться, а пойдет к Мику и скажет: «Мик, я сделал ужасное свинство. Но это первый и последний раз. Прости ты меня, пожалуйста!» Стыдно? Ну и пусть! Терпи, если заслужил! Да и… не стыдно уже. А страшно.
Почему страшно-то?
Симкина решительность опять увяла, шаг замедлился.
Страшно, что Мик не простит. Может, пробормочет что-нибудь вроде «да ладно, чего там, ерунда» и будет смотреть в сторону, и станет понятно, что обида у него — навсегда. Или просто повернется спиной… Или отцепит стеклянный значок и протянет Симке: «Забирай свой подарок»…
Но даже если и так, то не будет тянущей душу неясности и тоски.
«А куда она денется, тоска-то?» — сочувственно спросил Который Всегда Рядом.
Симка понимал — никуда не денется. Если Мик отвернется…
А почему обязательно отвернется? Ведь другой Мик, который из сказки, простил своего друга Луи, хотя тот ой-ёй-ёй как был виноват!
«Но Луи был герой. Он, как лев, дрался с пантерами и гиенами, — напомнил Который Всегда Рядом. — И он был смертельно ранен. Такого-то можно простить»…
Да, Симка был теперь в своих мыслях не Миком, а Луи. Виноватым, бестолковым, но честным. Он остановился. Выход был прост. Но где и какой подвиг мог немедленно совершить Симка, чтобы искупить свой грех?
Спасти кого-нибудь на пожаре? На каком и как? (Эх, если бы можно было оказаться рядом с горящим домом Сони и если бы он горел сейчас и здесь!)
Прыгнуть с водонапорной башни с самодельным парашютом?
Заступиться за какую-нибудь девочку перед шпаной и быть избитым до полусмерти в неравной справедливой драке?
Симка знал, что ничего такого не случится.
