Мушкетер и фея (сборник) - Крапивин Владислав Петрович (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений .TXT) 📗
— Луи, давай влево! Мы обойдем их с тыла!..
Слева была особенно густая чаща. Но что она могла сделать с Миком и Луи? Шипы, колючки и ядовитые жала были не страшны прокаленным солнцем, испытанным водой, огнем и медными трубами гибким телам (точнее говоря, труба была лишь одна и та фанерная, но это уже мелочи).
— Мик, это, кажется, львы!
— Не будем трогать, если не нападут сами!
— А вон там опять гиена! Зализала раны, зараза!
— Окружай ее!..
Но не всегда они охотились на хищников и воевали.
Иногда интереснее было мастерить топоры и луки и придумывать планы будущих экспедиций. Сидели в гамаке и на топчане, мастерили и придумывали. Звенел солнечный день. Стеклянно трещали кузнечики. Покрикивали соседские петухи. На дворе теперь всегда стояла тишина. Соседи, кроме Треножкина, были люди спокойные и к тому же с утра до вечера — на работе. А с Треножкиным вскоре после взрыва мотоцикла случилась новая беда — его забрали на военные сборы. Жена причитала, что хотят отправить на Кубу помогать тамошним революционерам, но это была, конечно, несусветная чушь. Отправили в Сухую Елань, в сотне километров от Турени.
— Не хватало еще кубинцам такого идиота. Он там в штаны наложил бы, — сказал непримиримый Мик.
— А он раньше не был на войне? — спросил Симка. — Я думал, он на фронте контуженный.
— На каком фронте! Он тогда еще по годам был недоросток.
— А откуда трофейный мотоцикл?
— Мало ли откуда. Купил где-то. Наспекулировал небось. Шкура такая…
Жена Треножкина, оставшись одна, ни с кем не скандалила, говорила с соседками сладким голосом…
Впрочем, о Треножкине почти не вспоминали, были дела поинтереснее. Кроме игры в Мика и Луи, придумали еще одну — в разноцветные планеты. Эта игра не требовала беготни и жарких боев с воображаемыми врагами. Можно было сидеть, разглядывая в альбоме Мика яркие планетные шары, и фантазировать так, что Жюль Верн и авторы «Страны багровых туч» лопнули бы от зависти.
Не сходя с места, Симка и Мик отправлялись в межзвездные путешествия.
Путешествовали не на ракетах. С помощью фантастического приспособления они протянули от планеты к планете «воображательные» туннели. Похожие на переплетенные стеклянные трубы. Из этих труб могучими «вселенскими» машинами выкачали не только воздух, но даже всю пустоту мирового пространства. А раз не осталось пустоты, не осталось и расстояний. Если же нет расстояний — до любой планеты рукой подать…
На планете Кукурузе они помогли местным жителям, оранжевым человечкам, построить железную дорогу с солнечными двигателями и город из синего стекла. На Легенде победили и выгнали в космос зловредных щерозубов, похожих на мелких змеев-горынычей, только с вонючими воздушными шарами вместо крыльев и с антеннами на хвостах. На Юноне открыли подземный город с сокровищами и следами древнего мира…
Красный мяч тоже был планетой. На ней жили сами Симка и Мик.
Планета лишь издалека, из космоса, казалась красной, потому что так отражала солнечные лучи. А на самом деле она была разноцветная. Хватало, конечно, покрытых алыми маками и сплошной земляникой лугов, но плескались там и океаны с «изгибами зеленых зыбей», и шумели малахитовые леса, и сверкали «серебряные и жемчужные» скалы. А на Северном полюсе (где не было льда и стояло сплошное лето) возвышалась медно-золотая башня. Что спрятано в этой башне и какие на планете обитатели, надо было еще придумать. Не все сразу…
Не всегда были игры. Хватало и других дел. Не обязательно веселых. То у Станислава Львовича опять хворь и надо сидеть с ним и бегать в аптеку. То снова, как в мае, — перебои с хлебом, и приходится с утра и до обеда торчать в очереди вместе с сердитыми бабками, которые только и знают шипеть на ребят: «А ну тише, вам тута не качели-карусели» или «Чево трешься-то, ты перед нами вовсе и не занимал. А ишшо пионер, наверно…» И самое обидное, что магазины разные — у Мика в конце Заовражной, а у Симки на Ялуторовской улице…
Ввели какие-то дурацкие талоны, стали давать хлеб по килограмму на человека. И это при каждодневных рассказах радиодикторов, как улучшается жизнь советских людей, и рассуждениях Никиты Сергеича о-близком коммунизме…
Когда мама задерживалась на работе, приходилось идти в ясли за Андрюшкой и возиться с ним дома. Андрюшка после больницы был сперва покладистым, а когда пошел в ясли, стал вредничать. Дома порой закатывал капризы из-за пустяков. Тогда Симка говорил маминым голосом: «Что, переходный возраст начинается? Не рано ли, сокровище мое?» Андрюшка испуганно умолкал…
В общем, жизнь есть жизнь. Но даже и в трудные дни удавалось выкроить время, сбежаться, вновь затеять что-нибудь интересное. И тогда получался настоящий счастливый коммунизм — нынешний, а не будущий.
И почти ежедневно, чаще всего утром, Мик показывал новый сказочный рисунок. И когда он успевал рисовать!
Наконец рисунков набралось три десятка, и… наступил август.
Август, как известно, время ожидания школы. По правде говоря, не очень радостного ожидания. Все время считаешь: «Вот осталось три с половиной недели… Вот три… Уже всего две с половиной…» Потом утешаешь себя: «Ведь еще целых две недели…»
Мама купила новую школьную форму: длинные серые брюки и пиджак. В общем-то ничего форма, ладная такая, не то что прежняя, мешковатая, с гимнастеркой. Но пока на нее даже глядеть не хотелось. Хотелось прежнего лета. А оно уже не было прежним. Набегали иногда пасмурные деньки, а при солнце появлялись облака с серыми плоскими «животами» — предвестники зябкой поры. Никаких намеков на белые ночи не было теперь и в помине, ночью небо делалось темно-синим и звездным.
Когда Симка отпрашивался к Мику ночевать, они лежали на дворе, навалив на себя по два одеяла и еще какие-нибудь старые пальто (без этого было уже холодно), и разглядывали созвездия. И спорили, где какое. Или выбирали для своих планет звезды — чтобы сделать их солнцами.
А однажды Станислав Львович раздобыл где-то и подарил мальчишкам половинку полевого бинокля. Теперь можно было сколько хочешь разглядывать разбухшую желтую Луну. Правда, этот монокуляр не приближал Луну так сильно, как телескоп, зато она виделась без всякой размытости, дрожания и бликов. Прямо как на той фотографии, что была у Мика в журнале.
Иногда из мезонина спускался Станислав Львович и тоже смотрел на «этого спутника влюбленных и лунатиков».
— Да, скоро, братцы, по нему уже будут топать люди… Только станет ли от этого человечество умнее?
Симка и Мик были уверены, что станет. Дед не спорил. Переводил разговор на что-нибудь другое. Например, на рисунки Мика.
— Жаль, что их никому не покажешь. По-моему, знающие люди сказали бы, что у тебя талант…
Показать рисунки удалось, но гораздо позднее, через тридцать лет. На персональной выставке театрального художника Дмитрия Семенова. Там был специальный раздел — «Из детских лет». Газета «Культура» писала, что «еще в школьную пору Дмитрий Анатольевич проявлял незаурядные дарования и демонстрировал…» ну и так далее. Жаль, что Станислав Львович уже не узнал о такой оценке юных талантов внука.
Больше всех Станиславу Львовичу нравился рисунок, где черный Мик на фоне разноцветного облачного заката сидит на корточках, держит в ладонях пичугу и пытается согреть ее дыханием.
— Картинки твои, любезнейший внук, для меня просто лекарство, — говорил дед, перебирая листы. — Видишь, я и дышать легче стал.
— Вот и дыши, — ворчливо ответствовал Мик. — И не вздумай опять запасаться папиросами. И ничем другим…
— Строг ты у меня, дитя мое…
Мик придумал новую игру. Он заявил, что на Красной планете живут хенды и хохи.
— Это кто такие? — опешил Симка.
Мик объяснил, что хохи — довольно вредные существа. Вроде сердитых гномов и оставшихся без приюта домовых. А еще всякие мелкие черти, лешие и вышедшие на пенсию ведьмы.
