Мушкетер и фея (сборник) - Крапивин Владислав Петрович (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений .TXT) 📗
— По-моему, громадный, как туча. Такой он, весь клубится, и в нем перемешаны всякие листья и клочья… А сквозь эту мешанину проступает лицо. Большущее такое, и глаза горят…
— Похоже… — шепнул Мик и шевельнул плечами, будто страшновато сделалось.
Потом спросил еще:
— А кто такой Буссенар?
— Писатель был, француз. Я его книжку читал, брал в библиотеке. «Капитан Сорвиголова». Про мальчишек, которые чуть постарше нас. Они воевали за свободу буров… Интересная…
А на середине поэмы Мик вдруг заинтересовался:
— Когда же это всё было? Сперва кажется, что в старину, а потом там про аэроплан, про небоскреб, на который был похож утес обезьян…
— Тетя Нора говорила: в начале века. Значит, лет пятьдесят назад…
— Это когда дед и его друг были как мы сейчас… А как ты думаешь, у Луи был матросский воротник?
Симка удивился неожиданному вопросу:
— Не знаю… Может быть. Написано, что на нем белый наряд. Конечно, это мог быть матросский костюм.
— Ну да! Тогда многие мальчики их носили. У нас карточка деда есть, когда он еще не был реалистом. Он в таких, как у меня, штанах и в белой матроске с галстуком… Даже не верится, что дед.
— Наверно, на тебя похож? — Симка вспомнил улыбку Станислава Львовича.
— Да!.. Ну, давай дальше! Или ты устал? Тогда могу я…
— Не устал… А тебе не надоело слушать?
— Что ты!
И Симка читал дальше. И порой казалось, что вернулся Ленинград…
Симка не помнил, как читала «Мика» тетя Нора — с выражением или без. Он тогда просто ощущал ритм стихотворных строчек, и это было похоже на жужжание киноленты, которая крутит перед глазами удивительный фильм. И теперь этот фильм снова прокручивался в голове. И, конечно, не было в Симкином чтении никакого артистического мастерства. Наоборот, была, наверно, звонкая монотонность. Но Мик слушал неотрывно. Может быть, тоже видел кино?..
Отблески солнца погасли на крышах. Строчки на бумаге были еще различимы, но уже мутновато. Симка включил на столе лампу, повернул в сторону окна эмалированный абажур. Волосы Мика медно заискрились. Он нетерпеливо шевельнул плечами:
— Давай дальше.
…Наконец история про африканского Мика кончилась. Симка перевернул на коленях последний лист самодельной тетради. За окнами была настоящая белая ночь со слюдяными проблесками. Где-то далеко-далеко радиола играла песню про голубку.
Помолчали. Мик почесал щеку о кисть руки и тихо сказал:
— Такая хорошая сказка. Прямо все как… совсем живое. Только жалко…
— Что жалко? — слегка ревниво откликнулся Симка. Ему не хотелось, чтобы Мик нашел в этой сказке хоть что-то плохое.
— Многих жалко, — вздохнул Мик, не поднимая головы. — Луи погиб, жаворонок погиб… Отец Мика погиб… Непонятно, почему Мик простил этого… Ато-Гано. Тот убил его отца…
— Он убил его в бою, в честной схватке. И он не знал, что это отец Мика… А Мик его простил, когда тот сделался уже старый и слепой. Пожалел…
— Я бы, наверно, не смог пожалеть…
— Потому что ты не такой Мик… — осторожно сказал Симка. И тут же забоялся: не обидел ли «не такого Мика»?
Но тот сразу согласился:
— Ясно, что не такой, куда мне… Если сравнивать, я, наверно, больше похож на Луи. Тоже бестолковый и безалаберный. Но, конечно, не такой храбрый, даже наоборот…
— По-моему, ты зря на себя наговариваешь. Про свою боязливость…
— Ничего не зря. Я бы ни за что не решился в джунгли сбежать. Потому что все время бы думал: что там с родителями делается? И с дедом… А Луи глазом не моргнул.
— Это вовсе и не смелость, а дурость, — убежденно заявил Симка. Потому что тут же представил, как он удирает в Африку, а мама с Андрюшкой остаются одни…
Подумал и добавил:
— Но все же Луи мне нравится. Он совсем не важничал перед Миком, хотя тот был черный раб, а он белый богач… И он не дрогнул в бою с пантерами, дрался до конца.
— Вообще-то он хороший, — согласился Мик. — Зря только ему хотелось воевать…
— Начитался Буссенара… Я когда про капитана Сорвиголову прочитал, мне тоже хотелось схватить винтовку и бах-бах… Мы с одним мальчишкой целый день потом играли среди бурьяна в такую войну…
Симка не стал уточнять, что играли они с Климом Неговым, с которым потом раздружились.
— Давай ложиться. Смотри, час ночи уже… — Он кивнул на ходики, и те сразу застучали громче и отчетливей.
Выключили лампу, улеглись в постели. Мик подребезжал раскладушкой и заговорил опять:
— Все-таки Луи не был другом Мика, да? Мик был его другом, а он — нет… Он Мика бросил…
— Да… Но все же, если бы Луи увидал, как на Мика нападают враги или хищники, он бы сразу кинулся на помощь. Думаешь, нет?
— Кинулся бы, да! Это правильно… И они вдвоем всех бы победили. Потому что, когда двое, силы и храбрости тоже в два раза больше.
— Может, и не в два, а в двадцать два, — сказал в светлых сумерках Симка и почему-то смутился.
Мик снова поскрипел раскладушкой.
— А больше всех жалко жаворонка. Луи, он все-таки не совсем погиб, а оказался у этого… у архи… стра…
— Архистратига Михаила. И там он, наверно, скучал по Мику.
— Наверно… А жаворонок погиб совсем… Если бы он упал ко мне, я бы взял его в руки и дышал, дышал на него, пока не оживет…
— Может, и Мик дышал, только про это не сказано.
— Может быть… Сим, а я на Мика в одном деле был немного похож…
— В каком, Мик?
— В прошлом году, в пионерском лагере. Я первый раз в лагерь попал, и… ну такая тоска взяла, особенно в первые дни. До того домой хотелось, что… даже слезы из глаз. Уйду куда-нибудь к забору и сижу там в репейниках. А потом познакомился с собакой, с Пиратом. Он был дяди Коли, сторожа. Большой такой, косматый и злющий, на всех гавкал, не подпускал. А меня увидел и вдруг хвостом замотал. Гавкает, но не сердито, а будто ждет… Я и подошел…
— А говоришь, что боязливый…
— Не, я собак не боюсь. Я подошел, сел рядом, даже обнял его… Наверно, как Мик павиана… А он мне стал щеку лизать… Я с тех пор к нему все время приходил. Сидел и рассказывал что-нибудь, а он слушал… и вздыхал почему-то…
— А сторож тебя не гонял?
— Нет. Наоборот, говорил: ты приходи почаще, а то ему скучно одному на цепи…
— А потом?
— Потом я к лагерю привык, конечно, а к Пирату все равно бегал каждый день. А когда пришлось уезжать… он завыл даже, потому что понял, что я пришел прощаться. А я… тоже чуть не завыл…
Мик замолчал и стал дышать ровно, и Симка решил, что он засыпает. И самого его стала окутывать дремливость, в которой шевелились уже черные листья и лианы с проблесками луны… И вдруг Мик сказал:
— У вас дом такой же, как у нас. Живой. Кряхтит во сне от старости…
— Ага, он такой… — И Симке вдруг подумалось, что Мику, наверно, страшновато в этом хотя и в «таком же», но все же не в своем доме, в этих сумерках, которые разделяются на секунды отчетливыми ходиками.
Симка встал и придвинул раскладушку вместе с Миком вплотную к дивану. Мик не удивился и ничего не сказал. Только задышал громче, благодарно так.
Помолчали. Погудел на реке буксир, дохнуло в окно тополиным ветерком.
— Симка…
— Что, Мик?
— А давай покажем эту сказку деду… Или нельзя?
— Конечно, покажем!
ТЕЛЕСКОП
Тетрадь с «Миком» несли они, словно тайное донесение через границу, секретный документ. Симка специально надел под ковбойку майку, засунул тетрадь под нее, прямо к голому животу, а ковбойку завязал на животе узлом — для надежности. Мик шел рядом и покачивал в руках красный мяч — будто это была старинная круглая граната, которую можно взорвать, если нападут враги.
Никто не нападал. Но все же к Заовражной улице Симка и Мик снова пошли руслом Туреньки и ее притока — словно скрывая следы.
На середине пути тревожиться надоело. Мик начал дурачиться: бросал далеко вперед мяч и ждал, когда течение принесет его к ногам. Симка похлопывал снятыми башмаками по коленям и мурлыкал:
