Мушкетер и фея (сборник) - Крапивин Владислав Петрович (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений .TXT) 📗
Мама обмолвилась, что ей нравится «Василий Теркин». Нора Аркадьевна пожата плечом:
— Ну, что же…
— Вы хотите сказать, что это плохая поэма? — слегка взвинченно спросила мама. Опустила в кроватку уснувшего Андрюшку и повернулась к Норе Аркадьевне «всем фронтом».
— Отнюдь. У нее немало достоинств. Прежде всего ее, так сказать, массовость и доступность. Но… у каждого свой вкус. Я не люблю поэзию, которая пахнет кирзовыми сапогами. А кроме того, я не могу простить Твардовскому, что он предал Пастернака.
— Возможно, его вынудили обстоятельства, — осторожно сказала мама.
— Ну разумеется! От стремления приспособиться к обстоятельствам и начинаются все на свете подлости… Кстати, через месяц после своего гнусного письма Борису Леонидовичу Твардовский и компания направили почти такое же Паустовскому. В столь же хамском стиле. По поводу повести «Время больших ожиданий». Этот случай мало известен, потому что письмо не публиковалось. Правда, с Паустовским дело не выгорело, его повесть, которую выкинул «Новый мир», вскоре напечатал другой журнал…
Симка ничего не понимал в этом споре. Но он читал книжку Паустовского «Далекие годы», и она ему очень нравилась. Поэтому он ощутил к Твардовскому нечто вроде хмурого недоверия. Но мама в этот момент сказала:
— Если человек в чем-то случился не прав, не значит, что надо зачеркивать его талант. А кирзовые сапоги… вы же сами знаете, в них воевала вся страна.
— Естественно, — кивнула прической с волосяными калачами Нора Аркадьевна. — Но я не вижу здесь предмета для поэзии… Впрочем, я совершенно не склонна опровергать вашу точку зрения, но позвольте и мне, Анна Серафимовна, остаться со своей…
После этого она сухо попрощалась и ушла.
Теперь Симка был, конечно, опять на маминой стороне и сказал, когда закрылась дверь:
— Какая вредина!
— Не говори глупости, — насупленно отозвалась мама. — Каждый имеет право одних поэтов любить, а других не любить… Нора Аркадьевна замечательная женщина. Ты же ничего про нее не знаешь. В этих самых кирзовых сапогах она в войну прошагала от Москвы до Германии…
И Симка узнал тогда от мамы, что дядя Саша и Нора Аркадьевна ушли на войну в один день, в июле сорок первого года. Оба добровольцами. Брат и сестра надеялись, что им посчастливится воевать вместе. Но военное начальство распорядилось иначе и разбросало их по разным местам. Дядя Саша попал в артиллерийскую разведку, а Нора Аркадьевна сперва была зенитчицей, а потом радисткой в разных штабах и в каком-то спецбатальоне. Однажды попала в плен. Правда, очень скоро ее освободили, и она воевала дальше, получая боевые медали. Но в сорок восьмом году, когда она жила под Москвой, ее арестовали — за то, что когда-то оказалась в недолгом плену! — и выслали в Турень. Хорошо еще, что не посадили, как многих! Брат поехал за ней и стал здесь охотоведом.
Четыре года назад, когда разоблачили культ личности Сталина (который, как стало известно, ни за что сажал в тюрьмы и лагеря миллионы людей), Норе Аркадьевне сказали, что она ни в чем не виновата. Но она уезжать из Турени не стала, решила остаться поближе к северным местам, где ходил с экспедициями ее младший брат Саша.
Симка слушал маму с пониманием. Кое-что о таких делах он знал и раньше. Ведь и отец Игоря до войны пострадал из-за этого самого культа…
На Нору Аркадьевну с той поры Симка смотрел более благосклонно. В ее некрасивости ему стала чудиться даже некоторая симпатичность.
В начале прошлого года Нора Аркадьевна пришла с деловым видом и сказала, что на днях уезжает в Москву и Ленинград. Проведать друзей и повидать любимые места. Недели на две. И, если Анна Серафимовна не возражает, можно было бы взять в поездку Симу. Мальчику для его развития полезно посмотреть на столичные города и памятники культуры.
Мама сперва, конечно, возражала. Ну как же так! Лишних денег нет нисколечко, и она не может допустить, чтобы Нора Аркадьевна брала такие расходы на себя.
Та с достоинством возразила:
— Сима брат Андрюши и, значит, в какой-то степени мой племянник. По-моему, вполне естественно, если я хотя бы раз в жизни позабочусь о нем. И кроме того, Анна Серафимовна, я должна признаться, что в моем плане есть немалая доля эгоизма…
Мама глянула на нее с опаской.
Нора Аркадьевна разъяснила:
— Про Льва Толстого рассказывают, что однажды, собравшись путешествовать по Альпам, он взял в спутники мальчика. Чтобы в пути можно было о ком-то заботиться и меньше тревожиться за себя. Я беру пример с классика…
Мама хотела еще что-то возразить, но увидела умоляющие Симкины глаза и сдалась. В самом деле, когда еще выпадет сыну такая счастливая возможность? Москва, Ленинград… До сих пор он выезжал из Турени только раз — в соседний городок Ялупаевск, с братом Игорем, когда тот ездил навестить приятеля…
Поездка заняла две недели, а запомнилась, будто долгое-долгое путешествие. Из нее Симка привез свой любимый стеклянный значок.
…Именно этот значок он сжимал в кулаке утром, когда проснулся после ночной истории с тайником.
Хотя надо сказать, что ночью Симке снилось не путешествие. И не тайны, связанные с бутылкой и старинным планом города. И не вчерашние приключения с пустотелой линзой и пароходом «Тортила». Ему приснилось (уже не первый раз), что он запущен в космос в наглухо запаянном шаре-спутнике и с отчаянной тоской смотрит в крохотный иллюминатор на далекую голубую Землю. Никогда он не вернется в свою Турень, не увидит маму и Андрюшку! Даже ни единой земной травинки не увидит! Хотя бы сделать напоследок глоток настоящего свежего воздуха, который пахнет прибрежной полынью и влажным песком… Но воздух в железном шаре пахнет почему-то ацетонным клеем и становится все тяжелее, не продохнешь. Скоро конец. Вот так же, наверно, кончала свою жизнь собака Лайка.
Рвануться бы, крикнуть: «Я не хочу! Зачем меня сюда засунули! Не имеете права!» Но это абсолютно бесполезно. Никто не услышит. И к тому же этот спутник все равно не приспособлен к возвращению на Землю. Скоро он войдет «в плотные слои атмосферы» и сгорит, как метеор… Что страшнее: задохнуться или сгореть заживо? Господи, какая тоска!..
Кто-то стучит снаружи по обшивке. Встречные метеориты? Похоже, будто ворона клювом по железной крыше. Живой кто-' то… Спутник вдруг делает резкий рывок, в теле исчезает тошнотворная невесомость, вместе со своей круглой тюрьмой Симка падает на что-то упругое, шар подскакивает. В окно ударяет зеленый свет!
Люк откидывается со ржавым скрипом. В него опускает голову Соня. Роняет рыжую панамку.
— Ты живой? Вылезай, пока опять не запустили!
Симка отчаянно рвется наружу, сбивает о край люка колено (как вчера в щели забора). Прыгает в мягкую траву с синей россыпью колокольчиков. Они с Соней хватают друг друга за руки и бегут сквозь эту траву к вырастающему на горизонте городу. Боже, какое счастье…
Прежде всего Симка снова осмотрел бутылку. Со всех сторон и на просвет. Да, она была совершенно пуста. Потом он поизучал старинный план Турени. Затем повторил опыт с большой и маленькой линзами («Получится телескоп? — Получится»!).
Отнес маме с Андрюшкой передачу и узнал, что их выпишут через шесть дней. Ура! (Хотя лучше бы через два или даже завтра.)
И после этого он занялся главным — отправился на разведку в места, отмеченные крестиками на плане.
Увы, разведка не дала ничего интересного.
В том ответвлении лога, где оказался Симка (впервые в жизни), все было обыкновенно. Журчал в осоке ручей — приток Туреньки. Под откосами громоздились в бурьяне мусорные кучи. Пахло разогретым полуденными лучами чертополохом. Поверху тянулись одинаковые серые заборы. Место, обозначенное на плане (который Симка рассматривал, время от времени таинственно вынимая из-под ковбойки), тоже было скрыто забором.
Симка поднялся по откосу, раздвигая плечами репейники. Забор как забор. Щелей не было. Симка прошел шагов двадцать, дощатая ограда повернула под острым углом, Симка оказался в проходе с травянистой тропинкой. Увидел в заборе калитку. Она была приоткрыта. Симка заглянул.
