Тайна графа Эдельмута - Мелкумова Анжелина (книги хорошего качества txt) 📗
На улицах города Альтбурга было темно и пусто. В свете луны белел снег на крышах, карнизах и деревянных изображениях святых. На улице Скорняжников дорогу всаднику поспешил перебежать тощий черный кот.
Вот, кажется, и приехали. Улица Безлуж. Бартоломеус постучал в дверь знакомого дома Ханса-горшечника.
— О-о… О-о… — восклицал Ханс, светя фонарем в темноту.
— Золотой мой Ханс, мне нужен приличный костюм. Не в пример тому, что ты видишь на мне. Завтра у меня важный визит. А пока что пристрой Белого, — Бартоломеус кивнул на коня, — и дай мне, наконец, войти.
Войдя, Бартоломеус хорошо поужинал и хорошо соснул. А наутро примерил заказанный костюм.
Остался доволен. То, что и требовалось — как раз для графа-странника. Не богатый, но элегантный — из тех, что носят младшие сыновья дворянских семей: черные шерстяные чулки, короткий бархатный кафтан, кожаный пояс с позолоченной пряжкой, длинный шерстяной плащ с опушкой из лисьего меха.
Одевшись и натянув сапоги из мягкой приятной кожи, Бартоломеус вытащил из сумки зеркальце. Подмигнул отражению своей любимой головы. И сняв ее бережно, поменял на другую — графа Эдельмута.
Снова взглянул в зеркало.
Глядел долго и пытливо.
Глядел так и этак. Что-то не то. Некая непохожесть…
Покусал задумчиво губу. Что же именно?.. Наконец понял.
Губы сжались в прямую линию. Глаза прищурились. Брови надменно поползли вверх.
Вот. Вот оно, выражение. Теперь он действительно брат-близнец графа Эдельмута.
Снова спрятав графскую голову в сумку, Бартоломеус позавтракал. Затем спустился во двор и оседлал Белого.
— Прощай, Ханс.
— Мы еще увидимся, господин Бартоломеус?
— Как тебе сказать? Не знаю…
Тронув коня, он выехал на улицу Безлуж. Ярко светило солнце, на булыжной мостовой таял снег.
Остров, на котором стоял замок Наводе, располагался не в самой середине озера — а ближе к одному из берегов. С этим-то берегом его и связывал мост. Мост был не постоянный, а перекидной. Утром его перекидывали на цепях от замка к берегу, а ночью снова поднимали — так что между замком и берегом появлялась широкая водная гладь.
Было не то что утро — уже давно перевалило за полдень, когда всадник на белом коне, оставляя грязные следы копыт на тающем снегу, подъехал к мосту.
Подъехал, постоял, спешился.
— Один Бог знает, какая участь нас с тобой здесь ожидает, Белый. Тебя, в худшем случае — жизнь человеком. А вот меня…
Вздохнув, взял коня под уздцы и зашагал по мосту.
Бумм! Бумм! Бумм! Бумм! — гулко прозвучали удары дверного молотка.
Тишина. В ожидании Бартоломеус оглянулся на заснеженный лес за спиной. Еще не наступила пятница, назначенная Шлавино — четырехдневный путь верхом он проделал за два дня. Можно было так и не спешить. Но он сгорал от волнения за Эвелину. Живали она еще?
Бумм! Бумм! Бумм! Бумм! — забарабанил вновь молоток.
Зарешеченное окошко в двери отворилось. Мигнули два глаза.
— Открывайте! Граф Эдельмут! — крикнул в окошко Бартоломеус.
Замки поспешно заскрежетали.
Отвернувшись, он провел руками по лицу. Губы сжались в прямую линию, глаза прищурились, брови надменно изогнулись вверх…
Глава 3
Про три черных шарика, помощь Пресвятой Девы и песочные часы
Знакомый замковый дворик, отделенный от хозяйственных построек каменной стеной. Увитые плющом стены, высокое крыльцо… При воспоминании о Вилли Швайне у Бартоломеуса защемило сердце.
Массивная дверь, обитая сплошь железом, отворена. Широкий, но темный и холодный коридор ведет во внутренние покои.
— Я восхищен вашей поспешностью, — говорил Шлавино. Он шел впереди и самолично нес факел. — Честно говоря, не ожидал ваше сиятельство так рано. Какая любовь к дочери, какая поистине…
— Что с ней?
— А вот и она сама!
В темноте полукруглой ниши скрипнула дверь. В просвете показалась маленькая фигурка в белом платье.
Сердце Бартоломеуса сжалось. Оттого ли, что самые мрачные предчувствия не оправдались, или оттого, что девочка, стоявшая в двери, была до боли хрупка и худа: еле верилось, что это…
— Эвелина! — Бартоломеус сделал несколько быстрых шагов к девочке и опустился на колени.
— Отец! — ахнула Эвелина. Большие темные глаза ее заполнились слезами. — Отец! Вы приехали… из-за меня?
— Конечно… — Бартоломеус осторожно обнял ее — как обнял бы отец. Ох, какая она была хрупкая и слабенькая! — Вам лучше, дитя мое?
— Да, лучше, намного лучше! — сияя, уверила девочка. Она крепко обняла его за шею. — Но вы… все же напрасно сделали, отец, что приехали! Он… граф Шлавино… он ужасный человек!
Зажмурившись, девочка еще крепче прильнула к «отцу» — как будто желая спрятать его от Шлавино.
— Ничего. Все обойдется, — улыбнулся Бартоломеус. Повернув к себе лицо Эвелины, он вытер с ее глаз слезы. — Только бы вы улыбались.
Девочка послушно улыбнулась.
— А где Бартоломеус? — спросила она.
— Он? — Бартоломеус усмехнулся, вспомнив про свою голову в седельной сумке. — Он не так далеко.
— Он… — девочка заморгала, вспоминая, — он обещал мне, что мы умрем вместе.
— Какие глупости, — сдвинул брови Бартоломеус. И поспешно поднявшись с колен, взглянул на Шлавино.
— Хе-хе… — Тот улыбался. — Не правда ли — чудо, что она выжила? У этой малышки железный характер. За весь путь в замок она ни разу не пискнула. И все это время отчаянно боролась со смертью. Поздравляю, ваша дочь — истинная дочь рыцаря. Признаюсь, я даже сожалею, что хотел ее когда-то… м-да. Кстати, я дал ей кое-какого снадобья, укрепляющего силы — вы ведь знаете, я врач — и, похоже, оно ей помогло. Итак, граф…
Не двигаясь, Бартоломеус с удивлением глядел на Шлавино.
Отчего-то смущенно кашлянув, Шлавино указал на два низеньких кресла, устланных вышитыми ковриками.
— Итак, граф.
В то время как Бартоломеус устроился в одном из кресел, Эвелина примостилась у его ног.
— Зачем вы хотели меня видеть?
— Вы не догадываетесь? — усмехнулся Шлавино, покачиваясь в кресле напротив.
— У меня есть самые различные предположения на этот счет, — уклончиво признался Бартоломеус. — Перечислять их — дело утомительное и, боюсь, займет время до ужина.
Шлавино снова улыбнулся. Щелкнув пальцами, он подозвал слугу.
Лицо слуги удивительно напоминало морду лошади. А непослушный «ершик», тянувшийся от лба через затылок и на шею — коротко подстриженную гриву.
— Лошан, принеси сахарных кексов и вина.
Низко поклонившись, Лошан вышел.
Ждать пришлось недолго. Почти тотчас после ухода Лошана ковер, прикрывавший вход в залу, приподнялся. Снова возник Лошан — в одной руке блюдо, полное кексов, в другой — графин с вином.
Слуга не покинул залу, а остался у входа, возле висячего ковра. На боку у бедра болтался кинжал.
«Охрана», — подумал Бартоломеус и перевел глаза на графа.
Шлавино сидел, задумчиво глядя на гостей. Внезапно он расхохотался.
— А ведь это — одно из ваших предположений, граф Эдельмут? А? Признайтесь, вы очень не хотели бы попробовать один из этих кексов?
Невольная краска разлилась по щекам Бартоломеуса. А Эвелина в страхе схватилась за руку «отца».
Взяв с блюда один кекс, Шлавино целиком сунул его себе в рот.
— Не бойчещь, — прошамкал он, аппетитно пережевывая, — они не отравлены. А в вине, — протянул он руку к графину — буль-буль-буль! — пролилось вино в бокал, — в вине не растворен соглашательный порошок.
Однако, несмотря на искренность, так и сквозившую в голосе Шлавино, кексами в течение всего последующего разговора угощался он один.
— Итак, граф, вы, кажется, спрашивали, зачем я хотел вас видеть. Само собой, не оттого, что умираю от любви к вашему сиятельству. — Опустошив очередной бокал, Шлавино громко рыгнул. — У нас ведь наметился маленький спор, не правда ли? Ну, кому принадлежит графство. Я предлагаю разрешить его поединком.
