Генерал-лейтенант Самойлов возвращается в детство - Давыдычев Лев Иванович (читать книги бесплатно полные версии txt) 📗
Он забыл даже о том, как будет вести себя с Вовиком. Да и чего тут думать? Они же оба — дети! Договорятся!
Жаль, уважаемые читатели, ах, как жаль, как обидно, иногда и злость, как говорится, берет, что дети не ценят детства! Особенно лентяи и всякого рода безобразники. Ненавижу, скажу прямо, тех, которые, например, обижают маленьких и слабых. Кто в детстве обижателем растёт, тот и взрослым точно таким же будет. Жадюг ещё ненавижу! А как прикажете относиться к тем, кто не уважает стариков и старушек?
Конечно, детство состоит не из одних только радостей, бывает в нём много неприятного и несправедливого. Надо уметь это переносить стойко, достойно, а самое главное: уже в детстве надо привыкнуть, чтобы обязанности твои были тебе не в тягость, а привычным, необходимым и радостным делом. Самая же большая радость — помогать и маленьким, и большим.
Но если бы меня спросили, что наиболее важно не упустить в детстве, я бы ответил: природы. Это простая, но великая истина.
Чем больше человек в детстве связан с природой, чем он ближе к ней, тем раньше он поймёт, что без любви к природе нельзя вырасти человеком, живущим интересной, разнообразной, полной впечатлений и приключений жизнью.
И хотя я, конечно, отлично знаю, что добрые советы от детского ума отскакивают как от стенки горох, но убежден: кто-нибудь к ним да прислушается, и они ему пригодятся.
Вот вам трудно, почти невозможно представить, уважаемые читатели, что и вы когда-нибудь (кстати, годы промелькнут быстро-быстренько!) станете стариками и старушками. И не пришлось бы вам пожалеть с огромным опозданием, что в детстве вы не полюбили природы, значит, жизнь провели без её чудесного влияния, и тут с вами вполне может случиться именно из-за этого беда. Может случиться так, что вы останетесь одни, немощные да ещё и больные. Тут-то природа и могла бы вам помочь. Она отблагодарила бы вас за любовь к ней ещё с детства, принесла бы вам много радостей, забвения от тяжелых дум, облегчила бы ваши недуги и прибавила бы — честное слово! — здоровья и сил!
Но вернёмся к тому, что Илларион Венедиктович, вернее, мальчик по прозвищу Лапа, ранним утром вприпрыжку мчался по городу, уже прикидывая, как бы ему с ватагой сверстников выбраться на природу! Как бы ему поскорее завести собаку, аквариум, певчих птиц! А то всё магнитофоны да проигрыватели! Ведь детство может пройти таким образом, что голосов птиц и услышать не придётся, только диски, диски, диски…
Лужа впереди! Да разве взрослый имеет возможность пробежать по луже босиком хотя бы и в городе?!
А генерал-лейтенант в отставке Самойлов Илларион Венедиктович как затопал по луже, так брызги — во все стороны и вверх, на него самого! Лужа оказалась короткой, и он несколько раз пропрыгал по ней взад-вперёд! И если бы вокруг был не город и не прохладное утро, он бы из этой лужи долго бы ещё не выходил…
От холодной воды он продрог, да и трусики вымокли, и он уже не бежал, а рвался вперёд, чуть ли не летел, забыв даже, куда и зачем несётся. Давненько, более полувека с лишним, он так не бегал!
В нем, во всём его существе сейчас необыкновенно соединились ощущение подлинного детства и наслаждение им старого человека.
Он бежал как в детстве!
Это было настолько удивительно, что Илларион Венедиктович не сразу пришёл в себя, надолго забыл от восторга, кто он такой, что с ним приключилось. А когда он всё это вспомнил, то пошёл шагом.
Именно сейчас он с некоторой тревогой понял, что ничего не имеет права предпринимать, пока не сообщит о происшедшем с ним Ивану Варфоломеевичу, ибо только тот может объяснить, каким образом старик превратился в мальчика и что с ним, мальчиком, может быть. Илларион Венедиктович вспомнил, что всё началось после того, как он в лаборатории изобретателя зверюшек-игрушек выпил стакан воды. А вода ли это была?!
«Стоп! — мысленно приказал он себе, увидев под полосатым тентом на стулике перед столиком сумрачного Вовика. — Запомни: теперь ты только Лапа!»
Илларион Венедиктович сел напротив ставшего ещё сумрачнее Вовика, который посмотрел на него самым недружелюбным взглядом, спросил:
— Ты случайно не Иллариона Венедиктовича поджидаешь?
— Его, его, как раз его! — сразу обрадовался Вовик. — А что?
— Меня Лапой звать, прозвище такое, но я предпочитаю его имени, — по-мальчишески развязно сказал Илларион Венедиктович, тщательно подбирая слова, чтобы речь его выглядела безупречно детской. — Он попросил меня, чтобы я сюда притопал ни свет ни заря и сообщил тебе, если ты, конечно, соизволишь не проспать и придешь, чтобы ты не боялся бандитов. Чтобы к двенадцати был у гаража как штык. А ты не дрейфишь?
— Так ведь я один, — грустно и немного жалобно ответил Вовик, внимательно приглядываясь и прислушиваясь к Лапе. — А они девчонку одну похищать будут, а она просила меня сопровождать её. И ещё она сказала, что предстоит неминуемая жестокая драка. А я драться не умею. Представляешь, что может получиться?
— Илларион Венедиктович категорически настаивал на том, чтобы ты сопровождал Веронику, — ещё развязнее проговорил Илларион Венедиктович, внутренне радуясь, что ни единым словом, как ему показалось, не выдал себя. — Он высказал убеждение, что ты будешь вести себя самым достойным образом и не испугаешься. Учти, что и тебя бандиты по каким-то им одним известным соображениям тоже намерены захватить.
— Me… ме… меня?!?! — ужаснулся Вовик. — По каким таким соображениям?
— Вот это мне неизвестно. Ты, главное, не дрейфь. Илларион Венедиктович принял все соответствующие меры, чтобы с тобой не случилось ничего даже в малой степени неприятного.
— А сам-то он где?
— Ну, мне он не обязан докладывать. Просил пока его не беспокоить. Дня два. Потом позвони. Координаты его у тебя, надеюсь, имеются?
Вовик уныло кивнул и обреченно махнул рукой.
— Да ты что, Вовка, раскис? — как можно веселее спросил Илларион Венедиктович. — В банде у нас свой человек. Это раз. Я сам буду участвовать в неминуемой драке с бандитами. Это два. А дед Робки-Пробки мой старый друг… Ну, не в прямом, естественно, смысле… а так… часто мы встречаемся… Он тоже намерен вмешаться в данную историю. Так что, Вовка, у тебя никаких оснований нет чего-либо опасаться. А Веронике вот слишком-то не доверяйся. Я эту особу знаю.
— Два-три! — пораженный, воскликнул Вовик.
— Что ты имеешь в виду?
— Да это я так. Вдруг футбол вспомнил. А чего ты в одних трусиках и босиком?
— А… а… — замялся Илларион Венедиктович. — Закаляюсь, представь себе! Врачи посоветовали… — И он окончательно замолк, мысленно браня себя.
— Слушай, Лапа! — позвал его Вовик. — А как ты не проспал сегодня?
— Да у меня же многолетняя привыч… — Илларион Венедиктович осекся, раздражённый тем, что никак не может полностью ощущать себя Лапой. — Привычка, знаешь ли. Значит, ты не дрейфь, приходи к гаражу. Всё будет исполнено так, как задумано! Пока!
И, быстро уходя прочь, Илларион Венедиктович голой спиной и, казалось, даже каждой пяткой чувствовал, как недоверчиво и подозрительно смотрит ему вслед Вовик.
«Ну, если так будет продолжаться и дальше, — сердито думал Илларион Венедиктович, — меня, конечно, не разоблачат, но доверия я не завоюю. Придётся мне над своей речью поработать… Теперь следующая задача — купить одежду и обувь. Босиком идти в магазин — в высшей степени глупо. И в одних трусиках… но кто его знает, может, мальчишкам такое разрешается? Главное — быть предельно похожим на мальчишку!»
И он побежал, и старческая озабоченность постепенно исчезала, сменялась детской беззаботностью. По лестнице — тоже бегом!
Дома он самым тщательным образом, хотя и торопливо, нервничая, перерыл, переворошил все шкафы и чемоданы, где могли оказаться внуковы одежды и обувь. Ничего, кроме крошечных тапочек, платьиц, рубашечек…
Машинально сняв трубку зазвонившего телефона и услышав голос Гордея Васильевича, он натужно кашлянул и услышал торопливый рассказ:
