Подмена - Имшенецкий Вячеслав Андреевич (читать полную версию книги TXT) 📗
Узкий луч солнца ударил по гольцам Главного хребта. Сумерки уползли в тёмные ельники. Ожила тайга: затюкал дятел, засвистели синицы. Вокруг останков лошади стали видны следы соболей, колонка, лисицы.
Додоев разбросал снег перед кучей, заглянул внутрь. В темноте что-то увидел: «Тряпка, что ли?» Тимка сразу плюхнулся на живот и залез под завал. Плечами растолкал сухие валежины, протолкнулся вперёд. Груда снега обвалилась ему на спину, но Тимка успел схватить твёрдую тряпку.
Додоев вытащил Тимку за ноги. И узнал находку — Петькина полевая сумка. Они быстро осмотрели содержимое: камушки, образцы пород и складная карта хребта. На шестом квадрате был поставлен восклицательный знак.
Сбросили куртки, стали растаскивать завал. И увидели логово. Вероятней всего, это была брошенная медвежья берлога. Земля сухая. Белые шерстинки от Таниной шапки. Кучка бересты, сломанная спичка с обтёртой головкой. И нож — с берестяной ручкой, который Додоев во время наводнения подарил Тане. Под корягой обнаружили аккуратную пирамидку камней. Додоев развалил её и вытащил свёрточек. В голубом Танином шарфике были завёрнуты комсомольские билеты. На страничках комсомольского билета Таня писала последнюю свою записку. «Обморозились. Сильно заболел Петька. Костёр развести не смогла. Гарновский негодяй. Наверное, погибнем. Передаю тайну государственной важности. Обнаружили третий вариант. Проверьте стенку хребта на участке шесть. Прощайте все. Прощай Родина».
Тут же у костра, мгновенно настроив рацию, Тимка вышел в эфир:
— Я — Норд. Я — Норд. Всем поисковым группам. Обнаружена последняя стоянка в квадрате 19 по карте номер три.
В эфир Тимка прочитал текст. О Гарновском умолчал. И о третьем варианте открыто говорить побоялся. Спокойный голос с Центральной приказал:
— Доложите ваши предположения.
Тимка перевёл передатчик на максимальную громкость. Стрелка, показывающая расход электроэнергии, прильнула к красной точке.
— Я — Норд. Слушайте. Если они могли ещё передвигаться, то пошли по левой террасе хребта. Додоев говорит, что другого пути отсюда нет. Терраса идёт к реке Миренге. Там они могли бы выйти на тропу охотников.
Ещё раз осмотрите с вертолёта левый приток Миренги. Мы с Додоевым сейчас идём к террасе. Там заночуем, а утром спустимся к левому притоку Миренги. Как поняли? Приём.
— Я — Центральная. План одобряем.
Получив Тимкину радиограмму, Сидоров тут же связался по радио с военным» и вторично напомнил о своей просьбе. Выслать двухвинтовой военный вертолёт, который мог бы без дополнительной заправки добраться до Миренги, облететь реку и вернуться без посадки обратно.
Военные ответили, что такой вертолёт уже на подходе к Шалаганову. Штаб экспедиции пришёл в движение. Приготовили тюки с тёплой одеждой, пищу, бинокли. Оставив разгуливающего по больнице Гарновского, пришёл врач с двумя медицинскими сундучками. Для поиска в непролазных местах приготовили собаку Линду.
В полдень над посёлком Шалагановым повисла в воздухе зелёная громадина, похожая на вагон. От гула газотурбинных двигателей тряслись дома, сползал снег с крутых крыш. Вертолёт садиться не стал. По громкоговорителю командир попросил поисково-спасательную команду подняться на плоскую крышу старой деревянной башни. Приняв людей на борт, могучая машина поднялась высоко в морозное небо, превратилась в зелёную точку и взяла прямой курс на Миренгу.
В пятидесяти километрах от Шалаганова командир вертолёта заметил собачью упряжку. На лёгких нартах сидел один человек. Он услышал гул двигателей, поднял голову и остановил собак, потом вскочил на ноги, махая руками.
— Санька Бурмейстер, — произнёс Колёсников, — соболей добывать едет.
Бурмейстер увидел, что вертолёт уходит, сорвал с головы заиндевелую шапку, плавно описав ею дугу, положил на лёд, поднял в воздух и снова положил — и так проделал раз десять. Потом погрозил кулаком уходящему вертолёту.
— Пьяный, что ли? — Сказали из кабины. — Вроде садиться приказывал.
Геологи промолчали. Мысленно они были за сотни километров отсюда, там, где Тимка Булахов и эвенк Додоев искали давно пропавших Петьку и Таню.
В штабе экспедиции дежурил Иван Иванович. Последние тревожные дни неузнаваемо изменили его: похудело и обострилось лицо, под глазами синие круги, сгорбилась спина. Нервными шагами он передвигается по штабу, поминутно выходит на крыльцо. Дверь оставляет открытой настежь, чтоб слышно было, если запищит рация. С тревогой посматривает на небо, снимает шапку, прислушивается. И, кажется, не замечает собравшихся у штаба жителей посёлка. Третьи сутки они приходят сюда. Стоят в молчании, ожидая известий от поисковых групп. Был здесь и Гарновский, но люди его «не замечали» и отворачивались, если он что-то пытался говорить. И он перестал сюда приходить. Сидел в больнице и сочинял объяснительную о напавших волках. Он обвинял Анатолия Васильевича Сидорова за приказ искать несуществующий третий вариант. «Не будь такого приказа, — писал Гарновский, — никто бы и не погиб». Свою объяснительную он послал в Москву. И не знал, что она вернётся оттуда и до нужного времени будет лежать в сейфе начальника следственного отдела контрразведки майора Платонова.
Засигналила рация. Иван Иванович залетел в дом, закрыл дверь на крючок, схватил наушники. Простуженным и уставшим голосом Тимка Булахов докладывал:
— Мы на карнизе. Путь преграждён. Примерно два дня назад здесь произошёл снежный обвал. Лавина снега и камней срезала деревья и снесла в ущелье. Полностью разрушила карниз. В ущелье на глубине видны на камнях пятна, похожие на кровь. В двадцати метрах, не доходя до обвала, нашли остатки костра, не засыпанные ещё снегом. Следы обнаружены только в сторону обвала. Если они всё-таки успели проскочить, то ищите их на реке Миренге. В ущелье спуститься невозможно, стены после лавины совершенно ровные. Ждём указаний. Приём. Иван Иванович машинально повернул рычажок и склонился к рации.
— Ждите на месте. Утром снимем вертолётом. Сами будьте осторожны. Сегодня в семь ноль-ноль выйди на связь, сообщим о поиске вертолётом по реке Миренге и её левому притоку.
Долго сидел Иван Иванович, положив седую голову на деревянную коробку рации. Железные тиски сдавили сердце. Но он заставил себя встать и выйти на крыльцо. Однако не хватало духу сообщить людям страшную весть, только сказал:
— Они могли выйти на Миренгу, вся надежда на вертолёт.
К вечеру в небе послышался гул двигателей. Роняя серебристый куржак, задрожали берёзы. Зелёная машина резко пошла на снижение у пристани. Люди бросились к берегу. Заторопился туда и Гарновский, вышедший из-за угла продовольственного склада. Одет он был уже в пальто и белые бурки. Вертолёт сел поперёк широкой улицы. Люди с надеждой смотрели на зелёную дверцу. Остановились винты. Щёлкнул в тишине замок. Толпа подалась вперёд. Вышел Сидоров, виновато посмотрел на людей, снял шапку и опустил голову. Вышли Колёсников, Бурмаков… и тоже сняли шапки.
Печальную тишину вдруг разорвал жуткий визг собачьей стаи. Люди обернулись. В конце улицы, нахлёстывая запряжённых собак, летел на лёгких нартах охотник Бурмейстер. Он остановил рычащую свору в двадцати метрах от вертолёта и тяжело поднялся с нарт. Шапка, шуба, унты были покрыты толстым слоем морозного куржака. Правую щеку отморозил, белая. Усталой приседью подошёл к людям. Увидал Колесникова, стоящего без шапки, и заорал на него.
— Ты слепой, что ли? Я же показывал вертолёту садиться. Раньше ты, Славик, в таких делах понимал…
От обиды у Бурмейстера задрожала челюсть. Раздвигая людей, прошёл в центр и, не размахиваясь, ударил в лицо Гарновского. От тяжёлого удара Гарновский рухнул.
— В тайге ещё раз увижу, застрелю, — и повернулся к оторопевшим людям. — Петька и Таня у меня в зимовье. Живые. От усталости закачался Саня Бурмейстер и упал рядом со своими собаками. И заснул. И уже не слышал, как люди бережно подняли его, унесли в штаб, положили на тёплые нары. Саниных собак (они уже не стояли, а могли только ползти) одну за другой перенесли в сарай, положили на солому и перед каждой поставили чашку с едой.
