Муха и влюбленный призрак (Муха и тени забытой пещеры; Сокровище забытой пещеры) - Некрасов Евгений Львович (библиотека книг txt) 📗
— У вас посуды нет? — Маша заглянула за плечо моряку. Один стакан со стола исчез, а второй так и стоял грязным.
— Нет, — признался Билли Боне.
— Так я принесу! — Косясь на фотокарточку, Маша подошла к столу и выложила помидоры. Все, что было нужно, она увидела сразу: на фотокарточке у подножия гор стояли незнакомые, не южные дома, с маленькими окнами. Дома для сильных морозов. — Вы на этом корабле плавали?
— На судне, — поправил моряк. — Корабли — военные, а гражданские — суда. Это большой морозильный рыболовный траулер.
— А что за город?
— Мурманск. Знаешь, как там говорят? «Лето у нас бывает, только я в тот день вахту стоял». Вот я и перебрался на юг.
— У вас здесь родственники?
— Нет, я одинокий, — без сожаления сказал моряк.
— Значит, две тарелки, ложку, чашку, вилку, — стала перечислять Маша. — Что еще?
Билли Боне черкнул себя ногтем по горлу:
— Мне и этого вот так!
— А если кто в гости придет?
— Какие гости? Говорю же, я одинокий! — Билли Бонс покосился на стол. Убрав стакан пожарного, он забыл стереть розовые от пролитого вина отпечатки донышка.
— Я вам электрический чайник дам, — пообещала Маша. — А если захотите что сварить, приходите к нам на кухню.
— Да перебьюсь я, — сказал Билли Бонс, а Маша ответила:
— Привыкайте хозяйничать. Нельзя же всю жизнь питаться по столовкам.
А интересная парочка этот пожарный из Сочи и моряк из Мурманска, у которого якобы нет знакомых на юге. Билли Боне не знает, что Маша видела Федю (не сказал ему гость о такой мелочи), вот и старается показать, что никакого Феди не было. Убрал со стола его стакан… Какая у них общая тайна?
Когда Маша вернулась к себе, на кухне сидел Петька и по-свойски пил чай из маминой чашки с розами.
— А я смотрю, дверь открыта, в огороде тебя нет, — как ни в чем не бывало сказал он. — Ты где была?
Не отвечая, Маша погремела посудой, выбрала, что нужно моряку, и понесла в сараюху. Долго злиться на Петьку она не собиралась, но и сразу прощать его было бы не по-женски.
Смеркалось; в сараюхе горел свет. Билли Боне валялся одетым на кровати и читал книжку, обернутую и скучную бурую бумагу. Маша брякнула посуду на стол, он кивнул. Помидоров на столе убавилось: съел без соли. Мог бы и спасибо сказать.
Она пошла домой, и тут вдруг в маминой комнате вспыхнуло окно. Петька стоял, освещенный, как манекен в витрине, и наводил фотоаппарат на сараюху! Стоило Билли Бонсу приподняться на локте, как он заметил бы, что за ним наблюдают.
Не разбирая дороги, Маша рванула к окну по грядкам, добежала и зашипела:
— Положи!
— А че? — Петька взвесил фотоаппарат в руках. — Музейная вещь! Пленка хоть есть?
Не успела Маша влезть в окно, как этот оболтус открыл крышку!
— Была пленочка, да засветилась. Теперь из нее только закладки делать, — виновато сказал Петька. Запустил в фотоаппарат пальцы и стал вытямшать пленку.
— Положи! — рявкнула Маша, подскакивай к нему и вырывая «Зенит». Под засвеченными витками пленки могли сохраниться хорошие кадры.
Петька отдал ей фотоаппарат и отошел, спрятав руки за спину.
— Ты че, Маш?
— Ниче.
— Нет, че! — заспорил Петька. — Ты как неродная. Подумаешь, пленку ей засветили. Небось опять снимала свою Наташку-букашку: «Наташа с Барсиком», «Наташа без Барсика».
— Сядь! — приказала Маша. — В носу не ковыряй! И вообще попробуй одну минуту не шевелиться и молчать!
За неимением гербовой пишут на простой. Так говорит Дед, когда чего-то не хватает. Сейчас Маше не хватало самого Деда. Ее генерал, мудрый и могущественный, улетел неизвестно куда, а ей было страшно одной хранить тайну. И Маша рассказала Петьке про пожарного и Билли Бонса.
— Ну что ж, проделана определенная работа, — одобрил Петька, сразу напустив на себя начальственный вид. — Будем продолжать наблюдение круглосуточно! Маш, позвони моим, скажи, что тебе одной ночевать страшно. Сменяться будем через четыре часа, «собаку» беру на себя.
— Какую еще собаку?
— Так моряки говорят: «собачья вахта» — с двух до шести, когда больше всего спать хочется.
— Ага, а потом будешь спать на уроках и опять схватишь двойку? Нет уж, — отказалась Маша. — Иди домой, а я посмотрю за ним.
— До утра? — недоверчиво уточнил Петька. Ему хотелось по-мужски отстоять «собаку».
— Как он свет погасит, я тоже лягу спать. Куда он денется, ночью-то?
Петька усмехнулся:
— А катакомбы? Там что днем ходить, что ночью — никакой разницы. Зато ночью не нарвешься на Самосвала!
— Первый проблеск разума, — оценила Маша.
— Нет, первый был, когда я подсказал Самосвалу минировать овраги!
— Только не ври, что он в самом деле заминировал.
— Он творчески развил мою мьсль, — уточнил Петька. — Я сегодня бегал на виноградники, к нашему выходу. Там все вокруг посыпано серым порошком — золой, наверно.
— Ну и что?
— А то, что если кто-то копнет или хоть подойдет к выходу, он уже не разложит золу обратно, как было. Самосвал умный, я давно тебе говорил, — торжествующе заключил Петька. Как будто Маша спорила!
Долго уговаривать Петькиных родителей не пришлось. Они даже обрадовались, что их сын попадет в надежные руки: «На ночь? Тебе одной страшно? Конечно, пусть остается. Ты проверь, как он уроки выучил!» Маша была для них живым примером. В смысле: «Почему она учится на „пять“, а ты, оболтус, тройки хватаешь?» Будь у Петьки характер потяжелее, он бы Машу ненавидел.
На огород выходило два окна: маминой комнаты и Дедовой. Маша перетащила свою постель на мамин диван, а Петьке сказала:
— Будешь на генеральской кровати спать. Осознаешь?
Петька раздулся от гордости. Маша не сомневалась, что, оставшись один, он сразу полезет в шкаф примерять мундир Деда.
Спать договорились не раздеваясь, чтобы в случае чего сразу бежать за Билли Бонсом. Петька сказал, что это готовность номер два.
— А номер один? — спросила Маша.
— В боевых машинах, не заводя моторов. Машино дежурство было первым. Выключив
свет, она придвинула диван к окну и поглядывала в «Зенит» без пленки, как в подзорную трубу. Сквозь тюлевую занавеску в домике Билли Бонса была видна рука с книжкой. Время от времени в окошке мелькала вторая рука и перелистывала страницу.
Петька в соседней комнате скрипел дверцей шкафа. Точно, добрался до мундира и вертится перед зеркалом. Через час он пришел, шлепая Дедовыми тапками, и сел у Маши в ногах.
— Не спится. Я вот думаю, Маш: если найдем клад, может, уговорю батю с мамой переехать в Москву? — И Петька стал развивать мысль: — Только нам нужен большой клад. Квартиры в Москве дорогие. Если без роскоши, уложимся в двести тыщ долларов. Мебель — тыщ тридцать, для ровного счета пятьдесят. И тыщ двадцать на первое время, пока батя работу не найдет. Всего, значит, двести семьдесят. Нас четверо, значит, клад должен быть на миллион с хвостиком. Не так уж много, другие больше находили.
— А если найдешь меньше, не возьмешь? — съязвила Маша.
— Возьму, — вздохнул Петька, — но с большим разочарованием.
Потом он вспомнил, что не включил в расчеты машину. Если жить в квартире за двести тысяч, без машины нельзя: соседи засмеют. Петька соглашался на «жигуленок», и не самый дорогой. Его доля
увеличилась еще на десять тысяч, а общая цена бобрищевского клада выросла до миллиона и ста тысяч.
Чтобы машина не ржавела на улице, потребовался гараж (Петр Соловьев не пустой фантазер, а человек бережливый и даже расчетливый). Из тех же соображений бережливости он решил, что лучше сразу купить гараж на две машины: батину и его. Пока одна половина гаража пустует, батя мог бы открыть в ней мастерскую. А что? Он же классный автомеханик!
Когда мастерская расширилась, а цена клада округлилась до полутора миллионов баксов, Маша задремала. И снилось ей, что они с Дедом летят в Америку, а там уже стоят полицейские машины, чтобы схватить Деда и снова посадить в тюрьму. Во сне Дед тал, что его возьмут, но все равно летел, потому что у него был приказ. «Может быть, это часть большого плана, по которому меня и должны взять, — говорил он Маше. — А потом в тюрьме мне передадут, с кем я должен связаться». Самолет пошел на посадку, турбины взревели, Петька захрапел, и Маша проснулась.
