Жесткая проба - Дубов Николай Иванович (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений TXT) 📗
В задушевной беседе юный представитель рабочего класса поведал нам о своем житье-бытье, о том, как проводит наша молодежь время в общежитии, как неустанно работает над собой, повышает свой культурный уровень...»
Дальше, будто бы от имени Алексея, в статье говорилось, что в общежитии скучно, не проводятся беседы и лекции, нечем культурно развлечься: нет шашек и шахмат. В заключение автор добавлял от себя, что «АХО и завкому профсоюза не мешало бы проявлять больше заботы и теплоты о молодом поколении рабочего класса».
В общем, всё было правильно, но говорил Алексей совсем не то и не так, и ему было неловко, как-то даже стыдно читать те слова, которые Алов приписал ему.
Поначалу статья возымела действие. Дня через три комендант, он же завхоз Яков Лукич, выдал тете Даше занавески на окна, а сам принес и торжественно положил на стол складную шахматную доску, в которой побрякивали фигуры.
– Вот, – сказал. – Под вашу ответственность. В случае чего – пишите куда хотите... писатели сморкатые.
– Так это ж не мы, Як Лукич, – сказал Костя Поляков, – это из газеты... А он ещё, между прочим, писал, чтобы проявить побольше теплоты. Как бы уголька, Як Лукич, подкинуть, а?
– У меня не Донбасс, а норма – два ведра в сутки. Не расхлебянивайте дверь, вот и тепло будет.
Ещё через день прислали лектора. Яков Лукич собственноручно открыл запертый всегда красный уголок. Долго ожидали, пока соберутся. Лектор стоял в коридоре и курил, отмахивая рукой дым ото рта. Собралось человек двадцать, почти одни девушки. Ребята заранее сбежали во Дворец культуры: там тоже была лекция, но после неё обещали показать кинофильм, и все надеялись, что будет четвертая серия «Тарзана».
– Что ж, начнем, – сказал лектор и прошел к столу. – Тема моей лекции – «Было ли начало и будет ли конец мира». Итак, приступим...
Он вынул тетрадку, поднес к глазам и начал читать.
Девушки томились. Их совершенно не интересовало начало мира, и по молодости они были твердо убеждены, что никакого конца его быть не может. Они собирались идти на танцы, а тут позвали на лекцию, отказаться было неудобно, а уйти посреди лекции ещё неудобнее. Они томились и шушукались.
В уголке подремывала тетя Даша. Слушать лекцию её не звали, но она должна была запереть уголок, когда всё кончится. Можно было бы попросить девчат, но они могли забыть, и тогда Яков Лукич, который каждое утро обходил пятиэтажку и лез во всякую щелку, долго бы срамил её, а потом повесил бы бумажку с «на вид». Бумажка пустяковая, а там кто её знает... Нет уж, лучше подальше от всяких бумажек! Лучше уж дождаться и самой запереть. Кроме портрета Сталина, стола и скамеек, в красном уголке ничего не было, никто бы этого не украл, а всё-таки береженого, говорят, и бог бережет...
Алов забежал в общежитие, удовлетворенно покивал, увидев занавески и шахматы, записал, какая была лекция. Потом в газете появилась заметка «По следам наших выступлений», в которой говорилось, что культурно-бытовое обслуживание в общежитии резко улучшилось, налаживается культурно-массовая воспитательная работа.
Лекций больше не было, и о них никто не тосковал. Мишка Горев нечаянно прожег папиросой дырку в занавеске. Яков Лукич заметил и приказал тете Даше убрать занавески в кладовую.
– Я – лицо материально ответственное, – в несчетный раз сказал он, – моё дело, чтобы вещь была в целости и сохранности... А на вас разве напасешься?
Никакой материальной ответственности он не нес; если вещь изнашивалась или ломалась, она актировалась и списывалась. Но Яков Лукич не мог видеть равнодушно никакой порчи или ущерба, и так как вещи лучше всего сохранялись в кладовой, он предпочитал оттуда их не выпускать. Обходились так? Ну и дальше обойдутся.
А потом запропастился черный король. Ребята слепили нового из хлеба и даже покрасили его, но Яков Лукич и тут углядел.
– Это что? – спросил он, тыкая пальцем.
– Король, Як Лукич...
– Самоделошный? А где казенный король?
– Закатился куда-то.
– Ага! – зловеще протянул Яков Лукич. – Закатился? Ну, всё! Королей я сам не делаю, короли денег стоят, – сгреб шахматные фигуры и унес.
Тем всё и кончилось, если не считать того, что ещё долгое время ребята донимали Алексея цитатами из статьи. Особенно изощрялся Костя Поляков.
– Слушай-ка, представитель молодого пополнения, поведай нам – нет ли у тебя трешки? А то, понимаешь, шибко охота поработать над собой, а на чекушку не хватает...
Или иногда, облокотившись о стол, он долго внимательно разглядывал Алексея и очень серьезно просил:
– Алеша, у меня к тебе большая просьба: сделай, пожалуйста, энергичное выражение лица... Только понапористей!
Алексей полушутя, полусерьезно тузил и Костю и других, но они только ржали, как жеребцы, и продолжали его поддразнивать, пока им самим не надоело...
...– Так в чем дело, молодой человек? – спросил Алов и спрятал зеленую папку в стол.
Алексей замялся. Этот Алов и теперь мог написать какую-нибудь чепуху... Но, в конце концов, он ведь написал тогда правду? Толку не было, верно. Но сейчас какой, собственно, нужен толк? Напишет правду – и всё. А больше ничего и не нужно. Все, и Витька, конечно, тоже, поймут, что это показуха и очковтирательство...
Слушая Алексея, Алов прикидывал. Конечно, можно бы сделать заметку о дутых передовиках. Тут Горбачев прав, такие есть... Но, во-первых, редактор ругался уже не один раз: «Хватит, понимаешь, этой критики! Надо поднимать дух, воспитывать на положительных примерах, а не критиканством заниматься!..» А во-вторых, в столе лежала зеленая папка. На обложке её каллиграфически была выведена надпись – «Опережая время» и подзаголовок – «Опыт передовика производства В. Гущина». Все листы в папке были ещё девственно чисты, но на них незримо было записано его, Юрия Алова, будущее: деньги, слава и, кто знает, может быть, Киев или даже Москва... И всё может обратиться в ничто из-за этого парня, на которого он не пожалел тогда в очерке своих лучших образов и мыслей...
– Так, так, молодой человек, – сказал Алов, выслушав Алексея. – Хорошо, что ты пришел ко мне... Сам я этого вопроса решить не могу, мы посоветуемся с редактором... А пока – желаю успеха!
Как только дверь за Алексеем закрылась, Алов снял телефонную трубку.
12
Алексей пришел раньше назначенного часа. Он всегда приходил раньше. Не потому, что боялся опоздать. Чтобы без помехи подумать. О ней он думает постоянно. Она во всём. В том, что он думает, говорит, делает. Если бы не было её, всё было бы иначе. Как? Неизвестно. Только совсем иначе. Но она есть. И самое важное, что она – есть. Всё другое тоже важно, но не так, по-особому. А она – всячески. Значит, вот это и есть любовь?
Почему он полюбил именно её? И именно теперь. Не теперь, уже давно – больше года, но все-таки... Раньше ведь не любил. Раньше она ему просто не нравилась. Была просто себе девчонка. Некрасивая девчонка. Угловатая, голенастая, рот большой... И как мальчишка. Сдачи могла дать кому угодно, ничего не боялась. Бояться-то она и сейчас ничего не боится. Только совсем переменилась. Очень красивая стала? Если разобраться, ничего особенного. Глаза? Они и тогда были большущие. И волосы так же поднимались волнистой шапкой. Ну, выше стала, выросла – дело же не в росте. Каким-то непонятным образом угловатость превратилась в стройность и... стремительность. Это что-то такое в лице, в глазах. Они будто всё время летят. Распахнуты навстречу всему. И летят...
Когда-то ему казалось, что лучше Аллы никого нет и быть не может. Смешно. Он её встретил как-то. Она его не узнала или притворилась, что не узнает. Он узнал сразу, хотя узнать нелегко. Дородная, просто толстая женщина. А когда-то была тоненькая, как тростинка. Лицо такое же красивое, пожалуй, ещё красивее. А дальше все поплыло, расползлось вширь, сквозь полупрозрачную блузку видны нависшие складки тела, как тесто, вылезающее из квашни. Кира говорила – она всегда всё знает обо всех, – что Алла техникума не кончила, вышла замуж. За преподавателя того же техникума. Должно быть, он и вел её тогда под руку. Щуплый, маленький. Похоже, что не вел, а держался за неё. Как маленькая лодка за баржой. А она не шла – плыла, толстая, самодовольная тетка...
