Блин и клад Наполеона - Некрасов Евгений Львович (электронные книги бесплатно txt) 📗
– А где вы взяли свои каски?
– В магазине… – Боровковский Леонардо приуныл. – Действительно, с чего я решил, что ты видел Ник-Ника? В магазине любой мог купить каску.
Блинков-младший так не думал. То есть, конечно, МОГ купить любой. Но кто КУПИТ? Зачем? Строителям их выдают бесплатно, а кладоискателей не так уж много. Если спросить в магазине, наверняка окажется, что каски покупают плохо… СПРОСИТЬ В МАГАЗИНЕ! Боровок – город маленький, и продавец, скорее всего, помнит своих покупателей если не по имени, то в лицо!
Теперь Блинков-младший знал, что делать. Если, разумеется, их с Иркой не отправят в Москву.
Дудаков, услышав, что «находку века» можно продать разве что на дверные ручки, потерял всякий интерес к судьбе Ник-Ника. Он увлеченно копался в банках с вареньем, пробуя по ложечке того-другого, и вдруг спросил:
– Виталий Романович, а сколько стоит ваша коллекция?
Боровковский Леонардо поморщился и заглянул в прозрачное окошечко диктофона. Пленка не крутилась.
– Не включай, – предупредил он. – Вообще, Игорь, когда будешь писать, пожалуйста, обойди этот вопрос. А то у нас в районной газете напечатали: «Французские эксперты оценили собрание Шпагина в триста тысяч долларов», и ко мне в тот же день залезли воры.
– Что-нибудь украли?!
– Пытались. Душман их задержал.
– А что, правда коллекция стоит триста тысяч? – не отставал Дудаков.
Виталий Романович помолчал и нехотя ответил:
– Раз в пять дороже… Знал бы ты, Игорь, как тяжело с такой коллекцией! Всякие жуки вроде этих французов ходят, уговаривают продать, запугивают: «Сгорит дом – ни с чем останетесь!». Живу, как сторож. Ночью захочешь форточку открыть – звони на пульт охраны: «Отключите сигнализацию». Вот погоди, сделают в музее ремонт, и я все туда отдам!
– И не жалко будет?! – удивился Дудаков.
– А тебе не жалко печатать в газете свои статьи? – вопросом на вопрос ответил Виталий Романович.
– Но я же для этого и пишу!
– А я для этого и собираю.
У Дудакова перекосило рот.
– Я пишу за деньги. И все люди работают за деньги…
– …Кроме меня? – досказал Виталий Романович. – Теперь я понял. Тебе обидно, что какой-то старый дурак сидит на миллионах, а сам одно пальто носит по десять лет. Вот ты на моем месте пожил бы!
– Да, – признался Дудаков. – Не обижайтесь, но, по-моему, это глупо. Вы могли бы жить в каменном особняке, отдыхать за границей, ездить на «Мерседесе», а вместо этого караулите свои старые железки.
– ОЧЕНЬ старые железки, – уточнил Виталий Романович и снял с витрины пистолет, который сегодня утром рассматривал Блинков-младший. – Например, вот эта железка изготовлена в Париже в 1779 году. По закону я ей хозяин: захочу – продам, захочу – сломаю. Но по совести нельзя распоряжаться историческими ценностями, как нам хочется. Мой прадед еще не родился, а этот пистолет уже был. Меня не будет, а он останется. Какой же я хозяин? Это все равно, что Душманкины блохи сказали бы: «Мы – хозяева собаки». Я только один из хранителей, которых у этого пистолета будут еще сотни! А по-настоящему он принадлежит госпоже Истории. Моя коллекция собрана по здешним лесам и должна остаться в Боровке. Если бы музей мог ее купить, я бы продал. Но музею дают на весь год меньше денег, чем стоит один этот пистолет. Значит, придется мне подарить коллекцию и остаться без «Мерседеса» и отдыха за границей. Я так считаю.
Дудаков сидел со злым красным лицом.
Его переспорили. Но это не значило, что его убедили.
Глава IX
В двух шагах от загадки оранжевых касок
Папа долго решал, куда девать лишних подростков, и в конце концов объявил:
– Господа восьмиклассники, придется вам пожить в Москве одним. Вечером Виталий Романович отвезет вас с Игорем на станцию, посадит в электричку, и езжайте. Дня два-три вы продержитесь и без взрослых, а там видно будет.
«Там видно будет» могло означать что угодно. Или мама приедет из командировки, или Ник-Ник найдется. Или папа с Виталием Романовичем победят преступников, или преступники победят их. Вслух об этом папа не говорил, но Блинков-младший понял и так.
Конечно, ему не хотелось бросать своих в такой опасный момент. Если бы на каждое «тебе еще рано» он отвечал «Есть!» и шел играть в песочек, то не стал бы лучшим сыщиком из всех восьмиклассников Москвы! Но еще Митек знал, что спорить со взрослыми бесполезно. Зато можно ими управлять, если знаешь, как.
Он быстро нашел слабое место в папиных планах: Дудаков! Днем корреспондент «ЖЭ» будет занят с Виталием Романовичем. Блинкову-младшему с Иркой придется ждать, хотя они прекрасно доехали бы до Москвы и без такого защитничка. А там стемнеет, в безлюдных электричках появятся хулиганы… Если вдруг Дудаков решит остаться в Боровке, то восьмиклассников ни за что не отпустят одних. Сутки будут выиграны, а дальше – как получится.
Беда в том, что Дудаков ни в какую не хотел оставаться. Он приехал с большой сумкой, значит, собирался заночевать. Но, услышав об отказавших тормозах, утечке газа и отравленном мясе, здорово струхнул. Виталию Романовичу еле удалось вытащить корреспондента «ЖЭ» на прогулку по Боровку, и то Дудаков настоял, чтобы они взяли с собой Душмана. При этом он с видом знатока говорил:
– Собакам нужны длительные прогулки, чтобы у них очистился кишечник.
Блинков-младший с Иркой тоже пошли. Ирке хотелось посмотреть исторический Боровок, а у лучшего сыщика из всех восьмиклассников Москвы были свои причины, о которых он помалкивал.
И вот они гуляли. До крыш засыпанные снегом окраинные улочки Боровка были совсем деревенские, с бревенчатыми домами и огородами. Трубы дымили. Ветер загибал дымные хвосты, и казалось, что весь город тронулся в путь, как уходящий в ледовое плавание караван пароходов. Душман купался в сугробах, гонял посторонних собак и вообще развлекался. А Виталий Романович показывал боровковские достопримечательности: три церкви, библиотеку, открытую писателем Короленко, и все остальное.
Всем остальным в городе лет двести подряд владело семейство купцов Синеносовых. Их особняки занимали весь центр: в одном теперь был кинотеатр, в другом городское начальство, в третьем музей, в четвертом школа, в остальных просто жили. У отдела милиции слонялись кошки, тревожно дергая носами. До революции там был синеносовский рыбный магазин, и запах копчений навсегда впитался в стены.
Бродили долго. Блинков-младший запутался и не смог бы сказать, в какой стороне дом Виталия Романовича, в какой – река. Улица уперлась в полуразрушенную кирпичную стену с аркой. За ней виднелись какие-то заснеженные развалины, а дальше земля обрывалась, и совсем далеко чернела щеточка леса.
Люди и пес вошли под арку и очутились на обрывистом берегу реки. Развалины казались остатками крепости. Они тянулись вдоль берега на полкилометра, местами разбитые в щебень, местами почти целые. В сохранившиеся узкие бойницы не пролезла бы и кошка.
– А это наш позор, – вздохнул Виталий Романович и, встав у обломка стены, развел руки. Размаха не хватило: стена была толще. – Три аршина, больше двух метров! – со страдальческим лицом сообщил он. – Синеносовские лабазы, построены в восемнадцатом веке. А в двадцатые годы двадцатого века кому-то пришло в голову их взорвать, чтобы добыть кирпичи. Взорвать взорвали, а кладка такая прочная, что кирпичи раскалываются, но не разбираются! Так все и бросили…
Сгорбившись, боровковский Леонардо побрел вдоль берега. Напуганный Дудаков озирался, словно ожидал увидеть за каждым углом по киллеру, и жался поближе к Душману, которого тоже побаивался.
У спуска к реке руины были разобраны. Уцелевшие стены из старинного коричневого кирпича тут и там рябили свежими оранжевыми заплатами. Окна были забраны коваными решетками, новенькая железная крыша пускала солнечные зайчики.
