Тайна гибели Анжелики - Чудакова Мариэтта Омаровна (мир бесплатных книг TXT) 📗
– Скажите, а почему вы свой двор не обиходите так, чтобы вашему ребенку было где погулять?
У подъезда три девочки семи-восьми лет хлопотливо развешивали какую-то тряпочку на остатках деревянной оградки, огораживавшей давно не существующий палисадник. Верная себе, Женя подошла к ним, чтобы прояснить ситуацию до конца.
– Здравствуйте, девочки! Скажите, а вы в какой класс перешли?
– Я в первый пойду, а Кристина во второй, и Саша во второй…
– А вашего возраста девочек – ну, с кем вы играете – во дворе много?
Кристина из второго класса стала перечислять, поглядывая то на свой дом, то на тот, что углом окаймлял двор с другой стороны:
– Катя, Полина, Женя, Эльвира…
– У них же у всех, наверное, родители есть? – подбиралась Женя к своей теме.
– У Эльвиры нет.
– А куда они делись?
– У нее мама повешалась. Только тетка есть.
Женя помолчала немного, пытаясь представить себе жизнь неведомой ей Эльвиры после того, как мама ее повешалась, коротко вздохнула и продолжила:
– Но вот у вас-то есть родители, и у других девочек? Ведь в вашем дворе вам играть негде, и цветов совсем нет. Вы бы сказали родителям – пусть устроят один субботник. Все бы вышли и за один день убрали двор, все вскопали и посадили. И не было бы пылищи этой!
Девочки вздохнули. И перебивая друг друга, заговорили:
– Не-а, все не выйдут.
– Скажут: «Еще чего! Некогда мне!»
– Скажут: «Да кому это надо!»
Эти девочки уже очень хорошо знали своих родителей.
Жаркий летний день длился в пыльной тишине двора. Пересек его человек в очках, на двух костылях, с одной ногой, а вместо другой была подвернута под ремень брючина. В Москве таких Женя видела только в переходах метро.
Двор начинал понемногу жить. Прошаркал через весь двор еще один инвалид, с двумя ногами, но сильно опираясь на палку.
Прошла девочка – ровесница Жени с красивой голой спиной и заметной грудью, прикрытой полумаечкой, села за столик среди всей этой грязи с двумя пацанами меньше ее, хотя наверняка того же возраста. Подошел один постарше и повыше, никогда не мытый. Мило пощебетала с ним девица и упорхнула, юнцы – за ней.
…Нет, но какая же тишина, редкая гостья на нашей земле, царила в этом дворе! Полная летняя тишина, будто и впрямь все разъехались по дачам, в прохладных комнатах за большими, совсем не подслеповатыми, чистыми окнами никого не было, и девочки, гулявшие во дворе, остались одни в доме. Только иногда прошуршит, въезжая, машина – то иномарка, то наша, довольно заезженная. Высунутся из оконца не отличающиеся друг от друга хозяева, что-то крикнут сидящим на бетонных боковинах крыльца и отбудут с миром. А люди на крыльце сидят и сидят, переговариваясь вполголоса, словно они в парке, среди чудных английских роз. Кто бы во всем мире, кроме, возможно, индийцев, будто бы, по рассказам очевидцев, всегда погруженных в свой духовный мир и не замечающих мира внешнего, стал жить в таком грязном дворике и лениво сидеть, отчужденно поглядывая на него, на крыльце?.. Никто бы не смог – силы воли бы не хватило.
Прошел по двору быстрой походкой мальчик лет пятнадцати, с едва обозначившимися темными усиками, с рюкзачком и свежекупленной газетой. Так явно было, что он ходил по своим делам, а теперь возвращается к своему дому, в свою комнату – по ничейной земле, которую надо скорее пересечь. Глаза его даже не замечали этого двора, по которому он ходил с того времени, как выучился ходить. Впрочем, когда он был маленький – очень даже замечали. И может, тогда ему смутно хотелось, чтобы была травка, цветочки. А потом двор перестал его интересовать.
Женя даже не стала его останавливать – она знала, что здесь, то есть с людьми ее поколения (хотя она и не думала таким именно словом – поколение, но суть от этого не меняется) одним разговором ничего не сделаешь. Здесь нужно было, чтобы несколько человек, которым интересно друг с другом, решили все вместе жить по-другому.
А к немолодому, однако явно еще полному сил мужчине, вылезшему из потрепанных, но бойко влетевших во двор (как будто ни в коем случае не может выбежать неожиданно – прямо под колеса – ребенок) «Жигулей», она все же подошла. Быстрый, с лоснящимся от жары и энергии лицом, он энергично захлопнул дверцу и ринулся было к своему подъезду, когда Женя его перехватила:
– Извините, пожалуйста, вы в этом доме живете?
– В этом.
– Извините, я у вас тут по дороге оказалась… Я живу в Москве. Посмотрите, пожалуйста, какой у вас ужасный двор. Почему вы его в порядок не приведете? Ведь у вас тут много детей…
Мужчина не стал ей грубить, а охотно взмахнул рукой в сторону заплеванного уголка – столика со скамейками.
– Да сколько раз говорили участковому!.. Он говорит, что прогонит, а они на другой вечер опять пьют!
– Но ведь если бы вы весь двор за один день привели в порядок – может, они и не стали бы его захламлять?
– В порядок? А ЖЭКу-то мы платим? Платим. Зачем же я чужую работу буду делать?
– Но ведь у вас же нет другого выбора, – сказала вдруг Женя другим, твердым голосом, и мужчина на секунду оторопел, – или вы не делаете за них действительно их, я с вами согласна, работу, и ваши дети ползают по этому загаженному двору, – или вы плюнете на ваш ЖЭК и сделаете, наконец, себе сами нормальный дворик!
Дядька склонился над своей машиной, что-то взял с сиденья и заспешил к подъезду.
Тут и Женя вспомнила, что и ей давно пора спешить, и сломя голову помчалась к Сане и Леше.
Глава 15
Путешествие продолжается
Когда они уже покидали Урал, на одном крутом повороте, после знака предупреждения об опасном участке дороги, черный джип на бешеной скорости подрезал их так, что они неминуемо должны были не просто скатиться в глубокий кювет, но еще и перевернуться, если бы не Лешино виртуозное вождение.
На той же бешеной скорости джип ушел на перекрестке влево и мгновенно скрылся из глаз. Жене становилось все более ясно, что идет охота за ней, хотя и не последовательная, а наскоками. Возможно, решительный вид водителей сдерживал ее неведомого врага. Она не знала, делиться ли с Саней и Лешей своими мыслями, рассказывать ли про фотографию на грязном каменном полу. А они молчали, смотрели мрачно вперед и по сторонам и ее, конечно, ни о чем не спрашивали.
После Копейска дорога пошла уже ровная, без понижений и холмов. Это и была та самая Западно-Сибирская низменность из учебников географии.
Сидя за спиной Сани, Жене было приятно следить из-за его плеча, как он хищно прицеливается, медлит, затем идет на обгон – и вдруг, мгновенно и точно оценив скорость своей машины и очень далекой, казалось Жене, встречной, резко подает вбок вправо, возвращаясь в хвост дальнобойщику, которого начинал было обгонять. Из этих расчетливых рывков – попытка обгона, отступление и в конце концов обгон – состояла езда. Она отнюдь не была монотонным движением по прямой.
На дороге шла своя жизнь, по своим законам – и человеческая жизнь была выставлена на каждом ветровом стекле невидимым, но каждому, кто за рулем, очень хорошо известным ценником.
Здесь стояла невысокой, но плотной стеной давно созревшая пшеница, и Саня с Лешей, зорко поглядывая по сторонам, обменивались недоуменными репликами:
– А чего хлеб-то не убирают? Что случилось-то, не пойму?
Въехали в Щучье и после короткого совещания («– Калуга, тормозим?» – «Да надо бы».) остановились ненадолго у станции техобслуживания. Предстояло вскоре сворачивать с ухоженной трассы на проселочные дороги, где можно ждать всего, и надо было быть уверенным в машине.
Женя вылезла на волю и скорей поставила ногу как можно выше на ближайшее дерево. Трудно было поверить, что это – город, а не заброшенная, покинутая жителями деревня. Они стояли, судя по табличке, на улице Победы.
Непонятно было, чья же победа запечатлелась в названии.
