Дело о радиоактивном кобальте - Маспэн Андрэ (читаем книги онлайн бесплатно полностью .TXT) 📗

Андрэ Маспэн

Дело о радиоактивном кобальте

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Во Дворце открытий царила сутолока. Это был второй или третий день работы выставки, организованной Комиссариатом по атомной энергии для учащихся. Тусклый свет ноябрьского дня еле проникал сквозь матовые стекла в потолке этого крыла не слишком гостеприимного Дворца. Сквозь щели иногда дул пронизывающий ветер.

Старшие классы нашего лицея Генриха IV были в полном составе. Мы, ученики второго класса [1], шли вслед за первоклассниками, с завистью и презрением поглядывая на этих господ, которые отмежевались от нас. Мы составляли компактную группу, «созвездие», как говорил Мишель Перийе. Этот остроумец нашего класса, прозванный за свои шутки <Сорвиголовой», был склонен к преувеличениям. Послушать его, наш учитель физики г-н Лапрад — в настоящее время наш оживленный гид — это «ярчайшая звезда»; что же касается юношей и девушек, обучавшихся в других лицеях (Бюффон, Кондорсе, Монтэнь), то, по выражению Мишеля Перийе, это были «туманности».

Я не знаю, были ли мы «созвездием», но головы наши определенно были в тумане. От выставочной суеты кружилась голова. Мы проходили мимо физических приборов, электрических машин и моделей атомных реакторов в Шатийоне и Маркуле, не видя в них ничего интересного и не понимая объяснений г-на Лапрада, слова которого терялись в гуле голосов и шуме шагов по каменным плитам.

Скажем прямо (так как я решил не скрывая говорить на этих страницах всё): мне было очень скучно. Конечно, это посещение выставки избавляло нас от уроков истории и латинского языка, к которым у меня не было никакого рвения. Но я не мог себе представить, что эта прогулка по залам выставки окажется такой скучной, что будет столько разговоров и такой холод.

Действительно, в это время — то есть к началу необыкновенной истории, в которую я впутался, — я был далек от какого бы то ни было интереса к физическим наукам. Какой же предмет меня интересовал? Кроме французского языка, к которому я чувствовал влечение, унаследованное, несомненно, от отца моей матери — писателя, жившего в одном из департаментов Франции так далеко, что он казался существом почти мифическим, — ничто, по правде говоря, меня не увлекало.

Я был недурен собой и хорошо сложен; обо мне говорили, что я «неглупый мальчик», но был я рассеян, легкомыслен и приводил в отчаяние моих родителей и педагогов, не чувствуя при том угрызений совести.

Я увидел группу девчонок-«физматичек» лицея Фенелон. На лицах у этих лицемерок было написано, что они вникают в даваемые им объяснения, стараясь запомнить технические термины, сообщаемые им старой дамой с седыми волосами и фиалковыми глазами: Я узнал среди учениц лицея мою кузину Бетти, хорошую ученицу, которую моя мать то и дело ставила мне в пример. Бетти меня заметила и подала дружеский знак, но я решительно повернулся к ней спиной. В этот момент Сорвиголова потянул меня за рукав:

— Эй, Комар, — сказал он мне («Комар» — мое прозвище, которому я обязан за небольшой рост, а также за мое умение «жалить»). — Эй, Комар, — шепнул мне Сорвиголова, — взгляни-ка на этих маркиз… Хорошенькая брюнетка заигрывает с тобой.

— Дурак, — сказал я ему, — это моя кузина Бетти… Зубрил на!

— Хм, хм, — произнес Сорвиголова, явно не переубежденный мной. — У нее такие глаза… Ты меня удивляешь!

— Но это действительно кузина! Уверяю тебя. Моя мать приглашает ее по воскресеньям в качестве хорошего для меня примера…

— Я не знал, — сказал Сорвиголова с досадой. — Жаль!

Мы сделали еще несколько шагов вдоль стендов. Г-н Лапрад с дергающимся, как всегда, лицом, почесывая лысину, продолжал свои объяснения старшеклассникам, вплотную окружавшим его. Среди них я заметил и моего товарища по классу Амио Долена, прозванного «Головой-яйцом», «великого физика», который присоединился к старшим и впился в учителя глазами.

В общем выставка набила мне оскомину. И тогда-то произошло событие, ставшее началом приключений, которые запомнились мне на всю жизнь.

В тот момент, когда мы неторопливо шли за нашим учителем, послышался треск из громкоговорителя и по залу пронесся громкий голос.

— Дамы, господа! — раздался голос. — Только что обнаружено, что исчез свинцовый ящик с кусочком радиоактивного кобальта во время осмотра экспонатов.

Небольшая пауза. Все повернулись к громкоговорителю.

— Дамы, господа! — снова прозвучал голос. — Мы просим девушку или юношу, совершившего этот необдуманный поступок, вернуть ящик.

— Повторяю: необходимо, чтобы взявший ящик с радиоактивным кобальтом немедленно его вернул. Никакие строгие меры не будут приняты: безнаказанность гарантирована.

Речь снова оборвалась, послышался треск и вслед затем приглушенный шум дискуссии. Через несколько секунд раздался другой, более спокойный и вкрадчивый голос.

— Мои дорогие друзья, к вам обращается представитель Комиссариата по атомной энергии. Исчезновение радиоактивного кобальта чревато самыми тяжелыми последствиями. Прикосновение к этому источнику сильной радиоактивности может быть смертельным и для того, кто взял его, и для окружающих.

— Повторяю: обращение с радиоактивным кобальтом без нашего контроля представляет общественную опасность. Еще не поздно! Мы просим совершившего эту мелкую кражу явиться. Все мы были молоды. Не позорно сознаться в дурной забаве, если она подвергает опасности человеческую жизнь.

Еще немного треска, и громкоговоритель замолчал. Оцепеневшая толпа начала шевелиться и гудеть. Возбуждение было всеобщим.

Первоначальный порядок групп по лицеям смешался. Школьники собирались группками не для того, — чтобы рассматривать приборы, диаграммы или макеты, а чтобы обсудить странную кражу, происшедшую, так сказать, у них на глазах.

Между тем обмен мнениями только углублял сознание грозящей опасности. Вор находился среди нас. Открыл ли он защитный ящик? Если да, то мы уже из-за этого безответственного поступка подвергались смертельной радиации: болезнь все ближе приближалась к толпе школьников.

Девушки и юноши переминались с ноги на ногу, бросая подозрительные взгляды вокруг. Наиболее боязливые, позеленев от страха, направлялись к выходу, повесив головы. Даже педагоги были не в своей тарелке. Может быть, они чувствовали себя несколько виноватыми — недостаточно следили за доверенными им учениками… Может быть, и их охватил страх.

Что касается меня, то я, конечно, имел очень слабое представление об опасности радиоактивного излучения и был слишком беспечен, чтобы принять всерьез торжественные предупреждения. Я скорее забавлялся переполохом на выставке. Скисли лица у всех этих больших и малых педантов, которые, не проявляя больше никакого интереса к науке, казалось, ожидали появления «невидимого луча», о котором часто шла речь в иллюстрированных газетах. В общем все мне казалось смешным.

Я был просто поражен, увидев в глазах моих близких товарищей настоящий испуг. Он был еще понятен у Амио Долена, первого ученика в нашем классе. В нем, с его яйцеобразной головой и узкими плечами, уже сейчас угадывался седобородый старикашка, которым of когда-нибудь станет. Но даже Андрэ Мелио, по прозвищу «Мяч», хороший ученик, но педант, даже Ричард Ляпаред, прозванный «Боксером», который обычно ничего не боялся, неподвижно смотрели в пустоту

Я толкнул локтем Сорвиголову:

— Смотри, кажется, они уже проглотили кусочек кобальта…

Но каким было мое удивление, когда я увидел, что Сорвиголова, мой одноклассник и ближайший друг, так же, как и я, презиравший физику, повернул ко мне свое бледное и испуганное лицо.

Ну, Сорвиголова, дело швах?

— Сейчас не время развлекаться, — ответил он и стиснул зубы.

Я был поражен и хотел что-то его спросить, как вдруг завыли сирены полицейских машин, началась паника. Все бросились к выходу. Мы также. При выходе из Дворца нас ожидали полицейские в форменной и гражданской одежде, пропускавшие нас по одному и смотревшие на нас сейчас, как на опасных бандитов. Я находил это ужасным! Каждый из нас, в том числе и учителя, был обыскан, как в полицейских романах. Я охотно подчинился этой формальности, показывая даже карманы моего кожаного портфеля, хотя ни у кого не было намерения их проверять.