Светунец - Максимов Анатолий Николаевич (читать книги полные TXT) 📗
— Прямо сырой! — воскликнул Володя.
Его кто-то толкнул, не мешай, дескать.
— Свежая печень для охотников — лакомство, — пояснил Иваныч. — Козлиную не мог есть: горчила и запах нехороший. Ну, думаю, обдеру козла и грудинки сварю. Ободрал, а на спине козла язвы, на боках чёрные пятна… — Иваныч снова лёг на постель и продолжал нехотя: — Стало совестно мне перед волками… Долго гнали они больного козла, может быть, заразного. Не тронь козла волки, он бы заразил других животных, и началась бы повальная смерть. Выходит, волки спасли от болезней многих зверей в тайге. А какие честные волки! Что бы одному сожрать козла! Задавил и не трогал — ждал, когда прибежит напарник. Меня чуял и всё-таки не трогал…
— Куда вы дели того козла? — опять спросил Иваныча Володя.
— Унёс туда, где взял. Собаки у меня не было, зачем добру пропадать. Волки не подошли. Съели колонки да птицы.
Иваныч, помолчав, сказал:
— Там, где люди выбили зверей, волк не нужен. В нашей тайге зверьё пока ещё водится и волка надо беречь.
Мальчишки робко пошевелились, выжидали, не расскажет ли ещё что Иваныч, и вдруг уснули. Иваныч тоже задышал глубоко.
Володя слышал, как в тайге шелестели зверьки: бегали колонки, зайцы и волчонок. Осторожно росли грузди.
И отец не спал, смотрел в сетчатую крышу. Глаза большие и чёрные как бы прислушивались к ночным шорохам.
Володя заскучал по матери. Мысленно представил, что она делает дома. Наверно, журнал читает «Вокруг света».
— Мама сейчас думает, что мы с тобой у бабушки, а мы на пасеке. Лежим на чердаке, — зашептал отцу.
— Она знает, где мы и что делаем, — ответил отец сыну. — Ей душа говорит. — Он накрыл одеялом Володю. Но долго ещё им не спалось.
Полёт во сне
Из деревни пришла бабушка. Она видела, как маялся Володя, натягивая на лук капроновую тетиву, и не помогла. Раньше, например, делал внук трактор, бабушка интересовалась, ладно ли у него получается, мыла отрезала, ниток не жалела. А тут увела глаза под лоб и носится в ограде.
— Люди ловят. Люди не дремлют…
Володя гнул кленовый лук и ждал, когда бабушка скажет, кого люди ловят.
— У других люди — мужики, в моём доме нет мужиков. Моим подавай на стол готовое. — Значит, на Володю и отца сердита бабушка.
— О чём ты, бабушка? — нетерпеливо спросил Володя. — Какие-то люди, кого-то ловят. Говори ясно, и я пойду ловить…
Бабушка продолжала:
— Была на берегу, там люди щук и краснопёров тягают. Вот бы рыбы нажарить да ухи сварить, а ловить некому. — Бабушка продолжает бегать, но уже присматривается к Володе.
— Где люди ловят? — Мальчик достаёт удочку с крыши коридора, выковыривает мякоть из булки хлеба.
— На мякиш-то разве щука возьмёт? Синявка клюнет, а щука не ловится. И крючки у тебя лебезны, гальяшка и тот сорвётся. — Бабушка отвернула полу тужурки на себе и вытеребила из подкладки большой воронёный крючок. — Зимой купила, всё лето собираюсь рыбачить. Всё некогда, и постнина надоела, свежей рыбки бы…
Бабушка смотрит на внука обнадёживающе, спохватывается:
— Червяков накопаем белых! — Она берёт вилы, стеклянную банку и бежит к огуречному парнику. Крепко ей захотелось рыбы, если парника не жалела — рыла с торца.
Черви выкатывались белыми шариками.
— Ишь какие ядрёные! — ликовала бабушка. — На такие должно клюнуть. Если не возьмёт, тогда не знаю, чего ей надо, рыбе-то. Нынче совсем избаловалась рыба. Раньше, бывало, отец твой прицепит к вожже гвоздь и убежит на речку. Глядишь — волочёт сомин да щучар. Нынче рыба и на жилку не шибко бежит. Иди, Светунец, да лови ладом. Ну, если не клюнет, тогда я сама пойду!.. — с угрозой сказала бабушка и вытурила Володю за калитку.
Володя не сразу попал на рыбалку. Когда он бежал мимо избы бабки Хмары, бабка зазвала к себе. Володя глянул в один, потом в другой конец улицы, — неловко ему подходить к бабке, которую дразнили Скупердяихой. На улице никого не было, и Володя подошёл.
— Удить собрался, — несмело заговорила старушка с мальчиком. — Наверно, и вечернюю зорьку просидишь, а еды тебе никакой не собрала бабушка. Меня стыдит, дескать, внуков гоню, сама-то шибко заботлива! — Бабка достала из кармана тужурки зелёное яблоко, обтёрла ладошкой и быстро подала Володе. Так быстро, точно побаивалась, как бы кто не заметил. — Яблоко с виду зелёное, внутри спелое. Твоя бабушка арбузы вырастила, а я вот яблоки…
В огороде Хмары, среди грядок картошки, стояла одна яблоня. В зелени веток хранила плоды. Бабка сняла их пораньше, чтобы не обмолотили мальчишки, и грела, как цыплят, в старой фуфайке. Спелила для внуков. Однако никто к ней не приезжал. Ведь прошлым летом бабка вытурила родную дочь с ребятами. Не сразу, конечно. Первую неделю терпела. Потом начала придираться: то не эту редиску сорвали, то пол замусорили… Свинья в огород залезла — из-за ребят; курица в кустах снеслась, тоже ребята виноваты. Разругалась дочь с матерью и поклялась больше никогда не приезжать к ней.
И не приехала. А бабка Хмара скучает по внукам, ждёт их. Яблоки припасла.
— Хоть бы наведались, — жаловалась Володе бабка. — Да чтоб я ещё грубое слово сказала им. Тогда высохни мой язык!..
Но, появись ребята в избе бабки, она бы потерпела неделю, и всё началось бы по-старому. Уж такой непонятный человек бабка Хмара.
«Людьми-то» оказались Шурик и Лёня. Засучили до колен гачи брюк, стояли на мели. Рыбачили удочками. Никого не поймали.
На бревне покуривал, покашливал дед. Из-под фуражки свисал платок на сниклые плечи — от комаров. Лески его закидушек насторожены на тальниковые тычки — как заклюёт, так и видно будет. Возле деда брезентовая сумка. В ней билась крупная рыба.
Ребята булькались возле закидушек.
«Значит, у деда клюёт», — смекнул Володя и тоже закинул удочку.
— Вот и бродят, и бродят, — бубнил дед. — Тока отгоню, они снова лезут. Нигде нет им рыбалки, тока у меня под ногами…
— Ваша леска вон ажно где, а моя удочка тут, — оправдывается Шурик.
Лёня помалкивает.
Дед идёт к тычкам. Сначала нехотя, потом живо выбирает закидушку — плывёт рыбина, грядой вздымая воду. То в одну сторону упрямо тянет, то упирается.
— Сомина! — выдыхает Шурик.
— Какой тебе сомина — карась, — нехотя возражает брату Лёня.
Дед вытягивает на берег жёлтого карася.
— Не клевал, а взялся, — равнодушно замечает он и бросает карася к брезентовой сумке. — Думал уходить, раз такое дело, ещё посижу. — Дед закидывает снасть в реку. Курит на бревне и бормочет: — Вот и ходят, вот и бродят…
Лёгкий ветерок ворошит листья тальников, выворачивая их наизнанку белёсым, ершит воду, сушит лица мальчишек. Рыба не клюёт. Шурик громко говорит — для деда:
— На ракушках мы не знали, куда девать тайменей, а он карасишками хвастается. Мы скоро опять уедем за ракушками, скажи, Лёня?
Лёня кивает и сматывает удочку.
— Айда карасей ловить руками!
— На Кривушку? Вот где караси, Вовка! — Шурик торопливо рассказывает чудеса про Кривушку да поглядывает на притихшего деда.
Шурик сбегал домой, принёс мешок, узелок с едой. Ребята сволокли с берега оморочку. Чужую. Она рассохлась, по днищу заюлили ручейки. Выдернули из городьбы три частоколины, сгодятся вместо вёсел. И спешно отчалили, пока не пришёл хозяин оморочки. Схлёстываясь, брызгали палки — оморочка телепалась. Ноги мальчишек — калачами. Сидеть жёстко, неловко, чуть шевельнёшься — оморочка захлёбывает воду бортом.
— Не держись за борта! — ревёт Володе Шурик.
— За что держаться, если тонем?..
— Положи палку, а руки на колени! — командует Лёня. — Так и сиди, раз бестолочь.
Володе мокро и жутко — весь окаменел. Проехали немного вверх по течению Жура и круто загребли в узкую, кочкастую канаву. Хлещут кривые частоколины по осоке да камышу; порхают стрекозы — синие, светло-коричневые; зелёная вилась над ухом Шурика. Он мотал головой — думал, комар. Переплыли озерцо, и оморочка ткнулась в траву.
