Егор. Биографический роман. Книжка для смышленых людей от десяти до шестнадцати лет - Чудакова Мариэтта Омаровна (лучшие книги txt) 📗
А армии «расчищать» проход сквозь 15–20 шеренг живых людей, готовых к сопротивлению не на жизнь, а на смерть, почему-то не хотелось…
А милиции?.. Внутренним войскам?
Из показаний Бориса Громова: «Когда Крючков поинтересовался у меня, вводится ли в центр Москвы Особая мотострелковая дивизия имени Дзержинского, я сказал, что дивизия не выдвигалась, и в категорической форме высказался против операции, заявив, что внутренние войска в ней участвовать не будут, потому что будет море крови».
Видимо, не только для «штатских» москвичей и не только для армии, но и для внутренних войск годы Перестройки не прошли совсем бесследно. В «раньшие времена» кровь соотечественников их не пугала.
…Напомню – заявление о «море крови» сделал заместитель одного из активных участников переворота – министра внутренних дел Б. Пуго!
«Заявление Громова окончательно похоронило надежды сторонников штурма. Спецназ КГБ в одиночку, без поддержки военных и МВД, уж точно не пошел бы штурмовать здание Верховного совета РСФСР. Упорствовать, настаивать в ситуации, ставшей после заявления Громова тупиковой, было бесполезно. Даже Бакланов сник».
Из показаний Бориса Громова: «Бакланов стал говорить, что в таком случае надо каким-то другим путем захватить Ельцина и российское правительство. Сказал: “Если мы их не возьмем, они нас повесят”».
Все участники заговора (кроме Б. Пуго, 22 августа покончившего жизнь самоубийством; к этому трагическому событию мы еще вернемся) были арестованы и давали показания. Государственный прокурор СССР В. Степанков предъявил им обвинение в государственной измене.
Их не повесили и не уничтожили «секретным оружием», которое они готовили для тех, кто были в Белом доме.
9. Кто победил в августе 1991 года?
А теперь посмотрим внимательно на цифры социологических опросов (данные Левада-центра).
Задавался вопрос: «Как вы думаете, что главным образом помешало успеху ГКЧП в августе 1991 года?» И давались несколько вариантов ответа.
В первый год после путча 55–57 % опрошенных выбрали два ответа: «Сопротивление народа» и «Решительные действия руководства России».
Те, кто только что прочитали предыдущие главы, надеюсь, с этим согласятся.
Но за истекшие с тех пор 20 лет информация о реальных деталях событий оставалась совершенно неизвестной подавляющему большинству граждан России. Тем более – тем, кто родился на свет после этих событий.
В течение «нулевых» лет события Августа вполне последовательно полностью замалчивали. К десятилетию после августовской победы приклеили постоянный (как в фольклоре) эпитет – лихие 90-е.
22 августа 2011 года был день 20-летия национального флага России…Огромное полотнище этого флага, сшитое за одну ночь, пронесли по Тверской (тогда – еще улице Горького) 22 августа 1991 года…
Ни президент России, ни премьер не поздравили в 2011 году российских граждан с этим событием.
Именно поэтому в 2011-м первые два ответа выбрали уже 13–15 % наших граждан. И если в 1991 году с ответом на вопрос затруднились всего 7 %, то сегодня таких затруднившихся – 26 %.
Четверть взрослого населения страны не знают толком, что же именно произошло в Августе 1991 года! Понятно, что им нечего сказать по этому поводу своим детям.
Вот почему я взялась так подробно рассказывать на страницах этой книги о том, что с полным правом можно назвать победой народа, победой граждан, победой соотечественников.
Граждане России должны гордиться своей победой. И не позволять мазать ее грязью лжи.
10. После победы
…Утром 18 августа 1991 года никто не предполагал, что через три дня премьер-министр, министр обороны, председатель КГБ, руководитель ВПК окажутся за тюремной решеткой, министр внутренних дел и руководитель управления делами правящей партии покончат жизнь самоубийством. Что к утру 22 августа действующей власти в СССР вдруг не будет, как ее не было в России 28 февраля 1917 года.
Виноват ли август 91-го в том, что мы имеем сейчас? Нет. В этом виноваты мы сами: наша неготовность жить в правовом государстве, брать на себя ответственность и за нашу собственную жизнь, и за страну, проявлять общественную активность. Мы не смогли воспользоваться возможностями, которые открылись 20 лет назад, мы позволили бюрократии, прежней и новой, полностью захватить власть на всех ее уровнях.
Егор Гайдар в своей последней книге описывает день победы 22 августа 1991 года: «На Лубянской площади в центре Москвы собралась толпа. Она отличалась от той, что двумя днями раньше пришла защищать Белый дом. 20 августа… десятки тысяч пришли к Белому дому, чтобы умереть или победить.
22 августа на Лубянской площади царило иное настроение… Люди пришли не умирать за свободу, а праздновать свержение ненавистного режима» (Е. Гайдар. Смуты и институты, 2009).
(Вы, читатели этой книжки, родившиеся после конца советской власти, обратите внимание на это слово: множество людей, живших при советской власти, действительно относились к ней, увы, с ненавистью. Хотя это и не самое хорошее чувство, но иного эта власть, которая огромное количество собственных граждан погубила, а еще большее количество лишила возможности применить свои таланты, – никак не заслуживает. Хотя охотников тосковать по ней сегодня немало. Но этому есть объяснение, и не одно. – МЛ.)
«В условиях рухнувшей власти, при отсутствии дееспособных силовых структур такая толпа опасна. Подобные толпы в феврале 1917 года громили Охранное отделение, жгли Министерство внутренних дел, Судебную палату, убивали городовых.
В тот день угроза того, что подобное повторится, была реальной. Когда десятки, возможно, сотни тысяч людей собрались на площади, в зданиях КГБ раздавали гранаты, готовили к бою счетверенные пулеметы. Те, кто там находился, историю событий 27–28 февраля в Петрограде знали. При удачной провокации кровавая каша была гарантирована.
Один из участников событий, А. Яковлев (Александр Николаевич Яковлев, фронтовик, хорошо представлял себе, что произойдет на площади после десяти минут стрельбы одного счетверенного пулемета… – М. Ч.) описывает происходившее так: “В бурные дни августа 1991 года я выступал на митинге на Лубянке. Психологически это были необыкновенные дни. Толпа на Лубянке была огромная. Что бы я ни сказал, толпа ревела, гремела аплодисментами. Кожей ощутил, что наступает критическая минута. Задай я только вопрос, вроде того, а почему, мол, друзья мои, никто не аплодирует в здании за моей спиной и, мол, любопытно, что они там делают, – случилось бы непоправимое. И как только эта мысль пришла в голову, спина похолодела, я понял, что взвинченных и готовых к любому действию людей надо уводить с площади, и как можно скорее. Быстро спустился вниз и пошел в сторону Манежной площади. Меня подняли на руки, я барахтался – наверное, до этого только мать держала меня да еще медицинские сестры в госпитале во время войны – и так несли до поворота на Тверскую. Милиция была в растерянности, увидев массу людей, заполнившую улицу. Меня проводили до здания Моссовета. До сих пор уверен, что, не уведи я людей с площади именно в тот момент, трагедия была бы неминуема. Толпа ринулась бы громить здание КГБ”».
«Угрозу массового насилия удалось отвести, – продолжает Гайдар в книге “Смуты и институты”. – Служащим ЦК КПСС пришлось покинуть свои кабинеты, но их никто не избивал и, тем более, не убивал».
Из личных воспоминаний. Я видела это своими глазами. Сотрудницы ЦК – главным образом женщины – выходили из запасных входов, откуда-то со двора, с авоськами (хорошо помню! этих сетчатых сумок больше нет – остались в советском времени), чем-то наполненными, боязливо поглядывая на толпу. Шли как сквозь строй.
