У Железного ручья - Кононов Александр Терентьевич (читаем книги онлайн без регистрации TXT) 📗
Кирюшка обернулся, поискал кого-то глазами среди шагавших по проселку крестьян и крикнул:
— Эй, Кейнин! Кейнин! Уходи скорей! Увидимся на зеленом балу… Ступай и Исаака уведи!
Молодой латыш тряхнул длинными прямыми волосами и свернул с проселка в лес. Старого Исаака не было видно. Остальные разбились кучками и шагали не спеша. Девушки отошли к канаве, заросшей травой и цветами, стали вить венки.
— А я домой не пойду, — сказал Гриша Кириллу.
— Здорово живешь! Это почему же?
— Далеко, — решил схитрить Гриша.
— Вона! — удивился Кирюшка. — Выйдем на большак, а там леском ну с полверсты, вот тебе и «Заутишь».
Он называл усадьбу Перфильевны на латышский лад: «Заутишь» вместо «Затишье».
Гриша и Ян переглянулись: шли-шли, сколько земли обошли, а усадьба, оказывается, близко! Значит, была у них все-таки не прямая дорога. Если б шли они прямо, были б теперь далеко, в неизвестных местах.
Верховой, скакавший по большаку, придержал коня, а потом и вовсе остановился. Теперь уже было видно: это Мефодий Павлыч, урядник. Он сидел в седле, чуть ссутулясь, держа плеть в левой руке. Гнедая его лошадка беспрерывно кланялась — отгоняла слепней.
Крестьяне с проселка вышли на большак. Двое нерешительно сняли шапки перед урядником; он приложил два пальца к козырьку форменной фуражки. Из всей толпы — только двое! Он грузно сидел в седле, ждал. И когда все уже прошли мимо, крикнул Кирюшке:
— А ты сюда с какой радости попал? Или веру переменил?
Кирюшка оглянулся.
— Куды мне! — ответил он посмеиваясь. — Я малограмотный.
— Сма-атри, Комлев, — начальственно прохрипел урядник, — ты у меня на заметке! С какой стати на латышском кладбище был? Сборище?! Открыто нельзя стало собираться, так под видом похорон сходки устраивать? Вон они, голубчики: и латыши и русские — все вместе! Опять бунтовать? Сма-атри, Комлев!
— Да куды там мне! Я цветочки собирал, лесным воздухом дышал.
И, не глядя больше на урядника, Комлев обнял Гришу за плечи:
— Пойдем-ка, брат, домой! И мне в «Заутишь». Там сегодня много гостей соберется.
Потом, когда уже отошли шагов на пятнадцать, Комлев остановился и крикнул уряднику:
— Обязательного постановления не читал? Или не успел еще?
Урядник просипел что-то — не разобрать. Кирюшка крикнул еще громче:
— Прочитай-ка, прочитай! Обязательное для всех!..
К Кирюшке подошел пожилой крестьянин и, глядя хмуро, сказал по-латышски:
— Зачем урядника дразнишь? Пользы от этого не будет.
— Пользы не будет, это верно…
Кирюшка шел теперь рядом с ребятами, обняв одной рукой Гришу, другой — Яна.
А Евлампия он спросил:
— Так ты Лещов? Знаю, знаю твоего папашку. Ох, я и жалею его!
— За что ж его жалеть то? — Евлаша заранее смеялся, угадывая шутку.
— Да есть людишки толстые… А он, сирота, не пролезет в ворота. Вот за это и жалею: трудно ему.
— Дяденька, а про какое ты обязательное постановление кричал? — спросил Евлаша.
— Есть такое. Тебе это знать незачем: иного будешь знать, рано состаришься.
— Ну и пусть состарюсь.
— Э, да ты в папаню: тот тоже за словом в карман не полезет.
Большак повернул к лесу. На повороте густо стояли побеленные каменные столбики. Гриша стал уже примечать знакомые места: за леском будет низина, а дальше, на горе, — «Затишье».
6
…Они еще подходили к усадьбе, видны были только крыши из-за сада, а уже слышался какой-то неясный и тревожный гул. Изредка взлаивал Собакевич и затихал.
Но вот открылся за изгородью и широкий круг перед помещичьим домом. Под каштанами стояли люди… Много людей!
— Э, да тут и савенские, и пеньянские, и заозерские! — воскликнул с веселым возбуждением Кирюшка. — Видал, Гриш? Я говорил тебе — будут гости!
Да, тут были и бритые латыши из Заозерья и русские бородачи из Савен.
Народу становилось все больше… Стали подходить и те, кого видел сегодня Гриша на латышском кладбище.
В стороне стоял Гришин отец. Он поглядел на сына и как будто не увидал его — ничего не сказал.
На крыльцо вышла Перфильевна. Шум на минуту стал еще громче, а потом все стихло.
Но дальше ничего Грише увидеть не удалось: к нему подошла мать и, не говоря ни слова, увела домой.
…Дома в тот день на Гришу никто не обращал никакого внимания. Бабка молилась у себя в чулане. Мать рывком кинула на стол миску с вареным горохом, отрезала хлеба.
Гриша, голодный, стал есть в одиночку.
Потом пришел отец и вместе с ним прасол Лещов.
Они сели на лавку, помолчали. Потом Лещов заговорил, утирая платком красное лицо:
— Шумят мужички, шумят… Силу свою, вишь, почуяли. Перфильевна, видать, испужалась — ласковой стала. Вышла на крыльцо бе-елая!
— Испужаешься! Мужик дальше без земли жить не согласен. Ну, нельзя ему без земли!
— Верно, нельзя.
Лещов сощурился, глаза его совсем утонули в круглых щеках.
— Значит, и ты за мужиков, выходит? — спросил отец недоверчиво.
— Ну нет, я за себя. У мужика будет земля, станет он богаче — мне выгода. С кем я торгую? С мужиком. От барина нам совсем барыша нет. Мужик станет побогаче — я ему ситчик продам, а у него лен куплю. И с ситчику барыш, и со льна выгода.
Отец захохотал:
— Ловко!
Лещов покосился на него, заговорил про другое:
— Есть у меня, Иваныч, затея одна, хотел с тобой вместе обмозговать. Теперь самое время уговорить Перфильевну сдать мне сад подешевле. Больше двух сотен я не дам: нет расчету.
— Твое дело.
— Так вот, Иваныч, Перфильевна-то одного не поймет: все ж таки баба — она баба и есть…
— Да погоди ты… Ведь если землю мужикам — это ж революция!
— Ты таких слов мне не говори. Я их боюсь. Вот, Иваныч, Перфильевна чего в толк не берет: за лето на яблоню и червь может напасть…
— У нас не нападет. А нападет — изведем.
— Или засуха случится…
— И против засухи найдем способы. Сад сберегу.
— Ну, сбережешь, мне же лучше. А все-таки, раз я риск беру на себя, даю задаток, не дожидаясь урожая, должна она мне уважение сделать?
— Не знаю. Ее дело. Пусть сделает уважение.
— Так вот и я ж про то. Ты ее уговори. В накладе не останешься. Я отблагодарю: две красных хватит тебе?
Отец вздохнул:
— Ну, иди-ка, милый человек, пока я тебя сам не поблагодарил… по-своему.
— Вон как ты за свою помещицу стоишь… горой! Гостя из-за нее гонишь?
— Я — не за нее… Пропади она пропадом! А мошенником быть не хочу. Не надо мне твоих двух красных!
Лещов встал:
— Что ж, спасибо за ласку, Иваныч. Вот как ты гостей принимаешь — не по-нашему, не по-русски! С латышами дружбу ведешь, с ними и набрался премудрости. Видать зашел у тебя ум за разум. Люди-то тебя давно блажным кличут.
— Ну, будь здоров, купец, прощай, — сказал отец мирно, как будто без злобы.
Лещов пошел к двери, остановился:
— Ну мыслимое ль дело, чтоб человек от своей выгоды отказывался? Иван Иваныч, одумайся!
— Прощай, — сказал отец ровно, но таким голосом, что прасола как ветром сдуло.
Гриша видел в окно — мелькнула голубая рубашка: это Евлаша ждал своего папашку у крыльца.