Тучков мост - Федоров Николай Тимонович (книги без сокращений txt) 📗
— Слова улетают, написанное остается, — повторил я.
— Это поговорка такая латинская, — сказал папа.
Мы помолчали, а потом я спросил:
— Пап, а вы и раньше с мамой так же ссорились? Ну, всякие там скандальчики, ругань?
— Ммм, ты знаешь, пожалуй, нет. Я что-то не припомню, чтобы мы хоть раз серьезно поссорились.
— А почему же теперь… Из-за меня, что ли?
— Ну, что ты. Нет, конечно. Просто… Как бы тебе объяснить? Вот ты бывал в зоопарке на площадке молодняка?
— Был, конечно.
— Ну вот. Видел там: медвежонок играет с обезьянкой, ослик со слоненком, тигренок с волчонком и так далее. И все вроде одинаковые, все такие смешные, милые, симпатичные. Н-да, а потом звери вырастают, и оказывается, что все они очень разные.
Что-то не очень мне понравилось папино сравнение. Конечно, люди разные, но они же все-таки люди, а не звери, и им совсем необязательно грызть друг друга. Папа, видно, тоже понял, что с зоопарком у него не очень-то складно вышло. Он дернул меня за ухо, ущипнул за нос и сказал:
— Ну, все, хватит философствовать. В конце концов самое прекрасное в жизни — это наши ошибки и заблуждения. Давай-ка лучше выведем наш «Буранчик».
— Поедем похалтурим? — спросил я.
— Нет, нет, никаких халтур! Просто прокатимся, как два джентльмена после файф-о-клока.
Последний свидетель
Во дворе мы встретили Петю и предложили ему составить нам компанию.
— Ну что, — сказал папа, когда мы сели в машину, — может, съездим, посмотрим вашего Столыпина?
— Да там только пьедестал, — сказал Петя. — То есть постамент.
Но у склада нас ждало разочарование. То, что ворота оказались закрытыми, — это ерунда. Они и в прошлый раз закрыты были. Плохо было другое. Исчезла дыра, в которую мы с Петей лазили. Она была забита свежими, необструганными досками.
— Чепуха, — сказал я. — Махнем через забор — делов-то.
— Ну, вы-то можете махнуть, — сказал папа. — А мне вроде неудобно.
— Да чего там неудобного. Сейчас ящик вон тот подставим, раз, два — и там.
Пока папа размышлял, на противоположной стороне улицы остановился милицейский газик. Шофер занялся заменой покрышки, а его товарищ, примостившись к переднему крылу, закурил папироску.
— Осмотр достопримечательностей откладывается, — сказал папа. — Иначе очень долго придется объяснять милиции, что мы ищем памятник Столыпину, а вовсе не хотим украсть обрезок трубы. Вот что, у меня есть другая идея. Посидите-ка, я сейчас.
Он вышел и направился к телефонной будке. Быстро позвонив куда-то, он вернулся и сказал:
— Едем в гости.
— Это еще к кому? — спросил я.
— О-о, к одному очень интересному и очень старому человеку. Я бы даже сказал к старинному человеку. У него и имя-то словно из прошлого века: Ардальон Васильевич. А фамилия Чернопрудский. Во как! Сам он переводчик, литературовед, ну и повидал много всего. Только предупреждаю, господа: вести себя прилично, руками ничего без спросу не хватать, ничего не выпрашивать.
Ардальон Васильевич жил в самом центре, на Невском. Папа не зря сказал нам, чтоб мы ничего не хватали и не выпрашивали. В огромной, с высокими потолками комнате было развешано, расставлено, напихано по углам, засунуто под диваны и кресла столько всего, что дух захватывало. Чего только не было в этой комнате: лихая казачья шашка скрестилась с кривым янычарским ятаганом, рядом поржавевший топор германских ландскнехтов, найденный в Чудском озере, двуствольный пистолет времен русско-турецкой войны, малайзийский крис с лезвием, извивающимся как змея, чучело небольшого нильского крокодила, гигантский орех с Сейшельских островов, акульи челюсти, в которые свободно проходила голова, пешие и конные оловянные солдатики, называемые «нюрнбергскими»…
Под стать всему этому сказочному богатству был и хозяин. Маленький, сухонький, с совершенно белыми, как пух, волосами, он резво семенил короткими шажками по комнате и, открывая очередную шкатулку, говорил:
— А вот, молодые люди, взгляните: это манифест о восшествии на престол императора Павла Первого. Мне подарил его покойный профессор Орлов. Вот у кого коллекция была! А у меня так, пустяки. Случайные вещицы.
Когда мы с Петей немного успокоились, в комнату вошла пожилая, аккуратно одетая женщина и сказала:
— Пора бы наших гостей чаем напоить. Хватит тебе, Ардальон Васильевич, их музейной пылью потчевать.
— Да, да, Машенька, будь добра, сделай нам чай, — сказал старик и, когда женщина вышла, добавил: — Сестра. Благодаря ей только и живу. Слабею, да и ноги плохо держат.
— Ну что вы, Ардальон Васильевич, — сказал папа. — Вы в отличной форме. С тех пор, как я последний раз вас видел, вы ничуть не изменились. А года четыре прошло.
— Да уж куда мне меняться. Хватит. Теперь мне одно, последнее превращение осталось. Недавно упал на Знаменской площади и лежу — не встать, и все тут. А люди идут мимо, думают, валяется пьяный старик — и черт с ним. Хорошо, офицер проходил, помог подняться.
— На Знаменской это на площади Восстания? — спросил папа, желая, видимо, увести старика от невеселых мыслей.
— Да, да. Там, где сейчас этот уродливый памятник со звездой. Зачем, спрашивается, нужно было убирать Александра Третьего? Прекрасная работа Трубецкого.
— Ну, Александру еще повезло. Памятник цел. А сколько погибло…
— Ардальон Васильевич, а вы не помните, был в нашем городе памятник Столыпину? — спросил я.
Старик разгладил усы и, откашлявшись, сказал:
— Столыпина, молодой человек, я видел один раз. Очень, доложу вам, импозантный мужчина был. С брюшком.
Мы удивленно переглянулись, и папа сказал:
— Ардальон Васильевич, дорогой, вы, наверное, не поняли. Андрей спросил о Петре Аркадьевиче Столыпине, председателе совета министров при последнем царе.
— Почему же? — даже несколько обидевшись, отвечал старик. — Я все прекрасно понял. Я и говорю, что видел Столыпина один раз, в Киеве, в опере. Мы ведь с родителями до четырнадцатого года в Киеве жили. Так вот, Столыпина в тот день на представлении и убили. Помнится, «Золотого петушка» давали.
— Так вы что же, были свидетелем убийства? — с изумлением спросил папа.
— Ну, можно и так сказать. Я, правда, всё больше на государя императора смотрел, — он в ложе со своей свитой присутствовал, — но и Столыпина хорошо разглядел. А в перерыве пошли мы с маменькой гулять в антракте, вдруг слышим — хлопок. Негромкий такой, вроде детская хлопушка взорвалась. И сразу — суета, крики, полицейские забегали, но мы ничего не понимали. Тут кто-то нам и говорит: «Столыпина убили».
— Невероятно! — сказал папа.
— Что же касается памятника, — невозмутимо продолжал Ардальон Васильевич, — то, мне кажется, был. Скромный, правда, небольшой. А вот в Киеве был прекрасный памятник Столыпину. Из серо-голубого мрамора, стоял на Крещатике, как раз напротив Думы, А на пьедестале надпись золотыми буквами: «Вам нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия». А почему, позвольте вас спросить, вы заинтересовались памятником Столыпину?
Тут мы с Петей рассказали старику, как нашли на свалке пьедестал от памятника.
— Любопытно, любопытно, — сказал Ардальон Васильевич. — Вот что, молодые люди. Надо мне будет покопаться у себя в бумагах. Помнится, один мой друг историк давал мне список всех монументов Петербурга по семнадцатый год. Вы ко мне зайдите через недельку-другую. Может, я и отыщу этот список. Да и вообще заходите в любое время. К старикам так редко ходят в гости. Тот, кто мог бы ходить чаще, давно уже на том свете.
Уходили мы от Ардальона Васильевича с подарками: я держал в руках маленькую бронзовую пушечку-мортиру, а Петя уносил с собой трех старинных оловянных солдатиков с длинными ружьями.
Вид с Ростральной колонны
«Это, наверное, чужие, — подумал я, идя открывать. — Петька меньше трех звонков не дает, папа, если ключи забудет, так и вообще «Танец с саблями» на звонке изобразить пытается, а мама… Мама ключи никогда не забывает. Значит, чужие».
