Тысяча четыреста восемнадцать дней (Рассказы о битвах и героях Великой Отечественной войны) - Митяев Анатолий Васильевич
Гибель американского танкера, разбомбленного японцами.
Записка Черчилля своему помощнику еще определеннее:
«Президент и я весьма озабочены поведением профессора Бора. Как случилось, что он привлечен к делу? Он ярый сторон ник гласности… Мне кажется, Бора следовало бы заключить в тюрьму или, в любом случае, предупредить, что он находится на грани преступления, караемого смертной казнью».
Интересное совпадение. Рузвельт за открытие второго фронта. Рузвельт за посвящение Советского Союза в атомный секрет. Но все решает Черчилль. Мнение Англии, младшего партнера, довлеет над мнением США. Почему так? По очень простой причине: Соединенные Штаты Америки, Рузвельт думают одинаково с Англией, Черчиллем и лишь говорят дипломатичнее.
Первый раз мы назвали Англию младшим партнером Америки. Да, второстепенное положение Англии стало очевидным в начале войны, особенно явственным при изготовлении «большой дубинки». Хотя и английские ученые работали над А-бомбой, она была американской собственностью. Главенство в капиталистическом мире перешло к США. Черчилль тоже держал своими руками «большую дубинку», но за самый кончик.
Теперь вот, когда вторая мировая война ушла в историю, мы можем оценить мудрость Нильса Бора. В наше время уже несколько стран имеют ядерное оружие и многие могут его производить. Ядерных боеприпасов накоплено столько, что можно несколько раз уничтожить все живое на земле, а непрестанная, неустанная борьба нашей Коммунистической партии и нашего правительства за запрещение этого оружия пока еще не кончилась победой. Отмечая мудрость Бора, мы должны отметить его политическую наивность: насколько он был проницателен в познании физических законов, настолько был беспомощен в оценке законов капиталистического общества.
Много веков стремилась Англия к мировому господству. И многого в этом стремлении достигла. Захватив огромные колонии, стала именоваться Великобританией, владычицей морей. Теперь, обладая атомной бомбой, Англия (пусть вместе с США, ничего не поделаешь!) могла стать владычицей суши. Политики Англии и США (и ученые тоже) считали, что Советский Союз свою атомную бомбу сделает не раньше 1965 года. Двадцать лет было у империалистов, как казалось им, для наведения своего порядка на земном шаре. Не удалось уничтожить Советское государство при его рождении, не удается уничтожить с помощью Гитлера — не беда, будет атомная бомба! А Нильс Бор хотел помешать этому. Конечно же, в глазах Черчилля желания Бора были преступлением, «караемым смертной казнью».
Советский Союз не дал капиталистам двадцати лет. В 1949 году атомная бомба была сделана и у нас.
Корабли со своей артиллерией снова пришли на помощь Севастополю.
ТРЕТИЙ ШТУРМ СЕВАСТОПОЛЯ
351—378-й дни войны. 7 июня — 4 июля 1942 года
Защитники Севастополя с зимы совершенствовали свою оборону. Они построили новые доты и дзоты, углубили траншеи, так что можно было ходить в них в полный рост, зарыли в землю линии связи, чтобы не повредило их во время обстрела, в местах вероятных атак поставили мины и фугасы. Каждый старался оборудовать свою позицию понадежнее, придумывались всякие хитрости и приспособления во вред врагу. Так появились камнеметы — в яму клали взрывчатку, на нее бревна, на бревна камни, яма маскировалась; в нужный момент по проводам посылался ток, камнемет с грохотом разбрасывал бревна и камни, ошеломляя атакующих немцев.
Севастопольский оборонительный район теперь насчитывал 106 тысяч бойцов. Правда, по-прежнему было мало танков — 38 и самолетов — 53, но артиллерии стояло достаточно — 600 стволов, и севастопольцы были уверены, что не отдадут врагу город.
Была даже надежда на недалекое освобождение Севастополя от блокады и на изгнание фашистов из Крыма — за Перекоп. Наши войска, как ты помнишь, еще в декабре 1941 года высадились на Керченском полуострове. Теперь они, многочисленные и хорошо вооруженные — три армии, — вели наступление.
Мы с тобой можем нарисовать себе картину, как отходящие с Керченского полуострова гитлеровцы попадают под удар севастопольцев с тыла, и если не оказываются в кольце, то поспешно оставляют Крым. Однако ничего похожего не получилось. Там, на Керченском, произошли, пожалуй, самые горькие за всю войну события. Немного коснемся их. Они имели непосредственную связь с дальнейшей судьбой Севастополя.
«Мессершмитт-109» — немецкий истребитель.
Разрушенные кварталы Севастополя. Только с 2 по 7 июня 1942 г. гитлеровцы сбросили на город 45 тысяч зажигательных бомб и выпустили 126 тысяч артиллерийских снарядов.
Наступление на Керченском полуострове явно не удавалось. В этом ничего катастрофического не было. Три армии Крымского фронта могли бы, исчерпав наступательные возможности, зарыться в землю, создать несколько рубежей обороны (вспомни одесские рубежи), оборудовать узлы противотанковой обороны на вероятных направлениях танковых атак, расставить, как полагается в обороне, артиллерию и стоять до лучших времен. Так они угрожали Манштейну ударом, если бы гитлеровцы перебросили основные силы для нового штурма к Севастополю. Но этого не было сделано. Наши дивизии стояли поперек полуострова в одну линию.
В таком размещении войск был бы какой-то резон, если бы они вот-вот переходили в наступление. Но наступления, как мы знаем, не получалось. Враг, сдержав три попытки прорвать его оборону, сам готовился к контрудару. Чуть ли не за три недели наша разведка узнала его точную дату. Однако командование Крымского фронта и после донесений разведки, и после прямого указания Генштаба не провело оборонительных мероприятий. Почему? Потому что вопреки логике вещей все еще намеревалось наступать.
Конечно же, Манштейн, опытный генерал, увидел оплошность нашего командования. Утром 8 мая вражеские танки и авиация нанесли удар вдоль побережья Феодосийского залива, прорвали там фронт. В брешь ринулись войска противника, угрожая выйти в тыл нашему правому флангу. В тылу, как уже говорилось, у нас не было ни резервов, ни укрепленных пунктов.
Почти две недели шли на полуострове ожесточенные бои. Но исход их был уже предопределен раньше — Керченский полуостров нам снова пришлось оставить. Это событие не могло не повлиять на положение осажденного Севастополя.
В начале второй половины мая командующий Отдельной Приморской армией генерал Иван Ефимович Петров собрал командиров дивизий и других ближайших помощников на совещание. «Авиаразведка, — сказал он, — уже зафиксировала колонны вражеских танков и пехоты в пути с Керченского полуострова к Севастополю. Надо полагать, что на подтягивание сил немцам понадобится еще дней десять…»
Тогда же в подразделениях красноармейцы и краснофлотцы выбирали делегатов на конференцию. Всех бойцов с передовой снять нельзя, и севастопольские военачальники рассказывали об обстановке их делегатам. Генерал Петров, как и подобает уверенному в себе и в войске командующему, ни от кого не скрывал тяжести положения. «Севастополь не Одесса, — говорил он делегатам. — Нет таких средств, которыми можно вывезти отсюда всю армию, если бы и был такой приказ. Значит, выход один — стоять насмерть!»
