Ночь после выпуска (сборник) - Тендряков Владимир Федорович (читать книги без регистрации полные TXT) 📗
– Вот ведь – родился нечаянно и умер невзначай, отца не знал, от сына погиб… Жизнь!
– Что с Колюхой сделают?
– Аль догадаться трудно? Судить будут, не без того… Парня жаль – тоже косо жизнь начинает.
Анна сбросила с койки босые ноги.
– Мать! А откуда кому известно, что это он?..
Старуха с подозрением покосилась:
– То-то что на другого не свалишь.
У Анны на бледном лице кривился темный рот, глубоко запавшие глаза – в суетливом горячечном мерцании, острые плечи напряженно приподняты, тонкие руки вкогтились в одеяло.
– Я, а не он в Рафаила-то из ружья… Откуда кому известно? Может, Колька наговаривает на себя, меня спасает?..
Долгим пасмурным взглядом старуха обвела невестку, с горькой пренебрежительностью ответила:
– Полно-ко, кого омманешь… Ни себя не морочь, ни других. Хоть бы похитрей была, спросят – на первом же слове запутаешься… Ты? Из ружья?.. Да ты на мышь не замахивалась.
– А вот довел, довел! Восемнадцать лет мучал, каждый вечер от него смерти ждала. Одно спасение – ружье! Не Кольку пусть судят – меня!
– Не тебе, голубушка, врать, не им слушать.
– А ты подтверди: мол, я не раз стращала – одно мне остается… Подтверди, спасем Кольку. Самой же парня жалко.
Старуха потерянно махнула узловатой рукой:
– Не блажи. На старости нелепицу плести, срамоту на себя брать…
Анна соскочила с койки, наструненно вытянулась, казалось, стала куда выше ростом, дрожащая, в жеваном халате, ведьмачьи патлатая, в синеву бледная, с одичалым бегающим взглядом.
– Кто-то должен ответить за Рафашку. Так – я! Я! Не он! Пробьюсь к кому нужно… Сейчас же! И заставлю, заставлю поверить! Ружье принесу… Из этого ружья – своими руками… Я! Я! А не он!..
– Иди, – сказала старуха. – В тюрьму, поди, не посадят, а в дурдом как раз попадешь.
– Достань мне пальто какое и на ноги обувку…
– Ты мои наряды знаешь, в любое влезай.
– У соседей попроси.
– Не путай, девка, хуже будет. Издалека даже на виновницу не похожа, а уж ковырнут чуть – и совсем поймут, из чьих рук ружье стрелило.
– Виновница?.. А кого еще и винить, как не меня! Уж Колюхи-то я куда виновней!
– Во-во! Еще чуток – и сама поверишь.
– Нет, виновна я, виновна кругом! Не я бы – жил Рафашка. Другая баба, вроде Милки хотя бы, давно бы скрутила его в бараний рог или бросила к чертям собачьим. А я терпела… И как терпела! Видела же, видела, что добром не кончится, а цеплялась. Зачем? Кто должен был Кольку оберечь? Кто как не я? В аду парнишка варился. Рафашка на пьяные глаза понять не мог, я-то всегда трезвой была. Я мать, потому сделай, освободи себя и сына. Нет! Нет! Ничего! Палец о палец не ударила, только терпела и еще муки свои сыну навязывала. Не вина ли это? Да неужель не поймут, что судить меня, меня нужно, не мальчишку!.. Докажу!.. Евдокия, мне надо идти! Сейчас!
– Поостынь, успеется.
– Евдокия, Милка же, верно, ничего не знает. Позвони ей, она и одежду привезет… Пуховым позвони, а я тут умоюсь, причешусь… Ради Кольки прошу, Евдокия!
И старуха испугалась неистовости в голосе Анны.
– Ошалела, девка. Вот уж воистину – в тихом омуте черти водятся. Да ладно, ладно, не стони. Мне-то что, позову Милку, пусть она нянчится.
Тряся сокрушенно головой, ворча, Евдокия стала натягивать пальто. Телефона во флигеле не было, при нужде звонить бегали через двор, в подъезд соседнего дома.
Прошло едва ли более получаса, как темно-зеленые «жигули» резко затормозили прямо перед окном. Приехала Людмила Пухова, подруга Анны еще с девических времен. Вызвав немотное удивление старичков и старушек, жильцов флигеля, она энергичной и решительной поступью проследовала к Евдокии Корякиной. Если Анна всегда выглядела потерянно и забито – стертое лицо, худа, болезненна, мала ростом, – то Людмила, где бы ни появлялась, привлекала к себе внимание. В последние годы она сильно располнела, но не утратила прежней горделивой осанки, двигалась с напором, с достоинством неся пышную грудь и гладкое бровастое лицо, смущала взглядом сквозь приспущенные ресницы, поражала шальной модностью своих нарядов. И сейчас, сорвавшаяся впопыхах по звонку, она явилась с подведенными глазами, распространяя крепкий запах духов, но белые щеки ее дрожали, а губы кривились. Она накинулась на Анну, прижала ее голову к груди, по-бабьи, в голос запричитала:
– Страдалица ты моя-а! Довел-таки бешеный, не остерегла я тебя!.. Горемычная моя!..
Попричитав, резко отстранилась, всхлипнула, платочком промокнула глаза, села попрочней, деловито сказала:
– Давай думать, что сделать можно.
– Уже придумала, – подсказала старуха, – вину на себя брать хочет.
– Зачем? – без удивления, скорей заинтересованно спросила Людмила.
– Поди знай.
– Так разве ж не виновата я? – слабо произнесла Анна.
– Ты?! Какая, к лешему, ты виновница! – Людмила Пухова когда-то, как и Анна, была простой барачной девкой, не стеснялась сильных выражений. – Ежели и виноват кто, так я, дура. Кто толкнул тебя к Рафашке? Я же! Думалось – тиха да покладиста, не посмеет обидеть такую, сживетесь куда с добром. Ой, ошиблась! Всю жизнь кляну себя.
– Чего уж давнее ворошить, – поеживаясь, как от озноба, возразила Анна. – Все ошибались, все! А за наши ошибки один Колюха ответит. По-че-му?! По-че-му он, а не я? Справедливость-то где?!
– Разберутся. Не убивайся зря-то. Я Коле адвоката хорошего найду, сама его наструню, все выложу, что было. Возле закона тоже, поди, люди сидят – поймут.
Но решимость старой подруги не успокоила Анну:
– А мне что – сидеть да ждать? С ума же сойду!
– Не жди, сходи поговори – вреда не будет. Узнаешь, что к чему, нам расскажешь, – согласилась Людмила, с затаенным страданием разглядывая Анну.
– Одежку-то мне привезла?
– Не знаю, подойдет ли. На скорую руку похватала.
– Лишь бы срамоту прикрыть. Вот оденусь и пойду сейчас.
– А куда? К кому – знаешь?
– Не, – растерялась Анна.
– Э-эх! Простота! – Людмила резко встала. – Одевайся, а я узнаю к кому… Где телефон-то тут? Евдокия, идем со мной, одежду захватишь, в машине она.
И только сейчас, когда двинулась к выходу, Людмила заметила лежащее на полу ружье, споткнулась, оглянулась на Анну. Та подавленно кивнула: из него.
– Обеспамятела – выхватила у парня и ну-ко сюда притащила, – пояснила старуха.
Только теперь, при виде лоснящегося черными стволами ружья, Людмила, должно быть, зримо представила картину убийства: свалили Рафаила Корякина, здорового мужика, страшного в пьяном озверении! Бешеного Рафку, которого она, Людмила, знала с девичества!
– Анька… – обессиленно, с хрипотой произнесла, и лицо ее сразу увяло, на гладких щеках проступили вмятины. – Анька, молчишь, тихая? Да крикни же, прокляни – я сосватала, я! С моего слова началось… Выругай – все мне легче.
Анна вяло отмахнулась:
– Своего ума недостало, что уж других корить.
И нарядная, пахнущая духами Людмила грубо, по-мужицки выругалась, перешагнула через ружье, вышла.
Через пятнадцать минут Анна, одетая в слишком просторное, отливающее лягушачьей зеленью пальто из жатой кожи, в берете с кокетливыми вишенками, слушала Людмилу.
– Вот записала для памяти: Су-ли-мов… Старший лейтенант Сулимов, пятьдесят первая комната. Колькино дело ведет. Я тебя довезу до управления, а там уж сама действуй.
Анна сунула бумажку в карман, поднялась, взяла с пола ружье.
– С ружьем на свидание, – криво усмехнулась Людмила.
– Снесу. Поди, ищут его.
Старуха напомнила:
– Скажи ей, чтоб себя зазря не оговаривала.
– Не сумеет, – хмуро обронила Людмила. – Для этого уметь врать надо.
Они ушли. Старая Евдокия осталась одна, села на помятую койку, сложила на коленях мослаковатые руки и задумалась.
Необжито-чистый кабинет с несолидным письменным столом, солидным сейфом в углу и неистребимым канцелярским запахом эдакой легкой бумажной залежалости. Прочно усевшись за стол, Сулимов деловито разложил перед собой листы бумаги, бланки, блокнот, ручку, пачку сигарет и закурил.
