Маленький Бобеш - Плева Йозеф (книги серия книги читать бесплатно полностью .TXT) 📗
— А ты чего?
— Да вы все вон какие сердитые…
— Милый сыночек, Пеструха у нас заболела, — сказала мать смягчившись.
— Пеструха! — крикнул Бобеш и вскочил с постели. — Что с ней такое?
— Напаслась без меры, ей теперь и худо — хворает.
Вот уж этого Бобеш никак не понимал — хворает оттого, что хорошо поела! Не хворать надо, а радоваться. Бобеш отлично помнил, что, когда Пеструха хорошо паслась, мать была довольна и говорила: «Нынче Пеструха была смирная, паслась как на привязи». И вдруг, оказывается, от этого ей плохо! Мать дала Бобешу кружку молока и краюшку хлеба:
— На, Бобеш, позавтракай, мне надо в хлев к Пеструхе.
— Мама, я тоже пойду с тобой.
— Нет, Бобеш, не ходи. Поешь прежде.
— А я, мама, тоже могу захворать, если хорошенько поем?
Не слушая Бобеша, мать заторопилась в хлев. Бобеш поразмыслил о случившемся, отпил полкружки молока и съел полкраюшки хлеба. Недопитое молоко вылил в блюдце Мисе, а хлеб спрятал в карман, решив искрошить его курам. Потом пошел следом за матерью в хлев — поглядеть, как чувствует себя Пеструха.
Пеструха лежала на соломе и тяжело дышала. Ее огромное, раздутое брюхо поднималось и опускалось. Все, кто был в хлеву — мать, дедушка и двое чужих людей, — ходили вокруг Пеструхи, громко и быстро переговаривались. Заметив Бобеша, мать сказала ему:
— Видишь, захворала наша Пеструха. Лежит вон… Уж и не знаю, выживет ли… А ты, Бобеш, не стой тут, беги домой либо в садике поиграй.
У матери навернулись слезы. Глаза у нее были красивые, карие. Бобеш уже пригляделся к ним. Если они смотрели строго, то мать могла и не говорить ничего: Бобеш и без того понимал, что, значит, он опять провинился, чем-то не угодил ей. Такого строгого взгляда Бобеш обычно не выдерживал. Ему начинало казаться, что глаза ее жгут, как угольки. Зато, когда мать радовалась, она обычно напевала и тоже могла не говорить, что радуется: Бобеш узнавал это по глазам. Тогда он готов был без конца смотреть на нее. Глаза у матери становились точно бархатные и такие ласковые, прямо словно гладили. Но теперь они были грустные-грустные; глядя на них, просто плакать хотелось.
Бобеш спустился к ручью. Сел на бережку, на мягкой траве, и спустил ноги в воду. Задумавшись, смотрел он, как солнечные зайчики играют на волнах.
Однако вскоре он вынул ноги из воды и поджал под себя. Ноги озябли, потому что вода в ручье была очень холодная. Чуть подальше ручей сворачивал в сторону, и в излучине он был очень широкий, но мелкий. В этом месте купались воробьи. Они трепыхали крыльями, окунали головки в воду, потом терлись мокрыми головами о перышки под крыльями, хлопали крыльями по воде, далеко разбрасывая брызги. И гомонили при этом так, словно, кроме них, в целом свете никого не было.
«Ишь, как безобразничают! — подумал Бобеш. — Ишь, как веселятся, а у нас Пеструха хворает!» — Кыш-ш-ш! — крикнул он.
Воробьи вспорхнули, уселись на садовой изгороди и там отряхивались, топорщились и чирикали на Бобеша.
Бобеш поглядел, поглядел, потом отвернулся, решив, что не стоит и смотреть на них. Кабы знали они, что мама невеселая, что Пеструха хворает… Да где им, воробьям! Дедушка не зря говорит про них: «Экая шушера голодная! Так и норовят зерно у кур своровать — это они умеют! Им бы только наесться да кричать!» Сейчас они и вовсе безобразничали, когда им как раз молчать бы надо. Он еще всегда жалел воробьев, когда их дедушка спугивал. Крошки им бросал, чтобы они могли досыта поесть. А им вон и горюшка мало, словно с Пеструхой ничего не случилось. Шушера, как говорит дедушка, да и только.
С воробьями у Бобеша было все кончено. Пускай теперь на него кричат сколько угодно — он на них и не взглянет. Хоть на голове будут ходить, все равно не посмотрит.
Однако воробьев весьма мало трогало такое пренебрежение к ним со стороны Бобеша. Они опять слетелись к излучине ручья и принялись купаться.
А Бобеш засмотрелся на гусей. Гуси щипали траву и, теребя ее, дергали головой, потому, что трава тут была мелкая. Все же Бобеш забеспокоился, как бы они не объелись и не расхворались потом. Он поднялся, решив согнать гусей. Но не тут-то было! Гуси вытянули шеи до самой земли, зашипели и дружно ринулись на Бобеша. Тот еле успел перейти вброд ручей и спастись на другом берегу.
И гуси разочаровали Бобеша. Он им добра желал, и за это — его же щипать! Видали, какие злюки! Пожалуй, похуже воробьев. «С нынешнего дня и на вас не стану глядеть! Объедайтесь, хоть лопните! Мне все равно…»
Бобеш вспомнил про Боженку. Что-то она поделывает? Жалко, что мать у нее такая странная: на улицу Боженку не пускает, сердится, что Боженка с ним ходила. Ну, да он к ним тоже не пойдет. Нет уж, пускай знают, что и ему не велят к ним ходить. Ни за что не пойдет. Лучше уж у пруда побыть, посмотреть на рыбок, чем ходить к таким недобрым людям. Тогда они смотрели с таким видом, словно он у них по крайней мере горшка четыре разбил.
Бобеш медленно побрел к пруду. Там он сел на большой плоский камень, вынул из кармана недоеденный хлеб и стал крошить его рыбкам. Но, удивительное дело, думал он не о рыбках, а о Боженке: что бы она сказала, как бы посмотрела, если бы рассказать ей про Пеструху?
За прудом, ближе к усадьбе, была громадная куча засохшего и отверделого ила, когда-то вычищенного из пруда. Теперь там играли дети — трое мальчишек, ростом примерно с Бобеша..
Бобеш решил подойти к ним и спросить, не видели ли они здесь случайно Боженку. Будь она на улице, тогда можно и не заходить в усадьбу; это было бы совсем хорошо. Когда он подошел ближе к мальчикам, все трое недружелюбно посмотрели на него.
— Ты чей? — спросил один из них.
Бобеш не успел слова сказать, как другой мальчик запустил в него комком глины и засмеялся. А третий показал Бобешу язык.
Бобеш был просто ошарашен. Ведь он ровным счетом ничего не сделал этим ребятам, за что же они так на него? Ну нет, у таких нечего и спрашивать, лучше от них подальше.
— Как тебя зовут, мальчик? — спросил старший.
— Не твое дело! — огрызнулся Бобеш и тоже показал ему язык.
— Лупи его, ребята!
Бобеш, понятно, не стал дожидаться, слетел с горки и пустился наутек, но не домой, а к усадьбе. Мальчишки погнались за ним. Когда самый старший уже настигал Бобеша, он вдруг повернулся, вытянул вперед руки; мальчишка налетел с разбегу и упал. Бобеш опять припустился без оглядки; ребята, в том числе и пострадавший, — за ним. Так они добежали до Боженкина дома. Бобеш хотел открыть дверь, но не достал до дверной ручки. Мальчишки были совсем близко… Тот, которого свалил Бобеш, крикнул:
— Гляди, ребята, он к нам идет! Ну постой, я вот скажу отцу, он тебя отлупит!
Запыхавшийся Бобеш стоял на ступеньках, прижимаясь спиной к дверям. Один из мальчишек подступил к нему, но Бобеш отпихнул его; тот не смог удержаться и упал с крыльца.
— Хватай его за ногу! — крикнул другой.
— Кидай в него камнем! — советовал третий.
Один из них и впрямь поднял камень и метнул в Бобеша. Бобеш быстро пригнулся, камень гулко ухнул в дверь. Дверь сразу отворилась, и. Бобеш, потеряв опору, упал навзничь в сени и стукнулся головой об плиточный пол. От испуга он даже не смог крикнуть.
Над Бобешем стоял высокий рыжеусый мужчина. Это был Либра, Боженкин отец, владелец усадьбы. Бобеш, разумеется, не знал его, потому что видел впервые. Либра поднял Бобеша и прикрикнул на мальчишек:
— Это что такое, ребята?.. Ну-ка, Еник, поди сюда! Скажи, что вы тут такое вытворяете? Кто ударил в дверь?
Бобеш окончательно перепугался и заплакал.
— А ты чего? Почему ревешь? — обратился Боженкин отец к Бобешу.
— Они за мной гнались, а-а-а я им ничего такого не сделал, а-а-а они в меня камнем бросили!
— Еник, за что вы его бьете, а?
— Он меня толкнул, я даже упал, — ответил Еник.
Двое других ребят, которые были вместе с Еником, убежали, как только Либра показался в дверях.
— А зачем ты задирал их? Если бы ты не толкался, и они бы тебя не тронули.
