Валя offline - Никольская-Эксели Анна Олеговна (лучшие книги txt) 📗
Наташа — это новая папина жена. Вернее, не такая уж она и новая. Они вместе уже много лет.
Она очень красивая! Даже лучше Карины, наверное. Хотя у неё короткая стрижка — такая стильная. А фигура просто прелесть! Она меня в два раза худее, а ей, наверное, уже за тридцать. Наташа на мамину старую фотографию похожа, где она в молодости.
— Ты что на меня так смотришь, нравлюсь? — смеётся она.
Я не замечаю, что уже довольно долго пялюсь на Наташины туфли. Не мигая, как в телевизор. Туфли у неё с открытым носком, и видно ногти. Они все усыпаны мелкими блестящими камушками!
— Хочешь, тебе такие сделаем?
Я краснею. Мои пластиковые шлёпки мама купила на рынке за сто рублей. А ногти красить она мне пока не разрешает.
И вообще в папином доме я чувствую себя как рыба об лёд. То есть, на льду — неуютно и как голая. Я первый раз в таком огромном доме. Здесь даже есть колонны, а потолок в прихожей, или как это называется, — в три этажа. Наверху балкон и огромное окно во всю стену, с витражом — как в театре музкомедии.
А ещё у папы с Наташей есть слуги. То есть, прислуга. В саду я видела мужчину в синем комбинезоне — он ровнял большими ножницами кусты. Они подстрижены в виде шаров и конусов, как в английских парках — я в одной передаче видела. А между деревьями висят такие зеркальные шарики — в них всё отражается вверх ногами.
Внутри нас встретила женщина в розовом платье и белом фартуке. В волосах кружевная наколка. Таких несчастных добрых женщин часто показывают в сериалах — мама смотрит и переживает за них. Это, наверное, домработница или горничная, не знаю, как правильно назвать.
Я хотела снять свои шлёпки, но папа прошёл, не разуваясь, прямо в ботинках из крокодила или бегемота. Мама бы ему врезала за такие дела. А Наташа ничего, обняла и поцеловала.
Они красиво смотрятся вместе: он высоченный, а она маленькая, как Барби. И без бороды папе гораздо лучше.
Вообще-то мама запретила с папой вне школы общаться. Так случайно получилось.
Он повёз меня на собеседование, но оказалось, не на собеседование, а просто отдать документы. Меня приняли без всяких проверок и тестов, это он договорился. А мы с мамой всю ночь готовились к этому ответственному этапу моей жизни. Она меня гоняла по программе шестого класса.
Но директриса на меня даже не посмотрела, только сказала:
— Хэлло! Хау ду ю ду?
Ну я ей и ответила в том же духе.
А потом она всё с папой разговаривала про какие-то пиломатериалы. Он ей обещал привезти вагон и маленькую тележку. Директриса очень обрадовалась.
Школа, кстати, самая обыкновенная, ничего такого сверх. Никаких золотых унитазов — я зашла, проверила. Просто всё супер-мега-новое и чистота кругом идеальная, маме понравится. Ещё бассейн есть и душевые в спортзале. Нас с папой провели, показали. А у нас в деревне физра на улице проходила, даже зимой — чтобы не отапливать спортзал.
Ну и вот. После школы папа спросил:
— Ты голодная? Поехали поедим!
Я думала, мы зарулим в какую-нибудь кафешку, а он меня привёз к себе домой. Я даже не ожидала. Сказал, что Наташа как раз вернулась из командировки. Они с папой, как я поняла, вместе работают.
— А я думала, вы геолог.
— Во-первых, не вы, а ты, — говорит папа. — А во-вторых, я и есть геолог. Мы интереснейшим делом, между прочим, занимаемся — разведываем месторождения полезных ископаемых.
— Да?! — я поражена. — Золота? Или алмазов?
— Бывает, что и золото находим, — улыбается папа. — А вообще, мы на никелевой руде специализируемся. Ты почему не ешь?
— Я ем… Вернее… А что это такое? — кажется, я опять покраснела.
У меня по тарелке размазано что-то розово-зелёное, а вместо вилки с ножом — палочки. И как, извините, ими есть?
— Честно говоря, сам не помню, как эта штука называется. — Папа с серьёзным видом вертит палочки в руках, а потом вдруг бац! — и подкидывает их к потолку. Он хочет их поймать, но палочки падают в супницу — плюх! Брызги во все стороны!
Папа с жалобной миной заглядывает в супницу и говорит:
— Вера, принесите, пожалуйста, ложки!
Мы с Наташей переглядываемся и хихикаем, как две заговорщицы.
Глава 6
Парк Юрского периода
Помню, в деревне нам задали писать сочинение на тему «Недавно я открыл для себя…»
Федоренка написала: «Недавно я открыла для себя секс…»
И всё, представляете? Больше она ничего не написала — только многоточие поставила.
Учительница по литературе влепила ей «двойку». А мама — она наша классная — сказала, что за такое и «кола» много, потому что это безнравственно, и вызвала в школу Федоренкиных родителей.
Мама сказала тогда:
— Ты, Федоренко, мала ещё, чтобы думать о таких вещах.
А она:
— Я что, виновата, что оно само думается? — и ржёт.
У них с её парнем уже всё было, Федоренка сама рассказывала. Она рассказывает, а мне и страшно, и смешно, и противно. Как представлю, что самой скоро придётся этим заниматься — голой! — аж тошнит от страха.
А литераторша, между прочим, тоже хороша. Она у нас на уроках ест пельмени — прямо из баночки.
Федоренкины родители так в тот раз и не пришли — они у соседей крестины справляли, третий день подряд.
Фрунзик Акопян долго-долго ничего не писал — всё смотрел в окно. А там и глядеть-то не на что — сплошная слякоть и грязища по колено. У школьного забора остов ЗИЛа, весь рыжий от ржавчины, как соседский Бобик. Тоска.
А потом, уже в конце урока, он вдруг стал писать, писать и написал.
Он написал, что открыл для себя Америку. Всё в мельчайших подробностях обрисовал: как он плыл в Нью-Йорк на корабле, как его выгнали из первого класса в третий, потому что у него не было билета, и как он там заразился холерой и чуть не отдал концы…
Он ещё много всякого такого понаписал. Мы его после этого Колумбом с девчонками прозвали. Америку он открыл! Но Фрунзик не обижался. На вопрос учительницы, хочет ли он, когда вырастет, стать писателем, как Стивенсон или Даниэль Дефо, он ответил, что нет, не хочет. Когда вырастет, он станет конюхом или гаишником — как получится.
Хотите знать, про что написала я?
Про бабу Лизу и Морскую птицу. И ещё про море, конечно. Какое оно бывает разноцветное в зависимости от погоды и времени суток. И если в разное время набрать из него воды в маленькие прозрачные бутылки, они тоже все будут разноцветными.
Учительница меня похвалила, даже прочитала моё сочинение вслух.
А маме, наоборот, не понравилось. Наверное, из-за бабы Лизы.
После обеда папа учил меня играть в мини-гольф. У них в саду специальная площадка для этого оборудована, со всякими дорожками и горками. В стиле парка Юрского периода.
Наташа загорала в шезлонге и болела за меня. А потом она вдруг сказала, что я красивая.
Представляете?! Что я похожа на Скарлет Йохансон — она тоже не худышка.
Я всегда думала, что я обыкновенная, и мама так говорит. А иногда я себе вообще кажусь уродкой какой-то — толстая и плоская, как доска. Особенно меня мой нос бесит.
— Ну-ка, повернись в профиль, — говорит Наташа и пристально меня разглядывает. — У тебя нос весь в папу, в меру вздёрнутый. Это признак природной весёлости и душевной простоты. Тебе просто лоска не хватает, понимаешь?
— Нет.
— Ну, хорошей стрижки, стильной одежды, аксессуаров. За ногтями девочка тоже должна ухаживать…
Я молчу. Просто я не знаю, как за ними ухаживать. Обычно я стригу их под корень, чтобы было аккуратно. А волосы в хвостик собираю, в мышиный.
— А косметика? — спрашиваю я. — Мне уже можно пользоваться косметикой?
Помню, однажды мы с бабушкой играли в принцесс. Лиза сняла с окна занавеску, накрутила её на меня каким-то особенным образом, и получилось настоящее принцессино платье! Потом она сделала мне на макушке хвостик и прикрепила к нему свой веер — это была «корона Российской империи». Когда мама вернулась с работы, у меня на лице уже была вся бабушкина косметичка.
