Порожек - Никольская-Эксели Анна Олеговна (электронную книгу бесплатно без регистрации .TXT) 📗

Анна Никольская

Порожек

Глава 1

Мой Лидочек так уж мал

За столом сидит девочка в оранжевых тапочках и ковыряет ложкой манную кашу.

«Вот неблагодарная!» — думает девочкина мама и беззвучно растягивает рот.

Она сосредоточенно глядит в круглое зеркальце и красит губы. Тем временем девочка берёт пробу фунта на поверхности Луны. Давно остывший фунт прилип к ложке, и гравитация на него не действует, как и на Луне.

— С эдой баловаться — стыд и грэх, — бросает мама, дорисовывая растянутую в «Э» губу.

— Дети — цветы жизни. Они не грешат, — говорю я (девочка — это именно я) и пробуравливаю в Луне кратер. Ложка глухо утыкается в дно, и кратер получается гораздо мельче, чем я задумывала.

— Мишук, повлияй, — говорит мама, целуя меня в макушку.

Пахнет от неё «Арабикой» и духами, которые подарил папа на Восьмое марта. Мама говорит, что у папы никакого воображения, поэтому коробок с духами у нас дома целый комод. Когда никого нет, я достаю их и строю Пизанскую башню прямо на коленках.

— Behave [1]! — доносится из прихожей, и за мамой хлопает дверь.

Мама работает переводчиком на заводе сухих строительных смесей. Его продали американцам, и с тех пор, как мама побывала в Аризоне, она мечтает переехать туда всей семьёй.

— Ты должна питаться, — начинает влиять на меня папа. Он продырявил пальцем «Российскую газету» и теперь глядит через отверстие одним глазом. Дырка вышла как раз посередине лба какого-то мужчины в галстуке. Над мужчиной написано «У НАТО открылся третий глаз». Папе очень смешно, а мне не очень. Но я всё равно смеюсь, чтобы сделать ему приятное. Тогда, возможно, он забудет про кашу.

— Давай, а то я на работу опаздываю, — папа откладывает в сторону газету и делает серьёзное лицо.

— Я не ем грунт. Тем более холодный и с комочками.

— Ладно, — соглашается папа, поглядывая на часы. — В обед скушай борщ и «Ласточкино гнездо». Приеду — проверю.

Первый раз «Ласточкино гнездо» я попробовала на ужин в продлёнке. А до этого я думала, «Ласточкино гнездо» что-то такое воздушное и карамельно-ванильное. Как «Птичье молоко». Я мечтала о нём целых три недели — с того момента, когда однажды вечером мама читала папе распечатку меню, решая, отдавать меня в продлёнку или нет. Помню, засыпая под ссору родителей, задушенную кухонной дверью, я думала о том, как буду сидеть на низком стуле среди продлёнковцев и есть «Ласточкино гнездо». И между нами, тремя-четырьмя посвящёнными, возникнет тайна. Мы никогда не откроем её остальным детям — которых забрали родители и которые не ели «Ласточкиного гнезда». Пускай у нас нет бабушек с маленькими добрыми, как у пекинеса, глазами или папиных шофёров, которые заберут нас вовремя. Зато во время морковной запеканки на полдник мы будем смотреть на несчастных непосвящённых с сочувствием и перешёптываться. Мы будем знать, что ожидает нас вечером, и давиться этим сладким ожиданием…

Моя ванильная мечта оказалась говяжьей котлетой. Хотя некоторая интрига в виде засунутого в котлету яйца всё-таки оставалась. Как яйцо из курицы попадало в говядину, я не понимала, но спросить из-за своей болезненной застенчивости не могла даже у нянечки Зинаиды Григорьевны.

В тот вечер, когда я решилась рассказать маме про яйцо, она расплакалась и опять поругалась на кухне с папой. А потом стала регулярно готовить мне «Ласточкино гнездо» и даже показала, как этот делается. Интрига пропала, а потом из холодильника пропали пиццы, сосиски и блинчики глубокой заморозки. В нашей семье настала эпоха борщей и расстроенных от недосыпа маминых нервов, которые не берегли ни я, ни папа. Впрочем, продлёнка уже давно в прошлом.

— Пап, а когда мы в зоопарк поедем? Ты ещё на прошлый день рождения обещал, — говорю я, шлёпая остатки лунного фунта в миску Чучика.

Чучик — наш ризеншнауцер, он вечно голодный и ничуть не прихотливый. Чучик сметёт и кашу с комочками, и даже трёхдневный борщ с кружками жира.

— В субботу. Вот допишу программу, и сразу в субботу поедем, — отвечает папа из прихожей.

— В эту? — уточняю я, зная своего папу.

Папа программист и работает в режиме дедлайна. Обычно его дедлайн — это вечер пятницы по московскому времени, а точнее — наша глубокая субботняя ночь.

— В следующую, — в прихожей чмокает замок, и я остаюсь одна, если не считать Чучика.

Мама говорит, одиночество плохо влияет на психику, но я люблю одиночество. В него можно закутаться с ног до головы, как в папин махровый халат после купания, чтобы торчала одна макушка. В одиночестве безопасно и уютно. Наверное, так бывает, когда сидишь на облаке и потягиваешь молочный коктейль. Мамин психотерапевт называет это «зоной комфорта», которую необходимо планомерно расширять, дабы не ограничивать личностный и профессиональный рост.

А ещё в одиночестве ты никому не мешаешь. Ни маме с подработкой на дому, ни папе с «Героями-5», ни вечно спешащей тёте Оле — моей крёстной, ни Чучику — грызть его говяжий мосол.

Глава 2

Тётя Оля "кусается", а потом кусают её

— Чучик, отстань! Колготки последние порвёшь! — кричит тётя Оля, напрасно отбиваясь от любвеобильного Чучика. Уж если он задумал облобызать кого, так сделает это непременно.

Сколько себя помню, а это лет, наверное, семь — помню я себя с тех пор, как в три года пошла в ясли, — колготки у крёстной всегда были в дефиците. С помощью обыкновенных ножниц старые тёти-Олины колготки необыкновенным образом превращались в лосины, гольфы и майки-алкоголички, в зависимости от места расположения дыры. Ещё колготками тётя Оля утепляла садовые деревья на зиму, укрепляла расшатанные шурупы в диване, самостоятельно наращивала стоптанные каблуки, делала капроновые ручки к рабочим инструментам дяди Коли и хранила в колготках веник. А однажды крёстная подарила мне на день рождения шапочку из старых колготок, отделанную кусочками цигейки. От шапочки я была в восторге, но мама отобрала её и спрятала на антресолях.

Когда тётя Оля приходила к нам в гости, она всегда отчитывала маму за неумение вести хозяйство и обзывала транжирой.

Сейчас, за чашкой кофе, крёстная бушует по поводу нового маминого приобретения — кофе-машины с цветным сенсорным дисплеем и технологией Touch Screen.

— С ума сошла! Это же сумасшедшие тыщи! Тебе что, самой лень кофе сделать? Я вон вчера на оптовке зёрна купила за очень недорого. Домой пришла, мельничкой смолола, в турочке сварила, — красота! А эта твоя бандура сенсорная только место в кухне занимает.

— Зато можно одновременно две чашки латте приготовить, — мама с любовью гладит бандуру по гладкому боку, и во мне шевелится ревность. Мама меня так никогда не гладит, и я автоматически встаю на сторону тёти Оли.

— Папа ругаться будет, — я слизываю с латте пенку и заглядываю крёстной в глаза. В них ликование.

— Пускай попробует! — с пол-оборота, по меткому папиному выражению, заводится мама. — Я её на кровные премиальные, между прочим, купила.

— Лучше бы ты себе мозг запасной купила, — возражает крёстная. — А заодно и Мишуку своему! Ты ему давно уже весь мозг вынесла. А оптом, глядишь, дешевле выйдет.

— Оля, не ругайся при ребёнке.

— Господи Иисусе наставничек мой предобрый! — точно крыльями, взмахивает большими руками крёстная. — О ребёнке она вспомнила! Да этот ребёнок тебя в сто крат мудрей будет! Я ей «Домоводство» под редакцией Блинова принесла, сельхозгизовское ещё издание. Так она его в два дня одолела! Да у неё в шкафу книг больше, чем мы с тобой за всю нашу проклятущую жизнь прочитали!

— Зачем ей «Домоводство»? — спрашивает мама и тут же об этом жалеет.

— А кто Муравьёв с тараканами с вашей кухни изгвазданной выведет? Может, твой компьютерный гений? Или он только на виртуальные подвиги способен? Поди, и зарплату виртуально в его крысиной конторе выдают?