Вечера барона Мюнхгаузена - Распе Рудольф Эрих (читать полную версию книги TXT) 📗
Гораздо печальнее невинная шутка моя, должен сознаться, отразилась на таких почетных лицах города, как священники, гробовщики и могильщики. Дело в том, что, пока медицинская коллегия в полном составе своем висела в воздухе и доктора не могли навещать своих больных, пациенты, естественно, выздоравливали, и в городе не наблюдалось ни одного смертного случая, если не считать нескольких не достойных упоминания самоубийц. Положение гробовщиков и прочих заинтересованных лиц действительно можно было назвать отчаянным, и лишь к концу указанного трехмесячного срока им до некоторой степени пришли на помощь аптекари, начавшие самостоятельно отпускать лекарства и, таким образом, спасшие вышеназванных почтенных лиц от полного банкротства.
Впоследствии мне еще раз пришлось использовать свою пращу для поднятия большой тяжести, но уже в деле более серьезном и оставившем в истории след в виде воспоминаний обо мне, дорогих для каждого англичанина и по сие время. Происходило это во французской гавани Кале, где я заметил корабль с пленными английскими моряками, которых зорко стерегли французские матросы. Воздушного шара тогда уже при мне, к сожалению, не было, и мне пришлось для выполнения задуманного плана изготовить себе пару огромных крыльев. Ночью, когда и пленники и стража заснули, я поднялся на крыльях над кораблем, зацепил пращою, к которой приделал соответствующие крюки, за мачты корабля, вытащил его из воды и в какие-нибудь полчаса перелетел вместе с ним через канал и спустил корабль в английской гавани Дувр.
И пленные англичане, и сторожившие их французы проснулись лишь через несколько часов после этой моей операции, и предоставляю вам вообразить себе удивленные лица и тех, и других. Разумеется, пленникам и стражам пришлось тотчас же обменяться местами, со всеми последствиями, вытекавшими из этой перемены. Нужно отдать должное англичанам в том, что они, отобрав награбленное французами, не стали мстить и в свою очередь грабить неожиданно плененного врага.
Еще более серьезную услугу оказала моя праща двум английским офицерам генералу и полковнику – во время осады Гибралтарской крепости, где я гостил в это время у моего друга генерала Эллиота, храброго защитника Гибралтара. Кстати, расскажу вам сначала о военном происшествии, участником которого мне довелось стать тотчас же по прибытии в крепость. После первых радостных излияний, обычных при встрече старых друзей, я отправился вместе с генералом Эллиотом взглянуть на наши и неприятельские позиции. Подняв свою великолепную подзорную трубу, я увидел, что осаждающие готовятся как раз выпустить в нас ядро из своей самой большой пушки. Я немедленно предложил генералу, чтобы мне доставили с батарей еще большую пушку, сам установил прицел, и в то мгновение, когда неприятель поднес фитиль к своему орудию, я приказал сделать то же и у нас.
Наблюдая все время в подзорную трубу, я увидел следующее: на полпути между обоими орудиями ядра столкнулись. Наше, как более сильное, отбросило неприятельское ядро обратно, причем удар был так мощен, что вернувшееся к врагу ядро снесло голову не только солдату, заряжавшему орудие, но и двадцати человекам, стоявшим позади него. Затем оно срезало еще и мачты у нескольких судов, но, видимо, от этого сила его ослабела, так что, перелетев на другой берег, оно лишь пробило кровлю в избушке какого-то бедняка и выбило несколько зубов у старухи, спавшей, к сожалению, с открытым ртом. Наше же ядро, оттолкнув неприятельское, в свою очередь, принесло врагу немалый урон: достаточно уже того, что, снеся все на своем пути, оно попало в ту самую ушку, которая выстрелила в нас, бросило ее на стоявший вблизи испанский корабль, где сила удара выбила дно, и корабль неприятеля немедленно пошел ко дну, увлекая за собою и тысячу испанских матросов.
Но возвращаюсь к услуге, оказанной англичанам моей пращой. Мы сидели с генералом Эллиотом за завтраком, который, правду сказать, был превосходен, когда на наш стол неожиданно упала вражеская бомба. Генерал, как это сделал бы каждый на его месте, убежал, а я схватил бомбу и, прежде чем она успела разорваться, отнес ее на пустынное место на краю крепости. Не успел я передохнуть после этого, как внимание мое привлекло какое-то движение у неприятеля. Взбежав на высокую скалу, я направил туда подзорную трубу. И что же оказалось? Английский генерал и английский полковник, с которыми лишь накануне мы прекрасно провели вечер, оказались захваченными в плен во время разведки и сейчас должны были быть повешены.
Раздумывать было некогда. Я схватил бомбу, только что принесенную мною, и при помощи своей пращи метнул ее в неприятельскую группу. Расчет мой оказался правильным: бомба убила всех присутствующих, кроме двух пленников, висевших уже высоко над землею, ибо я приурочил свое движение к моменту, когда их только вздернули. От сотрясения же почвы виселица, разумеется, упала, и повешенные оказались лежащими на земле. Они тотчас же вскочили на ноги, освободили друг друга и бросились к берегу, где без труда нашли испанскую лодку, и через несколько минут мы уже все вместе, после радостных приветствий, продолжали прерванный завтрак у гостеприимного генерала Эллиота.
Боюсь, дорогие друзья и товарищи, что немного наскучил вам сегодня рассказами о подвигах, которые совершил, в сущности, не я, а доставшаяся мне как последнему представителю рода наша наследственная праща. Как видите, славное начало ее деятельности, положенное еще при царе Давиде, имело не менее славное продолжение. А засим – в этот поздний час позвольте пожелать вам спокойной ночи!
ВЕЧЕР ВОСЬМОЙ
Человек, жизнь которого принадлежит охоте и войне, как вы сами знаете, дорогие друзья, должен уметь с одинаковой стойкостью встречать и леденящий холод и сжигающий зной.
Никогда не забуду морозов, которые мне пришлось перенести, когда я, покинув Рим, направился в Россию. Как сейчас вижу больного и нищего старца, которого я встретил где-то в Польше, почти нагого, в то время как я дрожал от холода, будучи одет, конечно, гораздо теплее, чем он. Разумеется, я тотчас же бросил старику свою верхнюю одежду, а сам погнал возможно быстрее своего коня. Путь я совершал верхом, и, к тому же, совсем не зная дороги.
Немудрено, что вскоре я сбился с пути. Настала ночь, и, чувствуя страшную усталость, я остановился среди равнины, сплошь покрытой снегом, и привязал коня к какому-то чуть торчавшему из-под белого покрова пеньку. Сам же лег на снег и от утомления вскоре заснул. Когда я проснулся, в глаза мне ударил дневной свет. Оглянувшись, я увидел себя лежащим среди церковного двора. Вдали виднелись деревенские избушки, а конь мой куда-то исчез. Вдруг я услышал знакомое ржание где-то над собой. Взглянув вверх, я понял все: оказалось, что я лег спать у церкви, сплошь занесенной снегом, а коня привязал к шпилю колокольни, который я и принял за пенек. Теперь, когда снег растаял и я опустился вниз, лошадь моя продолжала висеть там же на уздечке, конец которой был прикреплен к шпилю. Метким выстрелом из пистолета я перешиб уздечку и, таким образом, получил обратно сверху своего коня, после чего беспрепятственно продолжал путь по оттаявшим уже дорогам.
Как ни холодно было мне во время только что описанного путешествия, но эта температура, конечно, не может идти в сравнение с той, какую приходилось мне выносить в то время, когда я вместе с капитаном Фиппсом совершил известную экспедицию к Северному полюсу. Огромные льдины окружали нас со всех сторон, и на одной из таких льдин мне пришлось сыграть как-то довольно трудную роль, о чем я сейчас вам расскажу, если хотите.
Началось с того, что я заметил на глыбе льда двух дерущихся белых медведей и решил их громадными и великолепными шкурами овладеть. Карабкаясь по ледяным выступам и ухабам, я поскользнулся и, не выпуская из рук ружья, упал, причем удар был так силен, что я потерял сознание. Когда я пришел в себя, то увидел, что один из белых медведей держит меня за пояс моих брюк, намереваясь, по-видимому, куда-то унести. Но, к счастью, при мне был вот этот самый складной нож, который вы видите сейчас. Достав его из кармана, я ударил медведя по лапе, отрубив ему несколько пальцев, отчего зверь, понятно, выпустил меня из зубов, ибо начал реветь от боли. Я схватил ружье и застрелил медведя, но громкий звук выстрела разбудил тысячи других спавших на льду медведей, и все это стадо хищных белых великанов направилось прямо на меня.