Тебе посвящается - Бременер Макс Соломонович (книги полные версии бесплатно без регистрации txt) 📗

Вероятно, я зарычал, потому что Афанасий, отпрянув, крикнул:

– О музеях – пожалуйста! Ну?.. О картинах там, статуях. А?.. – У него был испуганный взгляд и успокои­тельный голос.

– Что – «Ну»? Что – «А»? – озлился я. – Что за ерунда опять?

– Нет, ты вникни сперва, – сказал он жалобно. – Ты вникни, Володя, если ты друг, – повторил он жалобно и настойчиво.

– Во что? – спросил я спокойнее.

– А в то, – ответил он, приободрившись. – Вот во что: я Зойку обещал пригласить на балет в Большой театр. Это раз. А в кино, сказал, будем ходить на каждую новинку!

– Чего ж, – сказал я. – И на здоровье.

– А дома денег не дают на театр и кино: не отвлекай­ся, мол, от занятий... И я ее никуда не зову... Никуда не зову, понял? Потому-то и нельзя с ней говорить про кино и театр – вдруг о моем обещании вспомнит?!

– Значит, сама она, думаешь, не вспомнит? – спросил я с насмешкой.

– Если не напоми­нать, конечно, не вспо­мнит. Это же психологи­чески можно объяснить, – сказал он, и тут я подумал, что, дружа с Ромой, Афа­насий у него набрался кое-какой науки. – Само ведь в памяти ничего не всплы­вает. Если по дороге из школы ей не попадется на глаза театральная афиша, если она не услышит слу­чайно, как по радио пере­дают спектакль, если мы какой-нибудь такой темы не коснемся, ничего ей не вспомнится, будь уверен.

– Может быть, – согласился я. – Не знаю. Может быть, этой Зойке правда не попадаются на глаза афиши, может быть, она редко включает радио, но я уж обяза­тельно брякну при ней что-нибудь о балетах или деканах и все тебе испорчу. Лучше я сейчас не пойду с тобой, Афанасий.

– Так о деканах-то – пожалуйста! – залопотал он. – Это с мамой о них не надо... А тут только о театрах, кино... У Зойки. С мамой как раз об этом можно...

– Пожалуй, лучше мне с тобой не ходить, – сказал я и остановился.

– Да брось, да мы уже пришли! – Тут Афанасий крепко взял меня под руку. – Вот в этом доме живет Зоя. А вот, между прочим, эти девочки тоже к ней идут.

Две девочки, очень симпатичные на вид (одна – с виолончелью под мышкой), действительно шли по пере­улку, приближаясь к тому парадному, возле которого остановились мы.

– Ни шагу назад! – крикнул мне Афанасий шутов­ским голосом и оглянулся на девочек. – Здравствуйте! Спешите видеть Володю, он собрался удирать!

– Да ну-у!.. А почему?.. – спросили девочки хором ноющими голосами, точно они меня знали и могли жа­леть о моем уходе.

– Дело есть. Надо, – ответил я, не вдаваясь в по­дробности, кивнул им всем и, высвободив локоть из паль­цев Афанасия, зашагал было прочь.

– No pasaran! – крикнул со смехом Афанасий, ши­роко разведя руки в стороны, и преградил мне дорогу.

Я остановился. «No pasaran»... Недавно я прочел эти слова в чьих-то воспоминаниях об испанской войне, и они запали мне в память. «No pasaran!» – «Они не прой­дут!» – это был клич республиканцев, клятва в том, что революционный Мадрид не будет отдан фашистскому войску Франко. С этими словами шли в неравный смерт­ный бой...

Потом Мадрид пал. Испанскую революцию подавили. И это было уже очень давно.

Но пусть давно, с этими словами шли на смерть за свободу. И вот их Афанасий произнес сейчас так... так, как я слышал.

Он, по-прежнему улыбаясь, загораживал мне дорогу, и с каждой секундой его улыбка становилась мне все неприятнее.

– Слушай, я пойду, – сказал я твердо.

– Но я же обещал, что тебя приведу, – возразил он растерянно и перестал улыбаться. – Получится, что я об­манул?!

У него был такой тон, точно по моей вине он может попасть в совершенно непривычное, невыносимо стыдное положение. Это взбесило меня.

– Так и получится, – заверил я и ушел, не огляды­ваясь.

Я ничуть не жалел о том, что оставил Афанасия одно­го перед домом его знакомой девочки. Нельзя сказать, что на душе у меня после этого было радостно, однако я шел, слегка и приятно удивленный тем, что характер мой, пожалуй, тверже, резче, чем я предполагал раньше. Мне всегда плохо удавалось отказаться от чего-либо на­отрез. Мне это было очень трудно, если меня упрашива­ли. А сейчас – смог...

– Здравствуй, Володя! – Я услышал незнакомый женский голос, поднял глаза, посмотрел перед собою, за­тем вбок – и увидел мать Ромы Анферова. – Добрый ве­чер! Почему вы к нам никогда не заглядываете? – Она спросила об этом не на ходу, а с интересом, ожидая отве­та. Мне даже показалось – с беспокойством.

– Да как-то так получается... – промямлил я. – Всё учимся... (Не жаловаться же ей на Рому!)

– Ну, понятно; вам, конечно, много приходится успе­вать, – заметила она раздумчиво. – Да... Вы бы не про­водили меня, Володя, – в этот раз не на вокзал, ближе – домой? – Ромина мама улыбнулась.

– Пожалуйста. – Я понимал, что она хочет о чем-то мне рассказать.

– Видите ли, Володя, меня огорчает... – Ромина ма­ма запнулась. – Рома, наверно, не одобрил бы того, что я... – Она махнула рукой. – Неважно. Словом, меня огор­чает, что вы с Ромой раздружились. Между прочим, я совершенно не виню в этом вас, ни в малейшей мере!.. – Последнее было сказано так поспешно, точно предыдущая фраза могла меня задеть и обидеть. – Я вижу причину вашей... ну, что ли, размолвки с Ромой в его страннос­тях – в странностях, вполне объяснимых. То есть их можно объяснить, но сам Рома, пожалуй, не в состоянии это сделать...

Она помолчала.

– Дело в том, что и раньше, и в этой школе, где вы уже учитесь вместе с Ромой два года, на Рому, по-моему, часто призывали равняться, предлагали брать с него при­мер... Это так?

– Да, бывало, – согласился я. – Ребята действитель­но уважают Рому.

– Я в этом не сомневаюсь. Но я не о том... Вы можете припомнить, чтобы Рому за что-нибудь проби­рали?

– Да нет... А может быть, не было повода?

Ромина мама покачала головой и улыбнулась:

– Он не безгрешен, Володя. Но он скромный. Непри­творно скромный. И поэтому он испугался того, что на него всегда равняются, что с него во всем берут пример. Он подумал, что может... может утратить верное пред­ставление о себе. Вот тогда и появилась у него мечта о наблюдательном близком друге, который видел бы его недостатки, говорил бы ему о них. У него в этом такая потребность, как у растущих детей – в соли. (Вы нико­гда не видели, как малыши едят соль прямо из солонки?..) А особенно близких друзей у Ромы как-то не было... Вот, Володя... Ты не хотел бы сейчас к нам зайти? Или уже поздний час?..

– Спасибо, в другой раз лучше, – сказал я.

– Ну хорошо, в другой. Но непременно, Володя, да?

Я кивнул.

Мы простились, и, уже никого не встретив по пути, я быстро дошел до своего дома.

– А тебя тут товарищ ожидает, – сказала соседка, открывая мне дверь.

...Не знаю, что бы я почувствовал, если б узнал днем, что вечером ко мне собирается нагрянуть Рома Анферов. Но, внезапно увидев его у себя дома, я просто обрадо­вался:

– О, привет!

– Привет! – отвечал Рома. – Давно не виделись. Как провел время с Афанасием?

– А ну его к дьяволу! Он...

– Вот именно, – сказал Рома веско.

– Нет, он ничего парень, но его запреты...

– А, так он на разные слова накладывает табу?

– В том-то и дело! Сегодня, понимаешь, на одни, за­втра...

– Ну, потолкуем о том, что Афанасий тебе запре­щал, – предложил Рома смеясь. – Отведем душу!

И весело и раскрепощенно, перескакивая с темы на тему, мы поболтали о театре и кино, институтах и техни­кумах, приближающихся экзаменах на аттестат зрелости и предстоящем выступлении Зины Комаровой в новой роли...

– Теперь перейдем к вещам серьезным, – сказал Ро­ма. – Давай все же в этом разберемся, чтоб потом не возвращаться. Ты на меня за что обижался?

– За то... – начал я, силясь ответить как можно ко­роче, чтоб не получилось утомительного «выяснения от­ношений». – За то... У твоего «второго я» – будь это Во­лодя Шатилов или кто другой – есть и его собственное «я». Есть... Про это не годится забывать.