Васек Трубачев и его товарищи - Осеева Валентина Александровна (читаемые книги читать .txt) 📗
Становилось всё темнее, изредка вскрикивали птицы. Запахло шиповником, влажной травой…
Внезапно мягкий свет месяца осветил кирпичные здания, крепкий забор и запертые ворота.
Сняв с головы шляпу, Сергей Николаевич подошёл к воротам и крепко постучал. И почти одновременно со стуком перед ним выросли две фигуры дюжих хлопцев:
– Хто такий?..
Глава 15
Директор МТС
Директор МТС Мирон Дмитриевич, сидя за столом, смотрел на Сергея Николаевича острыми, насмешливыми глазами и, поглаживая бритый подбородок, спокойно говорил:
– Машины пошли своим плановым порядком. Как вернутся назад, то можно будет дать.
– А когда они вернутся назад? – сдерживаясь, спросил Сергей Николаевич. Его раздражал этот человек, которому он уже успел рассказать, что у него в лесу остались ребята, что они ждут, что их необходимо скорее вывезти и посадить в поезд на Москву. – Когда же они вернутся?
Мирон Дмитриевич развёл руками и указал на занавешенные окна:
– Видите, что делается… Может, завтра к вечеру…
Сергей Николаевич возмутился:
– Товарищ, я удивляюсь вашему спокойствию! Я повторяю – у меня дети! Мне необходимо их вывезти. Есть в вашем распоряжении ещё хоть одна машина?
Мирон Дмитриевич отогнул большой палец и прищурил светлые глаза:
– Есть машина. На неё особое распоряжение – со двора никуда!
Сергей Николаевич снял телефонную трубку:
– Район! Район!.. Дайте райком партии!
Директор покачал головой:
– Навряд ли они сейчас дадут.
Дозвониться было нелегко. Сергей Николаевич бросал трубку, ходил большими шагами по кабинету и снова звонил.
– Секретаря нет. На совещании… Не уполномочен… Ждите… – отвечали из райкома.
Мирона Дмитриевича вызывали по разным делам. За окном слышался его густой бас.
– Все тракторы в поле. Живо, хлопцы, живо! Давай, давай, ремонтируй! Чтоб через час там был! – кричал он на кого-то. – Сказано: убрать хлеб – и всё тут!
Возвращаясь в комнату, он прислушивался к разговору по телефону.
– Где на совещании? – кричал учитель. – Когда приедет? – Лоб у него был мокрый, лицо усталое, под глазами легли тёмные круги.
Мирон Дмитриевич взял у него из рук трубку:
– Говорит директор МТС… Да, я знаю, что на совещании. Дайте телефон. Ну?.. Давай, кажу, телефон… того совещания! – заорал он, прижимая ко рту трубку. – Без ниякого разговору! Срочно! – Он кивнул головой Сергею Николаевичу: – Записывайте!..
Сергей Николаевич записал телефон и взял трубку. Мирон Дмитриевич снова вышел во двор. Когда он вернулся, учитель стоял у окна, заложив в карманы руки. Губы у него были крепко сжаты.
– Ну что? Дозвонились? – спросил директор.
– Дозвонился к секретарю… Утром пришлёт свою легковую, – отрывисто, не глядя на него, сказал Сергей Николаевич.
Директор тронул его за плечо:
– Вы что ж, москвич? Учитель?
– Москвич. Учитель, – стараясь сохранять спокойствие ответил Сергей Николаевич.
– Партийный человек? – тем же тоном спросил Мирон Дмитриевич.
Сергей Николаевич молча вынул из кармана партбилет.
«Не доверяет», – мелькнуло у него в голове.
Но директор осторожно отвёл его протянутую руку:
– Не треба. Я насчёт паники…
– Какой паники?
– А той самой паники, какой в наше время не должно быть… – подняв свой большой палец, начал директор.
Сергей Николаевич вспыхнул:
– Да вы что, товарищ! Понимаете или нет? Я учитель. У меня в лесу дети…
Мирон Дмитриевич стукнул ладонью по столу:
– «Дети, дети»! У нас у всех дети. У меня у самого дети. И нечего горячку пороть. Сейчас война! Вероломное нападение – понятно тебе, товарищ? Все машины заняты – подвозят бойцов, доставляют горючее, убирают хлеба… А ты – «дети, дети»! «Я учитель»! – передразнил он Сергея Николаевича. – Да як ты учитель, так должен понимать, что всё своим порядком делается. А ты сам весь побелел, распушился. Ты учитель, а я – батько. И у меня полна хата детей. А нужно сдерживаться, бо время военное. Вот утречком поедешь и заберёшь своих детей, да и всё!
Сергей Николаевич с удивлением смотрел на этого человека, строго и решительно читающего ему наставление, как вести себя. До сих пор никто не мог упрекнуть его в отсутствии выдержки. Он воспитывал в себе эту черту характера годами, терпеливо и неуклонно, простым и верным способом – не давая себе воли в проявлении гнева, раздражения по отношению к окружающим его людям. Он вызывал к себе уважение среди своих товарищей именно этой удивительной выдержкой, и вдруг чужой, почти незнакомый человек делает ему такое замечание… Сергей Николаевич чувствовал, что кровь приливает к его щекам. Но Мирон Дмитриевич ласково усмехнулся и похлопал его по плечу:
– Ну добре, хлопче! Так – не так, а к утру машина будет. Пойдём сейчас до моей хаты. Там я распорядился, чтоб нам жинка повечерять приготовила, бо такая перепалка, що некогда и поесть. Пошли! Берите своё имущество! Где оно есть?
Он ухватил рюкзак и потащил за собой ошеломлённого Сергея Николаевича через двор к маленькой белой хате с железной крышей. Во дворе было темно, где-то нетерпеливо мычала корова, из ворот выезжал трактор.
– Ну як? Починился? Живо давай! Чтоб у меня к завтрему зерно в мешках было! – крикнул в темноту Мирон Дмитриевич, толкая дверь хаты и пропуская вперёд учителя.
Хата была маленькая, уютная. Посередине стоял добела выскобленный стол, по бокам – табуретки. У стены на широкой никелированной кровати спали ребята. С двух сторон сползали с подушек кудрявые тёмные головы и торчали из-под одеяла маленькие босые ноги.
– Мала куча! – добродушно усмехнулся Мирон Дмитриевич, указывая на них учителю. – Ну, садитесь, будьте гостем! Он придвинул к столу табуретку и заглянул в сени:
– Ульяна!
Ульяна не откликнулась. За неё ответил с кровати детский голос:
– Мама во дворе корову доит.
– Давно пошла? – спросил Мирон Дмитриевич.
– Давно. Зараз придёт, – сонно отозвалась девочка.
Она, видимо, привыкла к чужим людям и, не обращая внимания на Сергея Николаевича, отвернулась к стене и уткнулась лицом в подушку.
Мирон Дмитриевич стал собирать на стол. Вытащил из стенного шкафа тарелку с селёдкой, очистил луковицу, порезал её большими кружками, достал хлеб.
В хату, гремя подойником, вошла маленькая, кругленькая молодица в тёмном платке; оба конца, стянутые под розовым подбородком, были завязаны наверху тугим узелком. Она мельком взглянула на гостя и тихо сказала:
– Здравствуйте.
Потом поставила на лавку ведро с молоком и, обтирая о передник руки, вдруг быстро и сердито напала на мужа:
– А то что ж за порядки, Мирон, а? Скотина до ночи не пригнана, где-то того пастуха к чёрту заслали! Корова кричит, с фонарём выйти до сарая не можно. Тычешься во все углы, як та слепа курка! Это что за дело, я тебя спрашиваю, Мирон?
– А такое дело, що война, – обтирая рукавом губы и обсасывая селёдочную голову, спокойно сказал Мирон Дмитриевич. – Война! Не привыкла, чи що?
– О! Бачишь! «Не привыкла»! Так я ж баба, а ты мужик. А такого крику наробив: «Затемняйтесь, та щоб я ниде свиту не бачив!» Таку панику на всих нагнав…
– Ульяна! – строго прикрикнул Мирон Дмитриевич, заметив улыбающийся взгляд учителя. – Это не твоего ума дело, понятно? Я директор МТС. Я за всё отвечаю! – Он налил молока и махнул рукой: – Одним словом, прекрати разговор! Або перемени свой разговор… – добродушно закончил он, подмигнув учителю.
Сергей Николаевич, улыбаясь, взял стакан:
– Видно, нам всем нужно побольше выдержки и терпения.
Ульяна подсела к столу и, лукаво блеснув глазами, спросила:
– Ну, а кто ж его бачив, того немца, Мирон? Хоть одного?
Мирон Дмитриевич вытащил круглые часы, поспешно встал, пошарил рукой за шкафом, включил радио:
– Зараз Москву послушаем, товарищ учитель!
Сергей Николаевич с волнением слушал сводку, передаваемую по радио из Москвы. Кровь закипала гневом, бурно билось сердце. Он чувствовал, что где-то близко отсюда в жестоких боях уже бьются с врагами молодые, сильные, самоотверженные сыновья Родины. И ему казалось невозможным больше сидеть в этой хатке и ждать… «Приеду – пойду в райком партии… сейчас же…»
