На Севере дальнем - Шундик Николай Елисеевич (читаем книги онлайн без регистрации .txt) 📗
А на море, хотя и не было ветра, бушевал ледяной шторм. Наверное, разразился где-то ураганный северный шквал, разволновал море и, отдав ему свою силу, докатился до берегов Чукотки лишь в огромных ледяных валах. Медлительные валы, казалось, с трудом поднимали кверху свою неимоверно тяжелую ношу — ледяные глыбы — и затем с глубоким вздохом, словно измученный тяжелой работой великан, швыряли их вниз, сшибая друг с другом, раскалывая надвое, натрое. Чем ближе подходили ледяные глыбы к берегу, тем мельче становились они. А валы все шли и шли, подгоняя разбитые льдины к берегу, и здесь уже дробили их в ледяную кашу. Грохот над морем не умолкал, и это так не вязалось со спокойной, солнечной погодой.
К поселку Рэн пастухи подгоняли колхозные оленьи стада. Живой лес ветвистых рогов вырос вокруг поселка. Дробный перестук копыт и сухой треск касающихся друг друга рогов слышались со всех сторон. Огромные олени-чымнэ становились на дыбы или теснили друг друга, низко опустив головы и тяжело дыша. Их глаза, выходившие от напряжения из орбит, были налиты кровью. Колхозники-оленеводы, смуглые, жилистые, с накомарниками на головах, ходили по стаду, держа в руках приготовленные для броска арканы.
Кэукай, Петя, Чочой и Эттай вышли навстречу стаду. «Сколько оленей! Сколько оленей!.. — мысленно повторял Чочой. — Чьи же они? Кто их хозяин?» Этот вопрос так занимал его, что он не выдержал и спросил:
— Кто самый главный человек... кто хозяин этого стада?
— Колхоз, — коротко ответил Кэукай.
— Колхоз... — повторил Чочой. — А как это — колхоз? Кто это — колхоз? Вот уже сколько раз я слышу слово «колхоз», а понять его не могу. Сначала я думал, что колхоз — это второе имя твоего отца, а потом понял, что это совсем не так. Тогда я подумал, что это какой-то очень богатый человек, вроде американца Стивенсона: у того тоже оленей много. Но и это, однако, неверно. Я хорошо знаю, что там говорили о Стивенсоне и его управляющем Кэмби, — то были плохие слова, очень плохие. Здесь мои уши таких слов никогда не слыхали.
Ребята, внимательно слушая Чочоя, обдумывали ответ.
— На собрание! На колхозное собрание! — послышался чей-то голос, созывавший пастухов.
— Вот хорошо! — обрадовался Кэукай. — Вот сейчас ты и увидишь хозяина этого оленьего стада.
Собрание состоялось в колхозном клубе. Как обычно, его открыл Таграт. Бригадиры оленеводческих бригад доложили об увеличении оленьего поголовья. После этого собрание стало решать, сколько оленей можно забить, чтобы выполнить государственный план мясопоставок, сколько заготовить мяса на всю зиму и шкур для одежды колхозников, сколько можно продать оленей торговой базе и другим организациям. Один за другим поднимались колхозники, высказывали свои мнения.
Вот к столу вышел высокий оленевод, с крупным лицом и черной редкой бородкой.
«Может, это и есть хозяин», — подумал Чочой, вслушиваясь в спокойную речь оленевода. Но хозяин, каким его представлял себе Чочой, так говорить не мог. Он помнил, как разговаривал со своими пастухами управляющий оленеводческой фермой Стивенсона мистер Кэмби. Тот кричал, грозил, брызгал слюной, топал ногами. А здесь никто не разговаривал так. Здесь словно собрались на семейный совет, где все друг друга уважают. Каждый вносил свое предложение, доказывал, почему надо поступить именно так, а не иначе, предоставляя право другим соглашаться или не соглашаться со своими словами. Точно в таком же тоне выступил и председатель Таграт.
«Ой, как много сказано! Кто же победит в этом споре?» — волновался Чочой.
Председатель собрания огласил несколько предложений и попросил колхозников подумать над ними: пусть каждый скажет, с чем он соглашается. Несколько минут стояла тишина. Покуривая трубки, колхозники сосредоточенно думали, взвешивали каждое предложение. Но вот началось голосование.
— Вот смотри, смотри, ты сейчас поймешь, кто хозяин, — зашептал на ухо Чочою Эттай.
Председатель одно за другим снова огласил все предложения. Подавляющее большинство рук было поднято за третье.
— Так вот как получается! — изумился Чочой. — Как решит большая часть людей, так и будет.
— Верно! Теперь ты понял, кто хозяин? Это и есть колхоз, — просто сказал Кэукай, радуясь тому, что Чочою все стало ясно.
Так разгадал Чочой и еще одну тайну жизни на Счастливом берегу.
Он испытывал такое чувство, словно поднимался все выше и выше на гору, откуда глазам раскрывались еще никогда не виданные им картины. Но чувство радости омрачалось сознанием того, что эту радость не могли ощутить его близкие.
Перед Чочоем снова прошли мрачные картины его жизни на Аляске.
...Мистер Кэмби, брызжа слюной, гонит голодного, в изорванной одежде отца искать пропавших оленей. Отец уходит в пургу. Чочой с матерью ждут не дождутся его возвращения. И вот через пять дней Чочой находит отца замерзшим.
«Нет, там не такой, совсем не такой, как здесь, хозяин! Там злобный мистер Кэмби хозяин, там шаман Мэнгылю хозяин, — думает Чочой. — Они никогда не собирают людей на совет, они кричат, они, как собак, гонят пастухов в стадо. Попробуй их не послушаться! Гоомо не послушался — в него стреляли... А что, если бы Гоомо был сейчас здесь? — вдруг приходит мысль Чочою. — Что, если бы и он мог так же, как эти люди, свои слова говорить? Он бы хорошие слова сказал, он бы хороший совет дал. У него такая умная-умная голова!..»
— Э, да ты приуныл что-то! — неожиданно заметил Эттай, обращаясь к Чочою.
Кэукай и Петя посмотрели на Чочоя и тоже забеспокоились.
— Ничего! — пытался крепиться Чочой. — Просто я что- то вспомнил очень печальное...
— А ты забудь на сегодня, а? — как можно веселее сказал Петя. — Пойдем на улицу, там, наверное, сейчас забой оленей начнется.
Чочой с благодарностью посмотрел на своего нового друга. Теперь-то он хорошо понимал, что Петя — настоящий товарищ Кэукая, Эттая, его — Чочоя — и многих других детей. Эта дружба с чукчами «белолицего» мальчика, как мысленно еще называл Петю Чочой, ему также казалась поразительной.
Мальчики вышли па улицу. Стадо оленей мирно паслось за небольшой цепью уже замерзших мелких озер. Белоснежный олень отделился от общего стада и, гордо запрокинув огромную корону ветвистых рогов, побежал куда-то на запад вдоль берега лагуны. Пастух с приготовленным арканом в руках безуспешно пытался перерезать ему дорогу.
— Завернем в стадо оленя? — спросил Кэукай.
— Завернем! — подхватил Эттай и, как всегда в таких случаях, бросился вперед первым.
Петя с Чочоем побежали за ними.
Мальчики летели, как ветер, наперерез оленю, испытывая истинный восторг от стремительного бега.
— Гок! Гок! Гок! — кричали они, как обычно кричат в таких случаях чукотские пастухи.
Олень остановился. Несколько раз он тревожно хоркнул и, повернувшись, стрелой помчался к стаду. Ребята залюбовались его бегом. Олень, казалось, плыл по воздуху, не касаясь земли своими тонкими, стройными ногами.
— Словно белая чайка летит! — восхищенно сказал Чочой. — Я вырос возле оленей, а никогда не замечал, что они такие красивые!..
Забой оленей продолжался до позднего вечера. А когда наступила темнота, началось самое интересное — традиционный праздник забоя тонкорунного оленя.
На обширной поляне горело около десятка костров. Над кострами висели огромные котлы со свежим оленьим мясом. Большими огненными мухами высоко-высоко взлетали искры и гасли в темноте. Где-то вдали шумело отогнанное от поселка стадо. Оленеводы и охотники сидели у костров, оживленно разговаривая.
Чочой вместе со своими друзьями переходил от костра к костру, с интересом вслушиваясь в разговоры колхозников. И невольно, как только где-нибудь раздавался заразительный, веселый смех, мальчик думал: «Вот бы Гоомо сюда, хотя бы на один вечер! Пусть бы и он повеселился вместе с нами».
У одного из костров среди оленеводов и охотников Чочой увидел Таграта и Виктора Сергеевича.
— Скажите, кому из нас огни эти не заглядывают в самое сердце? — спрашивал Таграт, широким жестом указывая на ярко освещенные электрическими огнями окна в домах поселка.