Говорит седьмой этаж (Повести) - Алексин Анатолий Георгиевич (бесплатная регистрация книга TXT) 📗
— Та-ак… — протянул Веник. — Только вы уж очень густо… И много… И к чему вообще?..
— Во-первых, не «вы», а «ты»! — сердито сказал Саша. — А во-вторых, совсем не густо: маслом кашу не испортишь! Теперь, когда придешь домой, задери рубашку и покажи своей маме. Понятно? И так каждый день будем делать. А ты, вместо того чтобы в поликлинике в очереди торчать, будешь с нами на плоту плавать.
И тут только я все понял! Теперь, значит, в нашей корабельной команде будет хоть один рядовой матрос. Молодец Саша, ловко придумал!
Я становлюсь поэтом
И снова — уже в который раз! — меня спугнула Липучка. Как только я с тяжелым сердцем (мне нужно было заниматься уже по восемь часов в сутки!) уселся за стол, она, даже для виду не постучавшись, влетела в комнату.
Я натренированным броском спихнул тетради и учебники под стол, а Липучка, размахивая газетой, не заговорила, а прямо-таки закричала:
— Ой, теперь я все знаю! Теперь я все знаю, Шура!
— Все знаешь? Про меня?.. — Я испуганно стал пятиться к окну.
— Да, все знаю! Здесь все написано! — Липучка перешла на таинственный полушепот. Она выставила вперед номер «Пионерской правды», словно собираясь выстрелить из него мне в самое сердце. — Здесь все написано! А ты скрывал! И как тебе не стыдно, Шура! Как тебе не стыдно!
«Что там написано? — с ужасом подумал я. — Может быть, поместили заметку про мою двойку? А что ж такого, вполне возможная вещь! Ведь высмеивают там таких вот вроде меня, безграмотных двоечников. Теперь все погибло: Саша будет презирать меня. И Липучка тоже. И даже Веник. И дедушка все узнает. И тетя Кланя. Какой позор! И почему я сразу все по-честному не рассказал? Отличник! Образованный москвич! Выпрыгнуть, что ли, в окно и навсегда избавиться от позора?» Но в окно выпрыгивать было бесполезно: дедушка жил на первом этаже.
А Липучка все наступала:
— Зачем же ты скрывал от нас? Зачем?
— Я все расскажу вам. Честное слово, все расскажу, — забормотал я. — Мне просто было стыдно, очень стыдно…
— Стыдно? — Липучка вытаращила зеленые глаза. — Разве этого можно стыдиться? Этим надо гордиться!
«Уж не укусила ли ее настоящая бешеная собака? — подумал я. — Или она просто издевается надо мной?»
— Да, этим надо гордиться! — торжественно повторила Липучка. — Я выучила их наизусть!
И она вдруг стала читать стихи:
Липучка прочитала стихи с таким вдохновением, что я даже заслушался, прижавшись к подоконнику. Потом она взглянула на меня глазами, которые были полны, как говорится, неописуемого восторга.
— И этого ты стыдился? Этим нужно гордиться! — повторила она. — Поздравляю тебя! Поздравляю тебя, Шура! Ты — настоящий поэт!
— Я?.. Поэт?..
— Ой, не притворяйся, пожалуйста! Хватит уж скромничать, хватит! Тут же русским языком написано: «Саша Петров, Москва».
Я схватил газету — и в самом деле, под стихотворением стояла подпись: «Саша Петров». Бывают же такие совпадения!
— Я уже всем газету показала, всем! — затараторила Липучка. — Ой, какой же ты молодец! Наш плот прославил! Прямо на всю страну! Только почему ты написал «Москва»? Написал бы лучше «Белогорск». Ведь ты здесь сочинял? И даже прикрасил кое-что! Но это ничего — поэты всегда так делают. А кто это «герои-моряки»? Веник, да?.. — Липучка затрясла плечами, схватилась за живот. — Ой, а я ведь сразу заметила, что ты в рифму говорить умеешь! Еще в самый первый день. Помнишь: «не плот, а флот», «он — не Антон»?.. А потом я заметила, что ты по утрам так задумчиво-задумчиво сидел за столом. А только я входила — и ты сбрасывал тетрадь под стол. Думаешь, я не заметила? Ты по утрам стихи сочинял? Да?.. Вот и сейчас даже тетрадка под столом валяется. В ней новые стихи, да?
Липучка, пригнувшись, бросилась к столу и схватила тетрадку. Я кинулся за ней: ведь там, в тетрадке, были советы нашей учительницы русского языка, как лучше мне подготовиться к переэкзаменовке.
Я вырвал тетрадку:
— Это не стихи… Это… совсем другое…
— Ой, как же не стихи? Опять обманываешь, да?
— То есть там стихи… Но я еще не могу их показать. Я еще…
— Ой, покажи! Покажи! Прямо любопытно до ужаса!
— Нет-нет, — сказал я, поспешно пряча тетрадь под скатерть. — Сейчас нельзя… Я еще не обработал как следует. Вот обработаю — и тогда обязательно прочитаю…
— Новое стихотворение, да?
Я неопределенно пожал плечами.
— Ой, понимаю! Писатели всегда много раз переписывают свои произведения. Вот Лев Толстой, например, «Войну и мир» семь раз переписывал. Я сама где-то читала…
Через секунду она пришла в восторг от нового открытия:
— Ой, Шура, а у тебя ведь и имя такое поэтическое — Александр! Как у Пушкина.
Не знаю, с кем бы еще на радостях сравнила меня Липучка, но тут, к счастью, появился Саша.
Сашина тайна
Он был очень серьезен. И, как всегда в такие минуты, руки заложил за спину, глядел исподлобья и нетерпеливо покусывал нижнюю губу. А говорил коротко, отрывисто, вроде бы приказания отдавал:
— Ну-ка, выйди, Липучка. Прогуляйся!
Липучка независимо устремила в потолок свои глаза и нос, усыпанный веснушками:
— А чего ты распоряжаешься в чужой комнате?.. Шура, мне можно остаться?
Я взглянул на Сашу, потом на Липучку, потом на пол и неопределенно пожал плечами.
— Секреты, да? — насмешливо спросила Липучка. — Говорите, что девчонки секретничают. А сами?
Мы с Сашей молчали.
— Значит, мне уходить, да?
— Вот-вот, прогуляйся, — с беспощадной твердостью произнес Саша.
— Прогуляться? Хорошо, ладно. Я ухожу… Мужчины, называется! Кавалеры! Рыцари! Мушкетеры!.. Веник бы никогда так не поступил. Потому что он действительно образованный… И очень интеллигентный. Настоящий москвич!
Это уж был выстрел в мою сторону. Боясь, что промахнулась или слишком легко ранила меня, Липучка взглянула в упор своими зелеными глазищами:
— А еще поэт! Пушкин!
Она так хлопнула дверью, что легкая деревянная чернильница на столе подпрыгнула и на скатерти появилось маленькое фиолетовое пятнышко — уже не первое со времени моего приезда в Белогорск.
— Зачем ты ее так? — спросил я Сашу.
— Дело потому что… Важное!
Так как Саша был капитаном нашего корабля, я спросил:
— Задание какое-нибудь? Приказ?
— Нет. Просьба.
— Просьба? Ко мне?
— Да, к тебе. И не перебивай. Тайну мою узнать хочешь?
Я, кажется, второй раз в жизни почувствовал, что у меня, где-то под левым кармашком, есть сердце и что оно довольно-таки сильно колотится (первый раз я почувствовал это, когда учительница объявляла фамилии двоечников, получивших переэкзаменовку). И еще я понял — как это верно говорят: «Он вырос от гордости»! Мне и правда показалось, что я стал чуть-чуть выше ростом. Значит, Саша теперь доверяет мне, как самому себе! Доверяет свою тайну, такую важную, что он из-за нее даже не поехал в туристический поход! Такую важную, что она привязывает его и наш плот вместе с ним к Белогорску! И он еще спрашивает, хочу ли я узнать ее!..
— В общем, дело ясное, — сказал Саша. — У меня — переэкзаменовка. Понятно?
Я как-то машинально присел на стул:
