Фритьоф Нансен (Его жизнь и необыкновенные приключения) - Кублицкий Георгий Иванович (первая книга .TXT) 📗
Когда в назначенный срок Амундсен приехал за ответом, хозяин дома был в башне. Гость присел на стул в гостиной, но тут же вскочил и принялся ходить по ковру. Ответ, которого ждал Амундсен, значил для него слишком много.
Ева поднялась по лестнице в башню.
— Он пришел… — Волнение мешало ей говорить. — Ждет там, внизу…
— А-а! — Фритьоф шагнул к двери.
— Ты решил снова оставить нас?.. — вырвалось вдруг у нее.
Фритьоф остановился, мгновение он пристально смотрел на жену, потом сбежал вниз по лестнице. Ева услышала приветствия. Затем наступила пауза.
— Вы получите «Фрам»! — очень громко сказал Фритьоф.
…Нансен снова вернулся в Лондон.
«Я не могу забыть, какой чуткой и доброй ты была, когда мы говорили о „Фраме“… — писал он Еве. — Скоро я закончу здесь все работы, и мы опять будем вместе».
«Тот, кто любит, счастлив, если чем-либо помогает любимому в его труде, — отвечала Ева. — Помни об этом на будущее. Уедешь ты или останешься около меня — я все равно благодарю бога, что мы встретились когда-то. Лучше с тобой и с грустью, чем без грусти с банальным человеком, который ничего не ищет и никуда не стремится».
Потом из Лондона пришло долгожданное письмо:
«Родная, договор будет подписан в ближайшие дни. Моя долгая и тяжелая миссия заканчивается».
Вскоре Фритьоф читал ответ:
«Какое счастье, ты можешь вернуться к рождеству! Как мы ждем тебя! Ты знаешь, болел Коре — у него было воспаление легких. Он читает сейчас твою книгу „На лыжах через Гренландию“. Мальчик так похож на тебя! Я думаю иногда, что все же кое-что сделала в этом мире, вырастив хороших детей, преданных тебе. Не помню, писала ли я, что у меня тоже было воспаление легких. Но теперь все хорошо».
Это письмо Ева писала, лежа в постели. Был холодный ноябрь 1907 года. Она долго боролась с болезнью, не хотела сдаваться, просила ничего не сообщать Фритьофу, чтобы не волновать его. Боясь, что он все же узнает, написала успокоительную фразу: «теперь все хорошо».
6 декабря был день рождения Евы. Поздравительная телеграмма из Лондона лежала под подушкой. Ева несколько раз перечитывала ее. Фритьоф писал, что скоро вернется домой и у них будет впереди много счастливых лет.
Когда Лив пришла вечером пожелать спокойной ночи, мать сказала:
— Лив, если со мной что случится, помогай отцу, помогай Коре и маленьким.
Слабыми руками Ева притянула к себе дочь. Лицо больной было белее подушки, его черты заострились.
Вскоре врач телеграфировал в Лондон: «Положение Евы серьезное, выезжайте немедленно».
…В комнату, где лежала больная, никого не пускали. Там бессменно находился доктор. В гостиной собрались друзья и родные. Сквозь рамы с улицы доносились голоса малышей, игравших в лошадки.
Ева лежала в глубоких подушках, прерывисто и часто дыша. Доктор сидел рядом. Вдруг больная прошептала:
— Бедный, он опоздал…
Это были ее последние слова.
Уже сгустились сумерки, когда дети услышали шаги на крыльце. У отца был дикий и страшный вид. Лив бросилась к нему. Он зарыдал так безнадежно, с таким отчаянием, что у Лив зашлось сердце. Ей показалось: дети потеряли многое, отец — всё.
Долгие недели никто не видел Нансена. Он закрылся в своей башне. Ночами дети испуганно прислушивались к его тяжелым шагам. Они раздавались в опустевшем доме до позднего зимнего рассвета.
Потом отец неожиданно уехал в горный дом.
Говорили, что в снежную бурю он пошел на лыжах к заросшему темными елями ущелью, куда раньше ходил с Евой. В руках у него видели что-то похожее на погребальную урну; и тут вспомнили, что перед смертью Ева просила отдать ее пепел горным ветрам.
Как все было — никто не знает точно. Фритьоф Нансен никогда, никому и ничего не говорил об этом.
Но в Норвегии нет могилы Евы Нансен…
ДВАДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ
Северный и Южный…
ансен долго болел. Врачи говорили о подавленном состоянии духа, о последствиях тяжелого душевного потрясения. Пыльные зеленые шторы постоянно закрывали окна башни.Чаще других в башню поднималась Лив. Отец либо лежал на диване, либо мерным, тяжелым шагом расхаживал по кабинету. Он безучастно слушал рассказы дочери о том, что маленький Одд порезал ногу и что вчера в «Пульхегду» приезжал какой-то шумный иностранец с крашеными усами, требовавший, чтобы господин Нансен подписал воззвание о защите безнадзорных собак и кошек.
Лив на год оставила школу: надо было присматривать за младшими. Отец ни во что не вмешивался — старшая дочь стала хозяйкой дома.
От поста норвежского посла в Лондоне Нансен отказался наотрез.
— Это стоило мне слишком дорого! — ответил он премьер-министру, приехавшему уговаривать его.
«Пульхегду» посетили затем высокие гости Норвегии: английский король Эдуард и королева. Их сопровождала норвежская королевская чета. Короли сожалели о том, что Нансен оставляет дипломатическую карьеру.
Младшие дети таращили глаза: нет, короли в сказках были совсем другие, они ходили в коронах и мантиях, а эти, наверное, не настоящие, у них такие же пиджаки, как у отца…
Чтобы показать особое расположение к хозяину дома, Эдуард VII затеял с детьми игру в прятки. Он должен был с закрытыми глазами считать до ста, а потом искать спрятавшихся. Но маленькому Одду показалось, что король открыл глаза чересчур рано.
— Ты жульничаешь! — гневно воскликнул мальчуган.
Все обмерли. Сам король на секунду растерялся. Лив давно уже не видела улыбку отца — тут он рассмеялся впервые за много месяцев…
1909 год Нансен провел почти в одиночестве. Его имя все реже упоминалось в газетах. Корреспонденты, по старой памяти приезжавшие в «Пульхегду», возвращались с пустыми блокнотами: Нансен неизменно говорил им, что он намерен и впредь читать лекции по океанографии в Кристианийском университете и ни в какие экспедиции пока не собирается.
Корреспонденты находили, что он заметно постарел. Глубокая складка между бровями придала его лицу несколько угрюмое выражение. Пряди поредевших волос сильно тронула седина.
Под осень Нансен со старшим сыном, Коре, ходил на своей яхте «Веслеме» вдоль норвежского побережья. В маленьком приморском городке почтовый чиновник прибежал на яхту: «Господина Нансена срочно просят к телефону».
Звонили откуда-то издалека. Среди шума, потрескиваний, писка Нансен расслышал лишь несколько английских слов — какой-то человек хотел сообщить нечто о Северном полюсе. Но что именно, Нансен так и не понял — связь прервалась.
— Северный полюс теперь меня не интересует, — угрюмо сказал Нансен почтовому чиновнику, просившему подождать, пока починят линию.
Может быть, это было известие об экспедиции Роберта Пири, который в апреле 1909 года достиг Северного полюса на собачьих упряжках. Нансен ушел на яхте в море, так и не узнав, кто разыскивал его в маленьком городке.
Но постепенно душевное оцепенение проходило. Нансен лечился работой. Он закончил начатую еще в Лондоне книгу «В туманах Севера». В науке он остался верен малоизвестной области, где исследователя не ждала шумная слава первооткрывателя. То были вечные загадки моря, над которыми бились еще мудрецы древности, тайны, скрытые волнующейся водной гладью; не постигнутые человеком законы, управляющие движением водных масс Мирового океана.
Вместе со своим другом профессором океанографии Хелланд-Хансеном Нансен писал труд о Норвежском море, выпустил карту морских течений. Иногда он покидал свою башню и уходил в штормующий океан для океанографических наблюдений.