Принцесса льда - Ярцева Евгения Сергеевна (книги бесплатно без регистрации .TXT) 📗
– Тара Липински, – вспомнила Маша.
– Я тебе диски с ней не давал? Нет, наверное, у меня записи только двухтысячных, а она отличилась в девяносто восьмом… Она и есть сама юная олимпийская чемпионка в истории фигурного катания – пятнадцать с чем-то лет. Она постоянно прыгала лутц с неверного ребра – с внутреннего. Но судьи почти всегда ее жалели и оценки не снижали. Ты на нее чуть-чуть похожа, замечала? Что-то в глазах у вас с ней общее… Славная была девчонка, забавная такая. Каждому удавшемуся прыжку радовалась, как торту со взбитыми сливками. Ходил слушок, что на деле ей было всего тринадцать. Дескать, американская федерация прибавила ей возраст, чтобы она могла представлять Америку на Олимпийских играх. Может, так оно и было. Во всяком случае, вела она себя как шестиклассница. Помнится, берут у нее интервью, изощряются в умных вопросах: «Каков ваш взгляд на современное фигурное катание?» «Как вы определяете свой стиль?» «Каким образом достичь баланса между техникой и артистизмом?» «Можно ли научиться кататься, как Тара Липински?» А она на все отвечает, как попугайчик: «Надо стремиться и побеждать, учиться и тренироваться, никогда не сдаваться и верить в свою звезду!» Интервью в ту пору давать совершенно не умела…
«В этом я на нее точно похожа», – подумала Маша.
– Так, к чему я это все?.. А к тому, что из двух десятков олимпийских чемпионок по фигурному катанию только двоим было примерно столько же, сколько тебе сейчас. В твоем возрасте вообще мало кто выступал на Играх. Так что расслабься, разгладь лоб и сделай дыхательные упражнения. Как бы ты ни выступила, ты уже победила. Только подумай: ты летишь на самолете на Олимпийские игры в шестнадцать лет!
Глава 42 Первая строка
В короткой программе Маша неожиданно вышла на третье место. Впереди были американка и немка, одна чемпионка мира, другая – Европы.
– У тебя есть шансы закрепить успех, – волновался Сергей Васильевич. – Не сиди в номере, как бирюк! Перед произвольной развейся, пообщайся с людьми. Хотя бы поболтай с кем-нибудь по телефону!
Телефон у Маши по-прежнему был выключен. С мамой она заранее договорилась, что звякнет ей сама, когда получится. Она терзалась, правильно ли поступила, позвонив Гоше перед отъездом, убеждала себя, что он безразлично выслушал ее сиплые слова и тут же о них забыл, что ему и в голову не придет перезванивать. Но боялась включать телефон. Боялась, что в списке пропущенных вызовов не будет его звонка…
По жеребьевке в произвольной программе Маша выступала последней. После ледовой разминки она ушла в раздевалку, расшнуровала коньки и села в кресло, вытянув ноги. Ждать своей очереди нужно было около получаса. Ее мобильник лежал рядом. Внезапно она решилась. Стиснула телефон в руках и загадала: если Гоша не звонил, она получит олимпийскую медаль, например, бронзовую, а то и – чем черт не шутит! – серебряную; но больше никогда с ним не встретится. А если звонил – медали она не получит, зато они снова будут вместе.
«Пусть он звонил, – шептала она телефону, зажатому между ладоней, перед тем, как его включить. – Пусть не будет у меня никакой медали».
…У нее был один пропущенный вызов. Звонил Гоша. Сегодня утром.
На лед она вышла без дрожи в коленках, без мыслей о баллах, которые заработает или не заработает за произвольную программу. Легко исполнила коронный каскад в положенном месте, исправно докрутила вращения со сменой ноги и на последней минуте, будто ради собственного удовольствия, прыгнула чистый аксель в три с половиной оборота. Привычно, с улыбкой зафиксировала финальную остановку и покатилась к бортику.
Сергей Васильевич не сказал «молодец», «блестящий дебют» или «ты смотрелась фантастически». Он молча сжал ей плечо. Его рука немного дрожала.
– Во время проката тебе выставляли неплохие компоненты, – проговорил он напряженно, присев на самый краешек дивана.
А Маша беспечно улыбалась. Наконец-то обошлось без сюрпризов. Не отвалилась брошка, не вылез флип вместо лутца, не подвернулась нога…
Тут появились оценки, и трибуны взорвались: имя «Мария Климова» переместилось на первую строку табло.Секунды полторы у Маши ушло, чтобы осознать, что она последняя участница и что эта первая строка – окончательная. Она беспомощно ахнула – и рыдания задушили ее мгновенно…
Она сидела в раздевалке на низкой скамеечке. Слезы застилали глаза, как северное сияние, и бежали по щекам не переставая. Просто невероятно, сколько слез может скопиться в одном-единственном человеке! В зеркале отражалось ее мокрое лицо, чьи-то куртки, висевшие на крючках, чья-то обувь, выстроенная в ряд вдоль стены. Кругом все сплывалось, как в искривленной линзе, и Маша отчетливо различала только собственные ноги в коньках, стоявшие носками внутрь – пятками наружу.
Сергей Васильевич заглянул в раздевалку.
– Еще не отплакалась?
Он накинул на нее спортивную куртку. Крепко обнял за плечи.
– Как закончишь, выходи. Эдак на награждение опоздаешь.
Маша очень надеялась отплакаться до церемонии. Неудобно как-то реветь на людях, да не просто на людях, а, можно сказать, на глазах у всего мира. Она скинула на скамеечку куртку, заново закрутила пучок, заправила под заколки выбившиеся прядки. Помахала ладонями на лицо, чтобы хорошенько его высушить. Взялась за дверную ручку и перед тем, как ступить в коридор, несколько раз вздохнула глубоко-глубоко. И направилась в сторону катка.
Церемонию награждения провозгласили открытой. Ковровую дорожку уже расстелили, пьедестал установили; с ним рядом по стойке «смирно» замерли шесть девушек в одинаковых костюмах: три с медалями на подносах, три с букетами.
На чемпионатах, в которых Маше доводилось участвовать, первой на награждение вызывали золотую чемпионку, здесь же начали с конца. Бронзовая медалистка, за ней серебряная заняли свои места на пьедестале. Наконец, объявили Машу.
Добрый десяток раз Маша проходила через церемонии награждений, а сейчас от щелканья фотокамер, сверкания перекрестных прожекторов и гомона на трибунах почему-то замельтешило в глазах, спутались мысли. Она выехала на лед, исполнила поклон, как положено, на все четыре стороны, но подкатила к пьедесталу не с той стороны, где протянулась ковровая дорожка. Притормозила, на зубцах дошла до пьедестала и прямо со льда сделала непривычно высокий шаг – на вершину. Обнялась по очереди с обеими призерами. Забыла, что нужно помахать рукой трибунам и телеобъективам, и сосредоточенно смотрела, как Президент ИСУ с сопровождающими приближается к месту награждения, берет с подноса первую медаль, надевает ее на шею бронзовой медалистке, обнимается с ней, потом проделывает все то же самое с серебряной медалисткой и, наконец, подходит к Маше… Гиканье, рев и гром на трибунах, щелканье и вспышки камер слились в сплошной фейерверк. Он взрывался, стрелял, трещал, сыпал бесчисленными искрами, пока Президент вешал на Машу золотую медаль, а сопровождающие из Международного Олимпийского и Организационного комитетов протягивали ей цветы, жали руку, обнимали ее и поздравляли, и затих лишь в тот момент, когда все, находившиеся на льду, повернулись в сторону флагов.
Зазвучал гимн России, и флаги медленно поползли вверх. Самым верхним был трехцветный российский флаг.
«Неужели этот флаг поднимается ради меня? Неужели только из-за меня все слушают гимн моей страны?..» Маша пыталась крепиться, отчаянно кусала нижнюю губу. Не тут-то было: оказалось, главный запас слез еще не израсходован, и сдерживать его – все равно, что останавливать стихию. Море слез беспрепятственно вырвалось наружу. Они лились непрерывно, пока играл гимн, до самой последней ноты.
Вернувшись в раздевалку, Маша успокоилась. Позвонила маме. Теперь уже мама плакала в трубку, поздравляя ее.
Разговор с мамой закончился, и Маша задумалась. Ей хотелось послать Гоше сообщение. Написать ему «Спасибо за все»? Но поймет ли он? Может, решит, что она с ним прощается. Или тупо написать «Я тебя люблю»? Нет, нужно что-то другое.
