Чучело-2, или Игра мотыльков - Железников Владимир Карпович (читаемые книги читать онлайн бесплатно полные txt) 📗
А она ему в ответ без всякой обиды: «Костик, за что ты так на меня? Ведь я твоя мама. А ты не прав, — говорит, — к тому же. Разве я такая, как раньше? Если ты посмотришь на меня добрыми глазами, то увидишь: я изменилась. Я другая! Глебова из-за тебя бросила, хотя он мне все простил. Но я ни разу, ни полраза с ним не встретилась». А он ей между глаз: «Ничего. Нового найдешь».
Представляешь, как ей обидно? Жалко ее, она правда бедная. Похудела, все время мечется туда-сюда, полночи печатает, деньги тоже нужны, полночи бродит по комнате или тихонько сидит в ванной, плачет и курит. А ходит она почему-то боком, как бы пытается проскользнуть везде незаметно. Говорит мне: «Чувствую, Зойка, скоро сердце у меня лопнет». А он ей: «Нового найдешь». Он умеет в угол загнать. Он просто ее растоптал. Она ему: «Я понимаю, Костик, я все-все понимаю — ты такое пережил». А он: «Что ты понимаешь, — с жутким пренебрежением к ней. — Что ты понимаешь? Разве это можно понять, это нужно самому испытать».
— И вот тут-то, Глазастая, все и случилось! — сказала Зойка.
— Что случилось? — спросила Глазастая.
— А то, — с угрозой в голосе произнесла Зойка. — Сейчас услышишь… Полный отпад… Когда он говорит Лизе, что все надо испытать самому, она ему отвечает: «Конечно, ты, Костик, прав… Чтобы тебя понять, нужно все самому пережить. Ты прав… Но я все-все сделаю для тебя!.. Все-все! Чтобы ты забыл про это и стал как прежде. Ты будешь еще радоваться — вот увидишь!» Тут он ударяет ее как хлыстом: «Замол-чи-и-и!» Так орет, что у нас слышно, мы со Степанычем обалденно застываем. Страшным, нечеловеческим голосом орет: «Замол-чи-и-и!.. Ничего мне от тебя не надо!.. Не лезь ко мне! Поезд ушел!..» И как загудит, изображая поезд: «У-у-у-у!» Я ухо к стенке, Степаныч меня оттаскивает: нечего подслушивать, а я вырываюсь: вдруг он там ее начнет убивать. А он вопит: «У-у-у-у!» Ну, бешеный, псих ненормальный!.. — Зойка осекается. Ей стыдно перед Глазастой, что она про психа говорит.
— Ты что замолчала? — Глазастая догадывается, почему Зойка молчит. — Валяй, не обращай на меня внимания. Ну, я тоже псих, ну и что?… Знаешь, сколько сейчас психов развелось?… Каждый нормальный человек — псих.
— Точно, — подхватывает Зойка. — Я тоже псих… Ну, в общем, он ей говорит: «Живи так, чтобы я тебя не замечал». — «Чтобы не замечал?!» — шепчет Лизок. Она сдерживается из последних сил, чтобы не заплакать, потому что боится Кости. Вот до чего он довел родную мать! «Не за-ме-чал», — повторяет по слогам, заикается, буквы, говорит, забывает: «Не за-ме-чал…» У нее хрустит что-то в груди, громко так — хруст! — и она вдруг понимает, что становится другой, будто у нее чужие руки и ноги, и внутри, в груди, все чужое, и голос чужое твердит не переставая: «Не за-мечал!.. Не за-ме-чал!» До нее наконец доходит, что это неправильно. Как она может жить, не замечая его? И она спрашивает: «А как же тогда?!»
Он не отвечает, и она начинает быстро одеваться, не понимает, зачем и куда собирается бежать на ночь глядя. Ничего не понимает. Натягивает пальто, бегает по комнате, потом выкрикивает: «Вот увидишь! Я и это сделаю для тебя!»
Она рассказывала, этот план у нее сам собой появился. Понимает: только так она вернет Костю к их прежней жизни.
— Какой план? — спрашивает Глазастая. — Я что-то не поняла.
— Счас поймешь, счас, — глотая буквы, торопится Зойка. — Лизок выскакивает из дома, хватает кирпич, у нас их во дворе полно, для ремонта дома сбросили, так она хватает кирпич и несется по ночной улице. А вокруг ни души, а она несется. Ты когда узнаешь, что она задумала, закачаешься…
— Ну, — говорит Глазастая хриплым срывающимся голосом, — давай быстрее. А то я нервничаю.
— Бежит она, бежит по улице, видит одинокого мента. Стоит под уличным фонарем около нашего универмага. Она бежит к нему, кирпич свой прячет, останавливается перед витриной. Видит в витрине звезды, луну… и свое отражение. И как шарахнет кирпичом! Говорит, целилась прямо себе в голову, в лицо, говорит, в этот момент себя ненавидела. Стекло как рухнет и рассыплется на мелкие осколки! Мент свистит в свисток. А она бросается бежать от него. Она, говорит, и не думала убегать, а вдруг побежала. Мент сначала пугается, когда она стукнула кирпичом по стеклу, а когда увидел, что она убегает, сразу успокаивается — и за ней! И как стукнет ее в спину, да еще изо всех сил. Ну, Лизок с размаху падает коленями и руками на асфальт и разбивается в кровь.
— Сколько подонков!.. — цедит Глазастая. — А ты удивляешься, что мы психи.
— А мент подымает ее и свистит без перерыва, — продолжает Зойка. — Выкручивает ей руки и орет: «Пьяная стерва!.. Что задумала, курва!.. Стекла бить?! Ну, я тебе разобью!» — и врезает ей кулаком между глаз. Лизок снова падает, он опять подымает ее, а она отбивается, царапается, вырывается, кусается. Мент балдеет от ярости. Ставит ее на ноги, а она садится на тротуар или вообще ложится. Он пинает ее сапогом, у нее на заднице знаешь какой кровоподтек, громадный, сначала был сине-красный, а теперь черный с желтыми разводами. А когда он пинает ее сапогом, то она этот сапог обхватывает руками, и мент тоже падает. Представляешь? Тут она видит, говорит, вполне соображая, рядом его лицо. До этого она ничего не соображала, а тут вдруг у нее в голове просветлело, и видит лицо мента и очень удивляется, потому что он совсем молодой, он ей кажется чуть старше Костика, а такой злой и дерется. И это на нее действует, и она смотрит, смотрит на него, а он, представляешь, не смущается под ее взглядом и отвешивает ей увесистую оплеуху. А она ему кричит: «Ну, убей меня, убей!» — и вырывается.
А в это время подъезжает патрульный на мотоцикле, и мент хватает ее за воротник пальто с такой силой, что отрывает его. А второй мент, который приехал на мотоцикле, смеется и говорит: «Ты что, с пьяной бабой не можешь справиться?» Тогда первый мент снова хватает Лизу, хлещет ее куда попало и орет: «Сволочь!.. Стерва!.. Пьянь!» — и никак не может запихнуть в коляску. «Ну ты, деревня!» — говорит второй милиционер, слезает с мотоцикла и врезает Лизе так, что она оказывается в полной отключке.
Ну, в общем, в милиции увидели, что Лизок никакая не пьяная — тоже, конечно, не сразу; ее сначала без всякого разбора запихнули в предварилку, а допрос снял через несколько часов, под утро, дежурный. Она ему рассказала, что у нее был нервный срыв на семейной почве и она почти ничего не помнит — как схватила кирпич, как бежала, как разбила витрину. Она рассказывает ему, а он смотрит на нее, ухмыляется. Не верит. Посылает ее на экспертизу в больницу. Там пишут справку: «Никакого алкоголя в организме не присутствует». Мент балдеет, ничего не может просечь: как это, не пьяная, а витрину разбила?… Что-то тут не так. Ну, составляет протокол, Лиза его подписывает, и он отправляет все это дело в суд, и она понимает, что стала теперь уголовной преступницей. Радуется. Чего хотела, того добилась — сравнивается с Костей. Мент ее спрашивает, чего она улыбается. А она не отвечает, улыбается. А Костя в это время спит себе спокойненько и ничего не знает о своей мамашке. И вдруг ему звонят из милиции и вызывают туда с Лизиным паспортом.
Теперь ей надо уплатить за разбитую витрину триста рэ и за злостное хулиганство еще сто. И на работу из милиции пришло письмо. Там они расписали во всех подробностях про нее и вроде того, что у нее случился срыв, а от себя почему-то добавили: неизвестно после какой пьянки-гулянки — это, мол, трудовому коллективу лучше знать. А у нее на работе, у Лизы, есть один вредный тип, он все время за правду борется, так он это письмо из милиции пропихнул в заводскую газету, чтобы все прочитали. Представляешь ее положение?… Конец света. А домой их знаешь кто привез?… Удивишься — тот же Куприянов! Он теперь на колесах, у него свой «жигуленок». Вот он их и прикатил. После этого два раза наведывался, один раз с бутылкой, когда Лизок была одна дома. Давал ей юридические советы, как себя вести в суде. Предложил устроить Костю на работу. Снова начал ее клеить. А та забыла про все и пускает его в дом.
