Чучело-2, или Игра мотыльков - Железников Владимир Карпович (читаемые книги читать онлайн бесплатно полные txt) 📗
Зойка продолжает:
— Я ему вежливо говорю: «Костик, здравствуй». Улыбаюсь. Не знаю, почему так его называю — «Костик», как и Лиза. Он этого не любит, выходит, я его дразню. Ну вырывается. А он не отвечает, косит на меня глаза, злые-презлые, прямо не человеческие, а волчьи. И вдруг объявляет: «А хочешь, я тебе сейчас врежу так, что в стену вклеишься?» Нутром чувствую: не шутит, прячусь за улыбочку, спрашиваю: «За что?» А он ухмыляется, отвечает: «А ни за что. Просто так, врежу, и все». Лениво так встает и наступает на меня. «Надо бежать!» — думаю, а сама стою, дура.
А он подходит вплотную и как двинет мне в челюсть… Знаешь, Глазастая, какое у него было лицо — убийцы! Вот что с ним колония сделала. У него на спине шрам от ножа и два зуба впереди выбиты. Он поэтому шепелявит. — Зойка жалобно всхлипнула.
Тут она впервые услышала резкий голос прежней Глазастой:
— Не распускай сопли! За битого двух небитых дают!
Зойка обрадовалась словам Глазастой, засмеялась, ей легче стало, и она продолжала свой рассказ:
— Пролетела я всю комнату, стукнулась головой о стену, так что искры из глаз вылетели, вскакиваю и убегаю. Дома — в рев. Сама понимаешь, обидно. Ты меня слушаешь, Глазастая?
— Слушаю, — еле слышно шепчет Глазастая.
— Мне бы к нему больше не ходить, ну забыть про него. А я каждый день тащусь, чтобы его хотя бы на полминуты увидеть. Дура я, дура! А у меня, между прочим, синяк во весь подбородок. Степаныч спрашивает: это у меня отчего? Отвечаю: «Упала». — «Странно ты, — отвечает, — падаешь». Представляешь, если бы он узнал, кто меня стукнул? Об этом подумать страшно. Степаныч спокойный, спокойный, а когда входит в ярость, его не остановить. Честно тебе скажу: когда он меня ударил, я к этому не была готова. Не знала, как реагировать. Потом подумала: «Не пойду больше к нему никогда!..» А потом — пошла. Гордости во мне никакой!.. Подумала вдруг: «Если он так сделал, значит, с ним плохо и его нельзя бросать…» Как ты думаешь, я права? — Зойка спросила и испугалась. Вдруг Глазастая скажет, что она не права. Что тогда делать?… Она ведь все равно не сможет бросить его.
Но Глазастая произносит совсем неожиданное:
— Не бросай его, Жабочка, не бросай.
Зойку ударило своей нежностью слово «Жабочка». Ее так только Глазастая звала.
— Ну а дальше — больше, — продолжает Зойка. — Лизок приходит домой после работы в шесть. А Костя, я заметила по часам, уходит около шести. Каждому понятно, что он сваливает, чтобы с ней не встречаться. А она этого не понимает — и все! Ее заклинило. Спешит, летит. Врывается, а его и след простыл. Только дымом от сигарет воняет. А тут она купила ему новые кроссовки. Чешские, с липучками. Она когда увидела кроссовки, то заняла очередь и побежала одалживать монету. А ни у кого лишних нет. У них на заводе, когда приезжает торговля, все сатанеют, ни у кого копейки не выпросишь. Люди! А ей знаешь как охота угодить Косте. Бежит к одному типу, он ее всегда клеит, не хочется, но что поделаешь. Прибегает, подкатывается, улыбается, закатывает глазки, она умеет, контактная, а он ее сразу начинает лапать, за грудь хватает, подлец, в шею целует, а ей приходится хихикать, терпеть, чтобы не обидеть его. Ну, в общем, деньги у него она вырывает. Бежит обратно в очередь, а ее не пускают: где, мол, пропадает, знаем мы таких ловких! Ее выпихивают, а она ввинчивается обратно. Чуть дело не доходит до драки, представляешь, сколько унижений, и все из-за Кости. Ну народ, ну народ, звереет! В общем, Лизок вырывает кроссовки. От счастья, говорит, прижимает их к груди, как ребенка, а потом целует, как маленького Костика.
Несется домой, сбивает встречных, думает: вдруг Костик дома, а она ему кроссовки в нос, и он закачается от счастья и упадет ей в объятия. Загадывает на это — она все время загадывает на удачу, ждет чудо-юдо. Ну, например, Костик ее встречает на пороге дома веселый, как раньше. Или похлеще: она застает Костю с Глебовым, те сидят в обнимку и мирно беседуют. Представляешь?!
— Типичный «совок», — презрительно цедит Глазастая.
— Значит, она влетает в лифт, — продолжает Зойка, — закрывает глаза и считает до двадцати одного — это ее волшебное число. Выходит из лифта, как лунатик, с закрытыми глазами, на ощупь открывает двери и кричит: «Костик, твоя мамочка пришла-а-а!» И ждет. Тут, конечно, ни ответа ни привета.
— Ой, умру от этой престарелой задницы!.. — стонет Глазастая.
— Глазастая, тебе не надоело? — Зойку лихорадит.
— Нет. Я здесь хорошо устроилась. Сижу на подоконнике, болтаю ногами.
— Лизок ставит кроссовки в центр комнаты, чтобы Костя сразу их увидел, ждет его, ждет, а его нет. У окна торчит, сторожит, потом тащится к нам — все двери оставляет настежь, чтобы услышать, если он заявится. Тащится обратно, я за ней. Подходит к зеркалу, румянится — макияж у нее на первом месте. И тут дверь — хлоп! Я сразу вскакиваю, чтобы уйти. Лизок меня не задерживает. Проплываю мимо Кости, он на меня ноль внимания. Понимаешь, какие у нас взаимоотношения?
— Понимаю, — глухо отвечает Глазастая.
Зойке кажется, что Глазастая отвечает ей с трудом. Она молчит, слушает. В трубке раздаются ритмичные удары: стук, стук, стук…
— Чего это? — пугливо спрашивает она. — Кто-то стучит? Ты слышишь?…
— Это я по стенке ногами бью.
— А-а-а… — тянет Зойка, снова представляя Глазастую одну на темной лестнице, где мыши шныряют и сумасшедшие бродят. Продолжает тихо, словно боится, что ее кто-то услышит: — Значит, Костя появляется перед Лизой, а на нее не глядит. Она рассказала мне: «Вдруг чувствую на своем лице, ну кожей чувствую, что меня обдает холодом, а на улице ведь тепло, а меня холодом, ну прямо мороз по коже». Представляешь, Глазастая, она догадывается, что это от него веет таким холодом при виде ее. Ужас, правда? Лизок не подает вида, что он ее обдает холодом, щебечет, ты же ее знаешь: «Костик, золотой мальчик, золотце мое, ужин готов».
— Золотые детки в золотые времена, — вставляет Глазастая.
Зойка хихикает, ей нравится, как острит подруга. Потом вспоминает последний разговор с Лизой и обрывает смех.
— Тут, понимаешь, какое дело, — шепчет Зойка. — Она себя виноватой считает… Ей иногда хочется остановиться на улице в толпе, упасть на колени и закричать: «Посмотрите на меня, люди!.. Я посадила своего сына в тюрьму!» Понимаешь, ей надо себя опозорить, чтобы кто-нибудь заорал на нее, или кто-нибудь ударил, или бросил в нее камнем.
Зойка вновь замолкает. До нее долетает храп Степаныча. Она теряет нить разговора, отчаяние овладевает ее душой.
— Ну, давай дальше, про кроссовки, — просит Глазастая.
— Давай, — спохватилась Зойка. — Ну, в общем, когда он отказывается от ужина, то Лиза начинает к нему приставать: почему ты не хочешь ужинать, где ты поел?… Она всегда себя ругает за то, что пристает к нему, а сама пристает. А Костя не отвечает, садится на тахту и замечает кроссовки! Представляешь?… А они правда законные… Лизок от радости улыбается, ждет, что он скажет, как схватит обновку и начнет примерять. В общем, она стоит и от радости балдеет. А он молчит, до кроссовок не касается, ложится на тахту, повернувшись к Лизе спиной. Тут Лизок не выдерживает, садится рядом, на самый кончик тахты, чтобы ему не помешать, и спрашивает: «Костик, что с тобой? Ты не заболел?»
Он оставляет ее вопрос без ответа. Она протягивает руку, кладет ладонь на его плечо, он дергается — отстань, мол. «Ну, расскажи, — просит Лиза. — Я ничего не понимаю. Что с тобой происходит?» Она спрашивает его вежливо-вежливо, а он отвечает грубо: «Отвяжись. Нечего рассказывать». Тут она бабахает не вовремя: «Но я вижу. Тебя узнать нельзя». Он хохочет и со злостью кричит: «Какая наблюдательная!»
— Засранка твоя Лиза, — говорит Глазастая. — Ну что она к нему в душу лезет, не дает очухаться?
— Может, и засранка, — отвечает Зойка, — а что ей делать, сама подумай… Она говорит ему: «Я хочу тебе помочь… Я все для тебя сделаю!»
Вот тут он как взметнется, как вскочит. Лицо перекашивает злоба, как заорет: «Ты мне один раз уже помогла!.. Я был слепой телок, а ты меня научила!.. Ты во всем виновата!.. Ты!.. Ты!.. С твоим идиотским „все будет хорошо, все будет замечательно“! Что ты лыбишься?… Ну что ты пасть открыла? Ненавижу тебя!.. Ненавижу этот город!.. Ненавижу эту проклятую страну!» — «Тише! — просит Лиза. — Тише, тебя посадят!.. Чем тебе не нравится наша страна, у нас хорошая страна». — «Пусть посадят! — орет Костик. — Пусть убьют!»
