Черная Пасть - Карпов Павел (книги без сокращений txt) 📗
- Как доходит зеленый... помидор? Без солнышка, без живой пуповинки, единственно от напора времени... Это не зрелость, а старость. Я верю в горячую жизненную силу!
- Ну, Сергей Денисович, теперь и я вижу: у каждого скомороха своя погудка!
- Своя все же!..
У Виктора Степановича при всей кажущейся легкости разговора вид был утомленный, натруженный, и гость все более раздражительно воспринимал ворчливость Сергея Брамина, который, казалось, был перенасыщен отрицательными зарядами, и все в нем потрескивало и искрилось, как у кота, которого гладят против шерсти. Считая себя вправе говорить откровенно и даже непочтительно при необходимости, Виктор Степанович резко ответил:
- Делать дело и не верить!..
- Я не болел бы так душой, если бы не верил, - с жестким спокойствием ответил Брагин. - Я - верующий, истовый.
- Опасна даже не крамола, а рисовка. Не все мне понятно, Сергей Денисович, в твоих возражениях.
- Вполне возможно, Виктор Степанович, это зависит, прежде всего, от личного отношения к предмету. Я тут,
кажется, плохой вам помощник. Не смею вас больше утруждать.
- Обида?
- Вижу, что становлюсь в тягость.
- Кто кому? - Виктор Степанович насупленно покручивал часы.
- Доказательств просите, и сами же боитесь их. Смотрите, сколько у этого создания родимых пятен!
Ставший суетливым, взвинченным Виктор Пральников принялся отряхивать с брюк въевшуюся мучель и перешнуровывать Легкие, растоптанные сандалеты с вафельными верхами и прорезями с боков. Покончив с этим занятием, он снова взглянул на часы, и тогда Сергей понял, что до этого крутил он их машинально, не следя за ходом стрелок, а сейчас будто спохватился.
- Из пустых слов не сваришь плов, Сергей Денисович. Вещественность, фактура нужна, чтоб пожевать!
Сергея Брагина как будто укололи в самое чувствительное местечко, и он зачерпнул пригоршней крупяной сульфат из вороха.
- К вашим услугам шахский рис! Это уже не слова, а зернистый намолот.
- Ну и овод!.. Ведь ты не признаешь, игнорируешь это рациональное зерно!- своей раздражительности Пральников не скрывал и начал подзывать взглядом Мам-раза, чтоб не быть с Сергеем наедине. - Понасыпал мне этой крупчатки во все карманы, а она кик бодяга разъедает тело и душу. Травишь меня, Брагин! Отступником и прозелитом меня стараешься сделать. Не знаю, как теперь Метанову на глаза показаться.
- Знаете.
- Тогда, Сергей Денисович, отправь меня с какой-нибудь оказией в Бекдуз. Видно, вместе нам с тобой не удастся махнуть, - Пральников поглядывал на остановившийся внизу мотовоз в серой, пушистой фуфайке, и хотел узнать, когда он поползет в порт. - Хотелось бы свести вас с Метановым и Завидным, соавторами печи. Редакция требует продолжения начатого разговора о коренном техническом переоснащении Кара-Богаз-Гола. Мы ждем, слово за вами!
- Поговорим после, Виктор Степанович. Я должен позвонить на скважину. Спросить надо у Ягмура Борджакова, а потом решим с поездкой.
15
...Сирена заголосила как-то сразу со всех сторон, словно тревожные звуки изданали все предметы: и стены, и вагонетки, и кран, и пронизанные солнцем мириады сверкающих пылинок. Тревога! Случалась она и раньше, но не такая. Сирена выла не с короткими перехватами, а устойчивым, не отступающим и надрывным ревом. И черным казался этот рев, затмевающий не только слух, но и глаза страшной хмарью...
- Меня отпевают, - медленно и уныло проговорил Мамраз. - На плохом месте буран застал! - Он пошел на зов сирены, сгибаясь и припадая, как темяшит человек навстречу бурану.
Все, что произошло под вой сирены, люди пересказывали потом по-разному, в зависимости от того, кто где в ту минуту находился, что делал и с кем был рядом. Мамраз первым выскочил из белого лабаза. Он бежал и вее время пытался что-нибудь схватить на бегу. Попался черенок от лопаты, и он схватил этот обломок, лишь бы вооружиться чем-нибудь, хотя еще не знал причину тревоги. Понесся он в сторону котельной, на голоса; перемахнул через сцеп вагонеток, держа палку в правой руке, словно панок для чушек или биту для лапты. Сергея Брагина вой сирены как будто ударил в грудь. Сделав полшага к двери, он остановился с вытянутой шеей и полусогнутыми в локтях, застывшими перед грудью руками. Прислушался он не к изнывающей сирене, а к шуму машин, улавливая тревогу в их надрывной перебойности. Что-то ржаво, костисто заскрежетало, и сквозь этот противный, омерзительный звук раздался ничем не заглушаемый, - ни воем сирены, ни скрежетом металла, ни свистом и шипением пара, - сквозь эти смешанные шумы слух до боли полоснул протяжный человеческий стон. Не сильный и не жалостливый, но бесконечно одинокий, затухающий...
Сергей отстранил Пральникова к мешкам и бросился за угол, к завалочной яме, подрагивающей в конвульсиях, остановленной ленте транспортера.
...Кто стонал?... Кому пришлось пострадать? Это Сергей понял раньше, чем подбежал к людям, столпившимся около бетонного трехгранного, как штык, столба, который поддерживал железный лоток транспортера. Стон не повторился, но все еще слышался тот протяжный звук, кровянистый и одинокий, заглушивший стук и холодный скрежет огромного скопления трущегося металла. Куда-то в степь, закрыв ладонями лицо, бежала лупоглазая молодка, работавшая вместе с атлетом Гошей около бункера. Отвернувшись от столба и ото всех, увязнув в сульфатной мучели, одиноко стояла побледневшая Нина... Люди то и дело убегали звонить по Телефону, но не надеясь на своих вестовых, Мамраз посылал их беспрестанно. Под видом оказания какой-то помощи многие бежали прочь от страшного места, лишь бы не видеть Гошу.
- По локоть... и как ровненько оттяпало! - пояснял очевидец, ставший в глазах собравшихся настоящие героем. - Первым я бросился к нему. Подбежал, а пальцы уже на земле, и шевелятся...
- Отдельно?
- Я схватил было в горячке отпавшую... и к нему. Приставить хотел. Гоша взглянул и заругался, - рассказчик повторялся, начинал врать и даже важничать. - Смотрит на меня Гоша и головой качает. И вдруг говорит: "Не жми ее крепко, а то больно!.." И опять застонал, когда я отпавшую взял...Чувствует ее.
- И то хорошо - левую. Все ж удачно!..
- Утешил, хомяк!
Гоша все такой же красивый, с распластанным орлом во всю грудь стоял возле столба, опираясь на него затылком и прогнув спину, и глядел не на людей, а на парящего около печной башни черного с белой головой и вихорком голубя. В лице Гоши произошло одно заметное смещение: он мгновенно состарился, стал каким-то кротким и младенчески беззащитным.
- Прикройте, - сказал Гоша требовательно, даже не повернув головы в ту сторону, где лежала кисть руки. - Ватником ее угомоните...
Заботливый Погос, наблюдая за лицом и дрожащими коленями Гоши, хотел хоть чем-нибудь облегчить мученья друга.
- Может, приляжешь, аль зыбнешь табачку?
Не шевелясь, словно боясь потерять опору, Гоша попросил:
- Найди, Погос...
Просьбу эту услышал не один Погос. Откуда-то появилась рядом старуха в резиновом фартуке и черных нарукавниках, склонилась к Брагину и виновато улыбнулась:
- Зайтись может, сердешный! Не протестуйте, Сергей Денисович. У нас дед Слюнка под плугом споткнулся. До самой репицы... Так же вот умолял поднести. Угостили, так потом Слюнка женился опосля!..
- Давай! - метнулся к старухе Погос и безошибочно нашупал у нее под фартуком бутылку с нагретой живо том водкой. Сдернул зубами с бутылки наклепку, встряхнул и подал Гоше.
- Поехали! До свадьбы заживет, - провозгласил Погос.
Старуха, улыбаясь Брагину, достала из-под фартука желтоватый соленый огурец со впалыми боками.
- Кусай, Гоша, я подержу...
Пил он не отрываясь, медленно двигая кадыком, будто отмеряя по сто граммов, которыми втихомолку не раз угощала его с дружками отзывчивая внучка мудрого деда Слюнки. Бережно вытянул до дна... Пустую бутылку опустил к ногам. Подышал широко открытым ртом, повел глазами и остановил взгляд на Сергее Брагине. С минуту Гоша молча и виновато моргал, стараясь сосредоточиться. Поморщившись как-то странно одной стороной лица, выпрямился, отвалился тяжело от столба и подошел к Сергею. Не доходя шага три, Гоша остановился, вытянул перед собой оголенную мускулистую руку, поднес к глазам, подвигал плечами и уронил себе в ладонь крупную слезинку.
