Васек Трубачев и его товарищи (илл. В.А. Красилевского) - Осеева Валентина Александровна (читать полностью книгу без регистрации txt) 📗
Сейчас свой дневник кончаю, а то уже поздно. Митя стучит в стенку, чтоб ложились.
Глава 5
Новое знакомство
– Ну и чего?
– Ну и ничего! Тогда побачишь!
– Чудак ты!
Васёк засмеялся, соскочил с гнедого жеребца и бросил поводья сердитому мальчишке в засученных выше колен штанах и в вышитой рубашке.
– Получай своего коня! Да брось злиться! А славный жеребец! – с видом знатока добавил он, поглаживая золотистую чёлку лошади. – Молодой ещё. Сколько ему?
– Сколько б ни было, так, без разрешенья, не имеешь права брать! – отрезал хлопчик, вскидывая одну бровь и глядя на Васька всё ещё сердитыми глазами. – Я его воспитываю, понял?
– Понял, – озадаченно протянул Васёк, помогая хлопчику вытащить из хвоста лошади колючки. – Да ты, может быть, Михайлов внук, Гена? – вдруг догадался он.
– Может быть, и Гена. Ну и чего?
– Да ничего. Я про тебя слышал… Так это ты его из конюшни вывел, когда пожар был? – с живостью спросил Васёк, окидывая взглядом крепкую, как лесной орех, голову Генки с тёмными завитками на ушах, тонкую загорелую шею и босые ноги. – Так это ты?
– Я.
– Молодец!
Генка усмехнулся, прищурил глаз и миролюбиво спросил:
– А ты що, московский?
– Да, мы живём недалеко от Москвы… Мы к вам в гости приехали. В школе остановились… А ты что же… где живёшь?
Генка поднял голову и задумчиво поглядел на верхушки деревьев:
– А я так… где пошлют… А сейчас до деда вертаюсь.
– А у тебя, кроме деда, никого нет?
– Никого.
Васёк глубоко вздохнул:
– У меня тоже матери нет.
– То, мабуть, плохо, – равнодушно сказал Генка, погладил лошадь и вдруг весело улыбнулся: – У меня дед бедовый!
Оба помолчали.
– Ты мне вот что скажи, – неожиданно обратился к Ваську Генка, – был ты на Красной площади в праздник?
Васёк стал с жаром, рассказывать, как в праздник проходит по Красной площади демонстрация и как он однажды прошёл близко-близко от трибуны.
Это была мечта. На демонстрации в Москве Трубачёвы были только один раз и шли в колонне железнодорожников довольно далеко от трибуны. Но Васёк, увлёкшись, повторял:
– Совсем-совсем близко, ну прямо вот так…
Он протягивал руку, касаясь Генкиной рубашки, А Генка жадно и завистливо слушал его, кивая головой и радостно вскидывая бровями.
– Ну, слухай… А трибуна? То ж высоко, мабуть? – неожиданно спросил он, что-то соображая.
– Ну да! Это, конечно, высоко всё-таки… – покраснел Васёк. – Я так, к примеру, ведь рассказываю… Мы же не одни были… Там народу тьма-тьмущая. Все хотят поближе пройти!
– Это верно… Каждому хочется… Из всех республик идут и едут… Только я ещё и одного разу не ездил! – с огорчением сказал Генка.
– Поедешь ещё, – утешил его Васёк.
– Это верно, что поеду, – вздохнул» Генка, снимая с жеребца уздечку и разглаживая на его лбу чёлку. – Сяду на Гнедка и геть!
Он засмеялся н, пригнув морду коня, прижался к ней щекой. Жеребец тихонько заржал, чёрными губами пощекотал Генкину шею и шумно вздохнул ему в ухо.
Васёк протянул руку и погладил Гнедого.
– Ох ты хороший! Глазищи-то какие! – с восторгом сказал он и, нагнувшись, сорвал пучок свежей травы. – На, ешь!
Жеребец, лениво выбирая, понюхал траву.
– Баловной! – сказал Генка с гордостью. – Ишь, перебирает! – Он легонько шлёпнул жеребца по спине: – Ну, скачи в луговину!
Конь понятливо тряхнул гривой и, обмахиваясь хвостом, пошёл прочь.
Генка сел на траву, обхватил руками коленки и, покусывая травинку, о чём-то задумался. Васёк опустился рядом и, опираясь на локоть, смотрел вслед коню.
Гнедой шёл, раздвигая высокую, густую траву, иногда останавливаясь и поворачивая назад свою умную, красивую голову.
В зелёных берегах плескалась река. Над головами мальчиков с шумом и писком пролетали птицы.
Васёк опрокинулся на спину и глядел, как по небу плывут и плывут куда-то пушистые белые облака.
– Ты вот чего… Слухай! Возьми меня в Москву, а? – тихонько тронул его за плечо Генка.
Васёк растерянно пригладил свой чуб и сел. Глаза у Генки заблестели, он облизнул языком сухие, тёмные губы.
– Чуешь? У меня одна думка есть. Хочется мне до Москвы дойти и всему поучиться там. Я бы всю мичуринскую науку перенял… Земля меня любит, и рука у меня на работу лёгкая. – Генка вскочил, вытащил из-за пояса аккуратно обёрнутую газетой книжку, послюнил палец и торопливо стал листать страницы. – Вот, смотри, что люди делают. Дывись! Это что, по-твоему?.. Слива? Нет, хлопче, то вишня! А черёмуху розовую пробовал? Нет?
– Чёрную ел… – припомнил Васёк.
– Чёрную? Ту, что рот вяжет… верно? А то розовая, гибридная. – Генка провёл пальцем по строчке: – Читай! «Даёт… замечательно красивые розовые сладкие ягоды… годные для варений… и конди… тёр… ских».
– Кондитерских изделий, – подсказал Васёк.
– Кондитерских-то нехай. То хто як хоче… Тут самое главное что? А то, что человек до такого дела додумался! Вот где работа так работа! – Он любовно погладил книжку, заткнул её за пояс и торжествующе сказал: – Вот туда меня и пошлют учиться!.. – Генка вдруг понизил голос: – Только тут одна загвоздка есть. Я кончил четыре класса в этом году, понял?
– А нужно семилетку, понял? Иначе меня не примут.
Васёк покачал головой:
– Верно, без семилетки у нас никуда не назначают. Ни одного человека теперь нет, чтобы школу не кончил!
Генка хлопнул по траве рукой и отвернулся. Васёк придвинулся к нему и обнял его за плечи:
– А ты чего же так спешишь? Учись!
– Эге! Здорово, кума! Стара песня! – сердито усмехнулся Генка, стряхивая с плеча руку Васька. – Ты что думаешь, это ты первый мне сказал? Эге! Уж до тебя и Марина Ивановна то самое говорила и дядя Степан: учись, да и всё! Я же с тобой, как с человеком, говорю! Мне практика нужна. Я арифметику и так пойму. Я способный, как чёрт! И упрямство у меня такое, что никто меня переупрямить не может. Что задумал, то сделаю! А другой раз и сам своему упрямству не рад. – Генка вдруг что-то вспомнил и нахмурился. – В эту зиму захотел я на лыжах научиться. А у нас мало кто ходит, больше на коньках бегаем. Ну, раз так мне в голову пришло, я съездил в район, достал себе лыжи и двинул с ними на речку. Ан, смотрю, не так-то просто научиться! То одна лыжа на другую наедет, то обе в сугроб врежутся. Нет, думаю себе, не пойдёт так моё дело! Встал утром, взял кусок хлеба с салом, лыжи под мышку, да и в поле! А с поля – в лес! Заночевал на хуторе – и опять за своё. Два дня домой не заявлялся! Ходил, ходил… То мокрый стану, то обмёрзну весь, а всё хожу… – Генка ударил кулаком по коленке. – Аж пока не выучился!
– Два дня? Ого! А дома-то не искали тебя?
– Как – не искали! Целая история была! – Генка легонько свистнул. – Марина Ивановна всех ребят подняла. Сама ходила меня искать, дядя Степан на Гнедом ездил по лесу. Один дед дома сидел. Дед хитрый! Он мою натуру знает. Зато когда я пришёл, вызвали нас с дедом и говорят ему: «Стыдно тебе, дед, что хлопец у тебя такой самовольный растёт! Мы его, как сироту, жалели, а он всех на ноги поднял да школу два дня пропустил…» Чуть не заплакал мой дед!
– Ну, а ты что?
– А я что? Я знал, зачем ходил… – Генка выплюнул изо рта травинку и засмеялся. Смех у него был чистый, звонкий, заливчатый.
– Ну тебя! – невольно улыбнулся Васёк, не видя ничего смешного во всей этой истории.
– Нет, ты слухай… Вот пришли мы с дедом до дому, он мне и говорит: «Ты упрямый, но я тоже упрямый. Я, каже, в бога не верую, но який-нибудь чёрт обязательно есть. Вот он в тебе и сидит!» Дывлюсь: взял мой дед верёвку, накрутил её на руку да подступает ко мне…
– Ну?
– Ну що… Вдарил меня один раз, а у самого руки трясутся, аж жалко мне его стало. На що, кажу, диду, вы себя перетомляете, вы ж, кажу, старый. Мне-то ничего, а с вас может и дух вон!»
Васёк встал:
– Да ты что же, издеваешься тут над всеми, что ли?
