На Севере дальнем - Шундик Николай Елисеевич (читаем книги онлайн без регистрации .txt) 📗
Дверь отворилась, и на пороге показался старик Кэргыль, а за ним Тынэт.
Люди расступились. Кэргыль быстро засеменил к Чочою, постоял перед ним молча, а затем, нежно прижав к себе его голову, в напряженной тишине спросил:
— Скажи, что стало там, на чужой земле, с моим сыном Чумкелем? Скажи, мальчик, правду!
— Да-да, скажи, мальчик, правду! — подхватил Тынэт, опускаясь перед Чочоем на колени.
— Когда ночью мы шли с Нутэскином по морю, то слыхали голос Чумкеля...
— Так, так, говори! Дальше говори! — попросил Кэргыль.
— Нутэскин сказал, что, возможно, Чумкель хотел возвратить нас назад, боялся, что мы погибнем. А возможно, он тоже бежать с нами решился...
— Возможно, тоже бежать решился, — тихо повторил Кэргыль и вдруг, вскинув голову, громко спросил: — А Нутэскин, Нутэскин где?
— Погиб, наверное, Нутэскин, — еле слышно произнес мальчик и, с трудом справившись со своим голосом, начал рассказывать о побеге через пролив с того проклятого берега, где живет страшный мистер Кэмби.
— Да, погиб, наверное, Нутэскин, — промолвил Кэргыль, словно под тяжестью опускаясь прямо на пол. — Чумкель, быть может, тоже погиб...
Тынэт поднялся и вышел на улицу.
— Куда это он? — спросил кто-то.
— Э, теперь Тынэт день и ночь в море смотреть будет, отца ждать будет, — затряс седой головой Кэргыль.
Долго в тот вечер сидели люди в доме Таграта. Жители поселка Рэн никак не могли насмотреться на второго внука доброго богатыря Ако. Смущенный вниманием, Чочой с любопытством рассматривал незнакомых ему людей, которые обращались к нему со словами привета. И столько участия он чувствовал в их словах и взглядах, что порой закрывал глаза и переносился к тем счастливым дням, когда отец брал его к себе на руки и говорил, говорил ему что-то ласковое, что может сказать только отец своему маленькому сыну.
Тепло было на душе у Чочоя. И, когда Вияль, обхватив его за плечи, мягко привлекла к себе, он вздохнул глубоко, всей грудью, и замер, думая о том, что хорошо было бы сейчас вот так, среди этих добрых людей, спокойно уснуть и чтобы они непременно вели свой разговор, необыкновенный разговор, слова которого, казалось мальчику, можно было прекрасно слышать и понимать и в глубоком сне.
Веки Чочоя тяжелели. Дремал и Кэукай, склонившись на другое плечо матери.
— Устали мальчики, — негромко сказал Таграт, — надо спать укладывать.
Чочоя положили рядом с Кэукаем на кровати. Кэукай уснул сразу, у Чочоя же сон неожиданно пропал. Сухими воспаленными глазами он осматривал комнату и думал о том, что там, на Аляске, в таких жилищах живут только белолицые. Кровать мальчику казалась хоть и удобной, но спать на ней ему было страшновато. «Повернешься ночью не в ту сторону и упадешь, пожалуй», — думал он.
В комнате было тихо — лишь мерно тикали часы да еще слышались в соседней комнате мягкие шаги Вияль.
Чочой прислушался к ее шагам и вдруг со всей силой почувствовал: в жизни его случилось что-то новое, необычайное. «Неужели все это правда? Неужели это правда, что вот рядом со мной лежит мой брат?.. Брат!..» И чем больше верил Чочой этому счастью, тем явственнее нарастала тревога: «А что, если все это вдруг исчезнет...»
Так Чочой и уснул с этим смешанным чувством огромного счастья и неутихающей тревоги.
ПОДАРКИ
Чочой и Кэукай спали глубоким сном до позднего утра. Первым проснулся Чочой. Повернувшись на бок, мальчик скатился на пол, быстро вскочил на ноги и с минуту стоял па месте, не в силах понять, где он находится.
Но вот Чочою вспомнилось все, что произошло с ним. «А может, все это снилось?» Мальчик испуганно ощупал себя, осмотрелся вокруг и только после того, как увидел улыбающееся во сне лицо Кэукая, облегченно вздохнул и улыбнулся сам.
В доме было тихо. Чочой с любопытством стал рассматривать все, что попадалось ему на глаза. Заглянув в одну, в другую дверь, он подумал, что здесь совсем легко заблудиться. «Большой дом, очень большой, как у мистера Кэмби дом», — думал он, дотрагиваясь руками до столов, стульев, шкафов.
Заметив в зеркале собственное отражение, Чочой шарахнулся в сторону, затем потихоньку приблизился к зеркалу и снова осторожно заглянул в него. «Как в чистой воде все равно видно... даже еще лучше, чем в чистой воде», — подумал Чочой и, осмелев, подошел еще ближе. Он даже попытался заглянуть в зеркало с обратной стороны.
Шкаф с книгами привлек его особое внимание. Чочой долго всматривался в корешки книг, раздумывая, что бы это могло означать. Потрогав рукой одну-другую книгу, но так и не поняв, что означают эти предметы, он вздохнул и стал рассматривать швейную машину, стоявшую на тумбочке.
«Это, кажется, железная швея-женщина. Такую я видел в магазине мистера Кэмби: он показывал, как работает железная швея-женщина, и советовал кому-то купить ее», — вспомнил Чочой и попытался покрутить колесо, но, испугавшись стука машины, оставил ее в покое.
Долго стоял Чочой у кровати Вияль, застланной пушистым в цветах одеялом. «Какая красивая спальная подставка! Какие красивые цветы на ней!» Одеяло напомнило ему нежный, мягкий мох. Чочой дотронулся до одного, до другого цветка, погладил их рукой.
Заметив дверку в голландской печи, Чочой открыл ее, заглянул внутрь. «Что же это за вместилище? — спросил он себя. — Почему там грязно и как будто дымом пахнет?»
Чочой просунул руку в печь, выпачкал пальцы в саже. «Наверное, костер разжигали», — решил он и вытер сажу о подол рубашки.
Переходя из комнаты в комнату, Чочой добрался до кухни. На столе он увидел сковороду, наполненную чищенной сырой картошкой, и ему сразу захотелось есть. Чочой проглотил слюну и воровато осмотрелся вокруг: он еще не мог оставаться равнодушным при виде еды. «Съем один небольшой кусочек, — решил он, — здесь добрые люди, ругать меня не будут».
Съев один кусок сырой картошки, Чочой потянулся за вторым, за третьим. Опомнился он не скоро.
«Ай, как нехорошо получилось!» — покраснел Чочой и от соблазна ушел из кухни, хотя для него там было множество неизвестных вещей. Однако, закрывая дверь, он еще раз обернулся, чтобы хоть издали посмотреть на блестящее пузатое ведро с коротенькими ножками, со странным носом и с маленькой шапочкой наверху, на которой виднелась блестящая пуговица.
Как ни внимательно осматривал Чочой комнату, в которой только что был и уже как будто ко всему пригляделся, а на глаза попадалось все новое и новое.
На высокой подставке с точеными ножками стоял странный ящик с сеточкой, вделанной в переднюю стенку. На этой же стенке находились три черных колесика. Колесики, казалось, сами просили, чтобы их покрутили. Чочой не выдержал — покрутил одно колесико, затем второе, третье...
И вдруг из ящичка послышался громкий человеческий голос. Мальчик отпрянул в сторону, опрокинул стул, споткнулся, упал на пол. А человеческий голос продолжал произносить какие-то непонятные слова. «Что это? Я разбудил человека в ящике! — с ужасом думал Чочой, не решаясь подняться на ноги. — Но как же мог человек влезть в такой маленький ящик?»
Прислушавшись, Чочой понял, что голос этот не так уж сердит, как показалось ему вначале.
Так, распластанным на полу, и застала Чочоя Вияль, вернувшись домой от соседей. Глянув на мальчика, потом на радиоприемник, она все поняла и рассмеялась. Вияль схватила Чочоя своими сильными руками и принялась его целовать, приговаривая что-то несвязное, но необыкновенно нежное, отчего Чочою хотелось и плакать и смеяться в одно и то же время.
За завтраком у Чочоя разбежались глаза. Он удивился тому, что на столе лежит так много хлеба, который до сих пор в его жизни считался лакомством.
Кэукай учил Чочоя пользоваться вилкой, объяснял, что есть сначала, что потом. Но больше всего поразило Чочоя то, что хлеб, такой вкусный хлеб, следует есть вместе со всякой другой пищей, а не потом, уже в самом конце, на закуску. И как ни старался мальчик есть спокойно, это ему не удавалось: он нет-нет да и оглядывался, словно боясь, что сейчас явится кто-то злой, непрошеный и отберет завтрак или уничтожит пищу, как растоптал однажды Адольф Кэмби масленые оладьи. Руки Чочоя дрожали.
