В семье - Мало Гектор (бесплатные онлайн книги читаем полные версии TXT) 📗
— Но он-то этого, по крайней мере, не видел.
— А вы уверены, что он не заметил этого по безмолвной тишине, царившей в церкви? Слух очень часто заменяет ему зрение.
— Это было бы для него новым потрясением… несчастный человек… но, вместе с тем, и большим уроком, потому что мы можем требовать от других участия к нашему горю только тогда, когда сами мы принимаем участие в их скорбях или в страданиях… А господин Вульфран совсем забывал об этом… Он делал для рабочих только то, что он обязан был делать, относясь ко всем одинаково и справедливо… но быть только справедливым — это все равно, что ничего не делать для другого, для своего ближнего… Очень и очень жаль, что господин Вульфран до сих пор ни разу не подумал иначе о своих рабочих, для которых он мог бы сделаться гением добра, вторым отцом, которого бы они действительно любили… и будь это так… поверьте, нам не пришлось бы с вами увидеть сегодня… того, что мы увидели…
Хотя Перрина и не совсем ясно поняла, что именно хотела сказать мадемуазель Бельом, но ей тяжело было слышать упрек господину Вульфрану, да еще от такой особы, как учительница, которую она так уважала и любила, к которой так горячо успела привязаться.
У дверей школы она стала прощаться.
— Не хотите ли зайти позавтракать вместе? — предложила мадемуазель Бельом, предполагая, и не без основания, что едва ли ее ученица займет место за семейным столом в такой день.
— Очень вам благодарна, но я, может быть, понадоблюсь господину Вульфрану.
— Тогда, конечно, идите. До свидания.
В замке Перрина узнала, что господин Вульфран, вернувшись домой, заперся в своем кабинете и никому не велел входить.
— Даже и позавтракать не захотел со своими родными, — добавил Бастьен.
— А они остаются?
— О, нет! После завтрака все уезжают, и я думаю, что он не выйдет даже проститься с ними. Он совсем убит! Господи, господи! Что-то будет! Помогите нам, милая барышня.
— Что же я могу сделать?
— Очень много. Господин Вульфран так любит вас, так доверяет вам.
— Любит меня?!
— Поверьте, я знаю, что говорю.
После завтрака все разъехались. Поздно вечером Бастьен передал Перрине приказание быть готовой завтра утром выехать с господином Вульфраном в обычное время.
— Он хочет приняться за работу, но только хватит ли у него сил? А между тем это было бы самое лучшее: работать — для него значит жить.
Утром, в назначенный час, Перрина была уже в передней, поджидая господина Вульфрана, который не замедлил появиться в сопровождении Бастьена, молча сделавшего девочке знак, что хозяин его тяжело провел ночь.
— Орели здесь? — спросил старик сильно изменившимся голосом, жалобным и слабым, как у больного ребенка.
— Я здесь, сударь, — отвечала Перрина, подходя к слепому.
— Поедем.
В экипаже он сидел, согнувшись, уронив голову на грудь и не произнося ни слова. Так подъехали они к конторе, где на последней ступеньке лестницы стоял Талуэль, поспешно бросившийся к экипажу, чтобы помочь хозяину выйти.
— Мне кажется, что вы собрались с силами, чтобы приехать сюда? — грустным тоном проговорил директор.
— Да, я чувствую себя совсем слабым и приехал только потому, что считаю это необходимым.
— Я именно это и хотел сказать.
Но господин Вульфран не стал его слушать и, подозвав Перрину, велел ей проводить себя в кабинет, где сразу началась разборка писем, которых за эти два дня набралась масса; хозяин, против обыкновения, не принимал никакого участия в просматривании корреспонденции; согнувшись, сидел он в своем кресле, как глухой, и, казалось, спал.
Когда все письма были рассмотрены, директор и племянники, стараясь производить как можно меньше шума, вышли из кабинета, в котором осталась только одна Перрина.
Но старик, казалось, и не замечал, что служащие ушли; погруженный в свои думы, он по-прежнему сидел, согнувшись, в кресле, ничего не видя и не слыша. Вдруг он выпрямился, обеими руками закрыл лицо и голосом, полным горя и страдания, скорее простонал, чем проговорил:
— Боже мой, боже мой!.. За что ты так жестоко наказываешь меня!.. Господи, помоги мне!
И вслед за тем он еще более сгорбился, еще ниже опустил голову на грудь. Это уже не был славившийся и гордившийся непреклонной волей и твердостью характера владелец Марокура, — теперь в кресле сидел убитый горем, беспомощный старик, и, пожалуй, прав был Талуэль, когда говорил Перрине, что удар, может быть, так силен, что свалит его окончательно…
Глава XXXVI
В продолжение нескольких дней жизнь господина Вульфрана висела на волоске; управление фабриками в течение всего этого времени всецело находилось в руках торжествующего Талуэля.
Наконец организм поборол болезнь, и старик начал выздоравливать, но его душевное состояние осталось прежним, и оно-то всего больше беспокоило доктора.
Перрина не раз старалась заговорить с Рюшоном о господине Вульфране, но доктор ограничивался односложными, ничего не значащими ответами, — может быть, потому, что считал Перрину почти ребенком, который его едва ли поймет. Зато он гораздо откровеннее был с Бастьеном и мадемуазель Бельом, от которых девочка и узнавала все, что ей было нужно.
— Жизни опасность не грозит, — говорил старый слуга, — но доктор очень желал бы, чтобы хозяин принялся за работу.
Мадемуазель Бельом была далеко не так лаконична и, приходя на урок, слово в слово передавала своей ученице то, что ей говорил доктор, с которым она встречалась почти ежедневно и, конечно, как и все в деревне, непременно заводила речь о господине Вульфране; но все эти беседы всегда сводились к одному и тому же:
— Тут нужен какой-нибудь сильный толчок, что-нибудь такое, что потрясло бы его и отвлекло бы его мысли. Организм его пока не надломлен, и при удаче все могло бы еще поправиться настолько, что, пожалуй, можно было бы рискнуть даже сделать операцию.
С возвращением физических сил возобновились и ежедневные объезды фабрик, которые, как и прежде, старик совершал вместе с Перриной; но теперь он всю дорогу большей частью молчал, лишь изредка отвечая на замечания своей спутницы, с которыми она иногда позволяла себе обращаться к нему. Доклады директоров выслушивались очень невнимательно, и на них он почти всегда отвечал советом поговорить об этом с Талуэлем.
Перрина начинала приходить в отчаяние и думала, что апатия эта так никогда и не пройдет.
Но вот однажды, после полудня, когда они подъезжали к Марокуру, возвращаясь с объезда фабрик, в воздухе разнесся звук сигнального рожка.
— Стой! — воскликнул господин Вульфран. — Это, кажется, сигнал пожара.
Экипаж остановился; теперь резкие Звуки рожка слышались уже ясно.
— Да, это пожар. Ты видишь что-нибудь?
— Клубы черного дыма.
— Что горит?
— Из-за деревьев хорошо не видно.
— Справа или слева?
— Скорее в той стороне, где фабрика. Пустить Коко полной рысью?
— Нет, только немного поскорей.
По мере приближения к Марокуру звуки рожка доносились все отчетливей, но теперь уже можно было различить, что горит не фабрика, а что-то среди деревни, так как дым поднимался именно оттуда.
— Не спешите, господин Вульфран, — крикнул им встретившийся крестьянин, когда они уже въехали в деревню, — это не у вас… горит домик Тибурсы.
Тибурса была старая женщина, следившая днем за детьми, которых по малолетству нельзя еще было определить в приют; жила она недалеко от школы, в маленькой, грязной, полуразрушенной избушке, выстроенной где-то на задворках.
— Поезжай туда! — приказал господин Вульфран.
Перрина повернула лошадь, направив ее вслед за бежавшими на пожар людьми. Скоро стал виден не только дым, но и пламя, красными языками подымавшееся над домами, и в воздухе запахло гарью. Толпа была так велика, что ехать было уже нельзя из боязни раздавить кого-нибудь из любопытных, сбившихся в одну общую массу. Старик приказал остановиться, вышел из экипажа и в сопровождении Перрины пешком направился к горящему дому; здесь их встретил Фабри в блестящей пожарной каске: именно он командовал пожарными из фабричных.
