Бедовый мальчишка - Баныкин Виктор Иванович (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации .TXT) 📗
— А я плавала, — сказала Маришка. — Может, не веришь? С папаней… В мае еще. У папани в техникуме товарищ есть. Мой папаня в вечерном автодорожном техникуме учится… А товарищ папани — активист яхт-клуба.
Маришка выбросила вперед руки, словно собиралась лететь.
— Ты, Костька, и вообразить не можешь… дух прямо-таки захватывает на этой яхте! Особенно на крутых поворотах. Ну и здорово!
— Мишка, а я… я тоже хочу на яхту! — запыхтела вдруг Женька. Она уже успела вся вымазаться шоколадной конфеткой. — Я тоже…
Шлепнув сестренку по загорбку ладонью, Маришка прошипела:
— Замри, лысый самовар! Теперь никогда не видать тебе Волги!.. Съела конфетку одна, а с нами не поделилась, пачкуля!
Потом они снова купались, ловили Женькиным платьишком мальков с тускло серебрившимися чешуйками. Пойманных мальков выпускали в «озерцо» — продолговатую застругу с прозрачной водицей.
Уходили с Волги вечером, когда солнце, большое, огнистое, уперлось раскаленным своим краем в далеко черневший лесок на противоположном берегу.
Поднялись на голый глинистый мыс, постояли, глядя на Волгу с бегучей алой дорожкой, протянувшейся от берега к берегу. Низко, над самым обрывом, проносились стремительные стрижи, тоненько — стеклянно — попискивая.
Солнце уже пряталось за лесок на той стороне, а над ним вполнеба уже кто-то развесил сушиться яркие ситцы: кумачовые, бирюзовые, кубовые, подсолнечные… Да разве все их перечислишь?
— Ой, и небушко! — всплеснула руками Женька. — Вот бы мне платьице такое!
— Будет тебе платье! — пообещала Маришка. — Пожалуюсь на тебя мамане… Скажу ей про то, как ты по чужим людям таскалась… Будет тебе тогда платье — серо-буро-малиновое! Вот какое! Всю сахарницу твою маманя ремнем исполосует!
— И не бреши, и не бреши! — упрямо затвердила Женька. — Это тебя ремнем, тебя!
— Перестаньте! — сказал Костик. — Пойдемте лучше домой, а то есть хочется.
— Пойдемте оврагом, тут ближе, — сказала Маришка. — Только ты, Женька, заруби себе на носу: нести тебя на горбу я не обещаюсь!
Костик в последний раз оглянулся на Волгу. Солнце уже скрылось, а длинные разноцветные полотнища все еще сушились… Пустынной стала река. От ее глохнувшей свинцово-тусклой глади тянуло стынущей прохладой. Опустел пляж. Лишь кое-где еще копошились люди.
«Спокойной ночи, Волга! — сказал про себя Костик. — Спокойной ночи! Я знаю, ты теперь усталая… Отдыхай, Волга. А завтра я опять приду к тебе».
Ливень
Прошла неделя. И все дни этой недели были как именинники: тихи и солнечны. Мир между братьями был восстановлен, и это Костика даже радовало. Каждое утро они с Тимкой ходили на улыбчивую кроткую Волгу с горячими раздольными песочками. Часто за ребятами увязывалась и Маришка. А соседская рыжая Кира зачем-то укатила в город и всю неделю не показывалась на даче. О ее существовании Костик даже забыл.
В самую пылкую полдневую жару возвращались с купанья. Дача встречала пьянящими запахами жасмина, роз и мяты.
Не заходя в домик, Костик бежал в купалку. И долго стоял под светлым теплым дождичком. Ловил ртом струйки воды, задирая вверх голову, а перед глазами все еще мерещились голубая сияющая Волга, белые знойные пески и бездонная высь июльского неба.
И вот кончилась эта счастливая неделя, кончились солнечные денечки.
Проснулся утром Костик и никак не мог понять, что же вокруг него происходит.
«Ши-ши-ши!» — угрожающе шипел кто-то за стеной домика.
«У-у-у! — завывало протяжно на чердаке. — Уж-жа-асно весе-ело!»
«А мне, наверно, новый сон снится, — подумал Костик, все еще не решаясь открыть глаза. — Ну да! Все это происходит со мною во сне: лежу я в каюте парусника… Может, даже с алыми парусами. На той книжке, от которой Тимку нельзя было за уши оторвать, нарисован красивый корабль с красными парусами… Лежу вот себе, а на улице… то есть на море бушует штормище. Волны так и хлещут, так и хлещут! И суденышко, ровно щепку, бросает с одного водяного хребта на другой, из одной жуткой ямины в другую».
А не открыть ли все-таки глаза? Так, самую малость? И глянуть в узенькие щелочки? Вдруг Костик и на самом деле бедует в штормующем океане? Что тогда ему делать? А он и плавать еще не научился! Внезапно раздался оглушительной силы взрыв. От адского взрыва жалобно зазвенела посуда в шкафчике. А Костино лицо опалило зловеще-огненное пламя. С перепугу Костик с головой закутался в одеяло. И лежал, притаясь, не дыша.
«Ах-ха-ха-ха!» — загоготал кто-то над самым Костиным ухом. А потом как сорвет с него одеяло.
— Тимка! — завопил Костик. — Тимка!
И тотчас услышал спокойный Тимкин голос:
— Что с тобой?.. Да ты открой-ка глаза.
Открыл Костик глаза, а перед ним стоит живой Тимка. На нем рубашка, брюки. Куда это он в такую рань собрался?
Тимка присел на край старого заскрипевшего топчана, сказал:
— Кончилась, Костик, добрая погода. В сад и носа не высунешь. С полночи ливень шпарит.
— Какой ливень? — удивился Костик, натягивая на плечи одеяло.
— А у тебя, парень, уши заложило? Разве не слышишь, как по крыше молотит?
Прислушался Костик. А над головой: «Вжиг! Вжиг! Вжиг!» Будто сотня ременных вожжей с беспощадной яростью хлестали по крыше.
— А я… а я думал… Мне во сне снится, — сказал Костик. — Думал, я на паруснике в бушующем океане.
— Потеха! — усмехнулся Тимка. — А насчет моря… пожалуй, твоя правда. Не только в саду разлились лужи, они даже на веранде у нас появились.
Приподнялся Костик на локте, глянул в открытую дверь и ахнул.
— Ой-ей-ей, и лужа!.. Тимка, а на улицу как же? Без лодки не доберешься? И как мы теперь вообще будем жить?
— Да уж как-нибудь, — вздохнул Тимка. — Не век же дождю лить… Перестанет когда-нибудь. Только вот беда: продукты у нас кончаются. Собирался нынче на рынок… А какой сейчас рынок? До трамвая не дойдешь, в грязи увязнешь.
— А сухари, Тимка, у нас есть? — оживился вдруг Костик,
— Сухари?.. Всяких кусков и горбушек полный угол в шкафу.
— Ну и отлично! Представь себе: наш корабль застиг в море шторм. Терпим бедствие… Провианта в обрез: одни галеты. Здорово? — Костик засмеялся.
— Не очень-то здорово, но что же поделаешь? Раз шторм так шторм, — тут Тимка улыбнулся оживляясь. — А теперь вставай, одевайся и шагай в рубку. Ты же у нас капитан корабля. Решай, что нам делать.
— Свистать всех на палубу! — гаркнул Костик. Он решительно сбросил с себя теплое одеяло и спрыгнул на пол. И сразу же увидел на стуле свои лыжные штаны, фланелевую рубашку с длинными рукавами, носки. Неужели все это надо надевать?
— Надевай, надевай, — как бы угадав Костины мысли, сказал заботливый Тимка. — Видишь, как я обрядился? За ночь, парнище, похолодало.
…Пока на электроплитке грелся чайник, а Тимка открывал какие-то консервы, Костик стоял на веранде у окна и все глядел и глядел в сад.
Ну до чего же он стал неузнаваем, всегда такой веселый бабушкин сад! Влажная потемневшая листва глухо шумела, когда косой дождь, подгоняемый ветром, обрушивался на деревья, пытаясь склонить их долу. Но чугунно-черные лоснившиеся стволы выдерживали этот бешеный натиск и по-прежнему стояли прямо. Лишь коричневато-лиловые прутики молодого вишенника слегка упруго гнулись, чтобы тотчас выпрямиться, сбросив с курчавых своих шапок стеклянные звенящие бусины.
Земля же вся раскисла, зажирела от обильной влаги. Чуть ли не под каждым деревом образовались круглые рябые озерца. А неподалеку от душевой разлилась большая продолговатая лужа. Вся матовая гладь этой лужи беспрерывно пузырилась. Пузыри то и дело лопались, но вместо них появлялись другие, точно грибные шляпки, и тоже лопались…
Одна вишенная ветка протянулась прямо к окну. Наливающиеся соком ягодки — одни блекло-алые, другие палево-зеленые, третьи кровянисто-красные — были унизаны крошечными дрожащими капельками. На иных ягодах Костик насчитывал до трех-четырех светлых шариков. И хотя всюду по саду разлилась сырая тяжелая мглистость, а капельки величиной с булавочную головку дерзко сверкали неуловимыми белыми искрами.
