Тебе посвящается - Бременер Макс Соломонович (книги полные версии бесплатно без регистрации txt) 📗

– Как так? – не понял я.

– А так! – отвечал Вовка, распаляясь все сильнее. – Оказывается, четырнадцать лет назад папа поехал в командировку на Урал, там познакомился с мамой, они друг в друга влюбились, решили жениться, приехали сюда, здесь свадьба была, а через год я появился!

– И чего же ты обижаешься? – спросил я его.

– А оттого, – закричал на меня Вовка, – что папа сам сказал, что мог и не поехать в командировку и, значит, маму не встретил бы, а меня бы не было, вот что!

– Ну, – сказал я, – чего теперь волноваться, ты же все-таки есть!

– Есть, – согласился Вовка, – а только это совершен­но случайно.

– Ерунда! – решительно сказал я, но почему-то про этот разговор не забыл.

Уроки мы с Вовкой готовили вместе, у него дома. Я решал примеры, делил и множил, находил икс, а тем временем во мне росло беспокойство...

– Добрый вечер. Папа, я родился случайно? – спро­сил я отца, когда он вернулся с работы.

– В каком смысле? С какой точки зрения? – оторо­пело осведомился папа, опуская портфель на обеденный стол, что, по его же словам, было крайне негигиенично.

– Я только что от Вовки, – объяснил я. – И он ро­дился совершенно случайно. Может, и я тоже так?

Тут папа рассказал, что он ни в какую командировку не ездил, а познакомился с моей мамой еще в гимназии, где они вместе учились. Потом вместе же они учились и в институте. Так что я лично родился не так уж случайно. Но я сбегал к Вовке и сообщил ему, что родился, как он.

– Отец сказал? – задумчиво осведомился Вовка.

– А кто же?

Меня рассердил этот вопрос. Не мать же сказала мне об этом! Вот уже четыре года, как она рассталась с от­цом, четыре года, как я ее не видел. Она живет в Средней Азии, пишет редко, однажды прислала мне в письме свою маленькую, как для паспорта, фотографию. Потом очень долго не было писем, а недавно принесли фанерный ящи­чек с урюком, обтянутый мешковиной, на которой мами­ным почерком, расплывающимися лиловыми буквами выведены мой адрес, имя и фамилия.

Из этого урюка домашние варят компот на всю нашу большую семью. Мы едим компот за обедом на третье, и все его хвалят: дедушка, бабушка, тетки,– а мне до того грустно, что трудно глотать. Мне жаль, что урюка стано­вится все меньше.

Если бы не было стыдно, я попросил бы не варить больше компота и просто хранил бы эти липкие, сморщен­ные плоды, присланные мамой.

Мой отец ботаник. У него есть лупа, в которую он рас­сматривает растения. Как-то сквозь лупу я читал в газе­те «происшествие», набранное петитом. Крошечные бук­вочки становились огромными. Тогда мне вдруг пришло на ум посмотреть в лупу на маленькую мамину фотогра­фию. Каким большим я увижу ее лицо!..

Медленно отдаляю линзу от фото, лицо все увеличи­вается, увеличивается и внезапно начинает расплы­ваться...

После этого не раз, когда отца не было дома, я смотрел на мамину фотографию в увеличительное стекло. Но никогда больше не отводил лупу настолько, чтоб лицо расплылось. Как-то очень боязно было ненароком отвести стеклышко слишком далеко...

Как мог Вовка хоть на минуту позабыть, что мама моя живет теперь в другом городе?

IV

Между тем Вовка с большим упорством продолжал доискиваться, кто из приятелей родился случайно, а кто нет. Мало того, что на следующий день в школе он опро­сил на этот счет всех пионеров нашего звена. Мало того, что своим дурацким вопросом он смутил вожатую, которая, почему-то покраснев, неопределенно ответила только, что в старших классах мы будем изучать теорию Дарвина. Он задал новый вопрос: могло ли случиться так, что он, Вов­ка, вовсе не родился бы и что тогда было бы? Вожатая совершенно правильно ответила на это, чтобы он не считал себя пупом земли и незаменимым, и предположила, что, не родись Вовка на свет, звеньевым выбрали бы меня, только и всего.

Но Вовка не угомонился. Наоборот, он, я бы сказал, повысил активность. Он взбудоражил весь двор. Потрево­женные им ребята разбегались со двора по домам, зада­вали старшим странный вопрос и стремглав возвращались к Вовке с ответами. Вовка жадно выслушивал их. Родители отвечали всем по-разному: одним – как мне, другим – что ничего не понимают, третьим – чтоб не морочили голову.

Вовка терзался: неужели он мог не родиться, не быть, не стать пионером?.. Неужели и мы могли не быть?

Некоторых ребят он заразил своим беспокойством, не­которых озадачил. И только Майка Вертилова, горделиво сообщившая нам, что обязательно должна была родиться, посматривала на Вовку насмешливо и свысока. Но о Май­ке немного погодя.

Итак, Вовка не унимался. Кутерьма продолжалась. Кончилось тем, что она захватила и Юрика. Юрик, надо сказать, по-прежнему, выходя во двор, солидно погуливал в сторонке. Но тут его, что называется, повело, и он впри­прыжку помчался домой, чтобы выспросить, не родился ли случайно.

Вот с этой минуты события приняли новый оборот. Спустя немного времени Юрик вышел из подъезда обес­кураженный. Следом за ним вышла его мать. Она напра­вилась к нам. Мы примолкли. По-видимому, она собира­лась за что-то сделать нам выговор. Но нет, только сказала тихим голосом, обращаясь к Вовке:

– Володя, покажи, пожалуйста, где вы живете.

– А вам зачем? – непочтительно спросил Вовка, чуя недоброе.

– Мне нужно поговорить с твоей мамой, – ответила мать Юрика негромко и спокойно.

– Вон туда! – грубым голосом отрывисто сказал Вовка, сделав расхлябанный и достаточно неопределенный жест в сторону своих окон, а заодно переулка и бульвара.

Но мать Юрика тем не менее нашла Вовкину квартиру. Пробыла она в ней минут десять и ушла неспешным ша­гом, после чего распахнулась форточка и дядя Митя вла­стно кликнул Вовку домой. Кто-то из нас сказал вслух то, что и так было ясно:

– Нажаловалась...

Хотя Вовке от родителей нагорело не сильно – дядя Ми­тя пальцем сына не трогал, а сейчас на него даже не на­кричал, – Вовка долго потом ходил с пришибленным видом.

Не сразу он рассказал мне, чем родительское внуше­ние так его задело. Но на другой день разговорился, взяв, правда, с меня слово держать язык за зубами. Ока­зывается, дядя Митя сказал ему с большой печалью:

– Умные, культурные люди критикуют, – так дядя Митя и выразился, – моего сына. Мне, – сказал он, – мало радости слышать от интеллигентного человека, что воспитанные дети не пристают к взрослым с вопросами, а ты, Вова, пристаешь. И хуже того: обращаешь внимание других детей на то, на что не надо.

– Почему, – спросила мать с сердцем, – о тебе не говорят, Вова, как о Юрике?! Как бы я рада была, ес­ли б!.. Эх, хоть бы пример с него взял!

– Не подумаю даже, – строптиво ответил Вовка.

– Вот-вот, – заговорил отец, – верно говорила эта гражданочка про своего Юрика: он знает, что можно и нельзя. Он старших уважает, боится. А вот мы с матерью тебя учим – ты наперекор. Потому что не боишься.

– Не боюсь, – подтвердил Вовка. – Пионер не должен бояться.

– А что должен? – спросил дядя Митя.

– Быть сознательным, – подумав, ответил Вовка, – и всегда готовым, конечно.

– Сознательным, – безусловно, – сказал дядя Митя, – только слушаться надо. А не боишься – не слушаешься. Да... Я тебя одного не виню. Сам тоже за тобой недосмот­рел. Не драл тебя никогда. Не хотел. Теперь поздно, долж­но быть, ремнем учить. Хотя, может, и была б польза, а?.. Сказать трудно...

Так горестно и неторопливо, как бы совещаясь с самим Вовкой, следует ли его отныне временами пороть или испробовать другое средство, рассуждал дядя Митя, и это было для Вовки неизмеримо обиднее, чем если бы отец просто стукнул его разок под горячую руку.

Отец, добрый и простой, решил вдруг, что плохо ра­стил сына! Отец стал несправедлив и к нему и к себе! И все из-за противного примерного Юрика...

– Он к матери побежал, гад, без этого ничего не было бы, – хрипло, точно перед этим плакал, сказал мне Вовка.

– Но ведь все бегали, не он один, – растерянно воз­разил я.

– Ну, и что ж?.. Надо ему бойкот объявить, вот что! – загорелся Вовка.