Самый умный в 6 «Б» - Матвеева Людмила Григорьевна (бесплатная библиотека электронных книг TXT) 📗
– Не перебивайте Круглую, – велела Сильная, – сами себя задерживаете. Рассказывайте дальше спокойно. И не обижайтесь на Кассиршу – мы все разные, но все готовы к сочувствию.
– Продолжаю, – Круглая поправила прическу, хотя все было в порядке. – Она сказала: «Он развелся год назад, не пьет, не курит, за девицами не бегает. Положительный человек, – говорила мама вундеркинда, – не откладываем, знакомлю вас в вашем, Изабелла, доме в субботу». А я закричала: «Когда еще та суббота! Завтра! Такой бриллиант, того и гляди, кто-нибудь другой оценит по достоинству и сцапает! Одиноких теток много вокруг! В наше непростое время некурящий и непьющий! Женщины и то пьют! А уж курят! Завтра познакомимся!»
Тут кассирша по прозвищу Кассирша вступила в разговор:
– Изабелла рассказывала мне в булочной эту историю, мы с ней не подруги – она вон кто, а я вон кто. Музыкальный работник и простая кассирша по прозвищу Кассирша. С большой буквы меня стали звать только здесь, уважение заслужила, спасибо. Я и сына никогда не водила в музыкальную шкоду. А хотела. Он был в первом классе, я предложила: «Сынок, давай купим пианино, научишься играть». Но он сказал: «На фиг». Когда мой Барбосов-младший говорит «на фиг» или еще покруче, упираться бесполезно. Они, Барбосовы, упираются круче и крепче всех.
– Перебила Изабеллу ты, Кассирша, а зачем?
– Дала мне передышку, – заступилась за кассиршу Изабелла, – рассказ так меня волнует – просто выбивает из колеи.
– Войди в колею и продолжай, – перешла на «ты» Кассирша, – долго рассказывать у нас не положено – у всех свои истории, каждой хочется рассказать.
– И вообще, – добавила Агата, – психолог Галина Петровна говорит: слушать труднее, чем рассказывать. Потому и на уроках так скучно ученикам, а учителям не скучно – орут и разряжаются. Оксана-завуч больше всех.
Изабелла села поудобнее и рассказывала не спеша:
– Я испекла свой фирменный торт с тремя кремами – ванильным желтоватым, шоколадным коричневым, земляничным розовым. А тесто – легкий бисквит. Теста мало, а крем в три слоя, воздушный. Эффектный торт на сверкающем хрустальном блюде. Очень высоко оценит хозяйку любой гость. Всем кандидатам в женихи в разные годы я этот торт под названием «Счастье» подавала, все были в восторге. Но с ними не сложилось у меня. Причины разные. Один оказался скрытым алкоголиком, расстались. Другой – явный бабник, кокетливый пижон. Зачем они мне? Нервы трепать?
А этот пришел скромный, незаметный. Пиджачок затертый, брючишки обтрепанные. Галстук прицепил какой-то клеенчатый, как моющиеся обои. Давно не мытый галстук красного оттенка. Я как глянула, сразу решила: отмою человека, приодену, откормлю – будет муж как муж. Не хуже, чем у других.
Угощаю, еще до торта подала обед. Ест охотно, наголодался, бедный. Борщ сварила, как учила мама, с помидорчиками. И жаркое – мяса много, картошки чуть-чуть. А для начала был салат «Африка» – манго, киви, ананас, орехи. Салат, как и торт – мое фирменное блюдо. Я его сама придумала, творческая работа. Он ест, ест, а я подкладываю на тарелку: «Не стесняйтесь, мне приятно, когда гость хорошо ест». А он вдруг говорит: «Я хотел бы стать не гостем, а своим человеком». Так и поженились, правда, не официально для начала. В ЗАГС решили пойти позже, месяцев через пять. На этом я настояла, а он торопил, и это мне льстило. Но я держалась твердо – не в штампе дело, а в чувствах. Проверим чувства и распишемся.
Тогда, за обедом он заявил: «Я детдомовский», мне стало его так жалко – детдомовский. Мужику скоро полвека, а он все бьет на жалость – детдомовский. Но не в этом суть – жалости все хотят, особенно мужчины. И еще: я тогда бутылку вина на стол поставила, испытательный тест. Он к бутылке даже не притронулся: «Не уважаю алкоголь, мне и без него весело. А вам, хотите, налью?» – «Я алкоголь тем более не уважаю». Быстро перешли на «ты», еще до торта. А про мой торт «Счастье» он сказал странные слова: «Твой торт не хуже покупного, но я больше всего люблю жирный с розами». А я и внимания не обратила, очень он мне нравился. Он оглядывал комнату очень внимательно, потом сказал: «Чистенько у тебя и все на своих местах. Только зачем так много хрустальных ваз? Одна в другую вставлены и по всем углам распиханы». Он же не знал всех обстоятельств. Моя мама была великой учительницей музыки, она выучила многих знаменитых пианистов, даже лауреатов. Хрусталь был всегда дорогой, маме дарили вазы, мне тоже преподносят.
Сидим так дружно, я ему про маму рассказываю – дорогие воспоминания. Как мамины ученики на разных международных конкурсах получали золотые медали. А он вдруг говорит: «А давай продадим эти вазы, зачем они? Пыль собирать. За них в антикварном салоне очень хорошо заплатят». Очень мне не понравились эти слова, но я опять пропустила его замечание мимо ушей. Так хотелось создать семью, прислониться к надежному человеку и самой дать ему тепло и опору. Это и есть семья – взаимная поддержка во всем. Правда?
– У кого как, – туманно ответила Сиреневая, а Сильная сказала:
– Ценить и беречь и прощать – это и есть семья.
Редакторша сказала:
– Суметь себя поставить, чтобы уважали и не вытирали об тебя ноги.
И только кассирша по прозвищу Кассирша рассердилась:
– Любишь – люби. А не нужен – гони на фиг. Что он выкинул, твой-то новый муж, Изабелла? Не пил, не курил, по девкам не бегал. Я бы такого на цепочке на шее носила и на минуту бы не оставляла.
– А я оставила, – Изабелла чуть не плакала, – и пошла к его бывшим соседям. Ну почему раньше не пошла? Считала неинтеллигентным расспрашивать про близкого человека чужих людей. А потом чую неладное, тайну какую-то нюхом угадываю. И пошла. А они мне всем хором: «Он играет в казино!» Азартный игрок, оттого и жена с детьми сбежала, он давно втянулся в эту гадость: проигрывает большие деньги, все из того дома вынес. А у меня только четыре вазы, старинные, мамины любимые. У меня сердце опрокинулось. Сразу ощутила: конец. Спросила по-хорошему, без скандала: «Бросишь азартные игры?» А он легко ответил: «Конечно нет. Это моя страсть и судьба». Собрал вещички и клеенчатый обойный галстук не забыл. Новый костюм оставил на стуле. И ушел. На прощание сказал: «Ты, Изабелла, хорошая, но мужскую натуру не понимаешь. Мы без дурных привычек не можем. Почти любой их имеет». Больше я его не видала, и не звонил, и не вернулся.
– Изабелла, не плачь, ну не надо! – Кассирша и сама всхлипывала. – Какие они гады неблагодарные! – Кассирша выхватила из сумки телефон и прокричала: – Только попробуй напиться! Уничтожу! – Отключила мобильник и добавила удрученно. – Не испугался и уже принял.
– Слушай, Круглая, принимаем тебя в наш дружный клуб, – Сиреневая сказала то, что все подумали, – ты доверчивая оптимистка, ты встретила своего хорошего мужчину. Только не форсируй события, присмотрись терпеливо, внимательно. А сердцем чую – все у тебя, Изабелла виноградная, будет замечательно.
– Спасибо вам, мои новые подруги, – сквозь слезы говорила Круглая, – я для вас испеку торт, тот самый, трехслойный.
– Когда? – оживились девчонки. – Скоро?
– Терпите, дети, – она улыбалась им, – без настроения не испечь.
– А я могу принести сухарики, – Варвара придумала, – бабушка насушит.
– А у нас классно получаются цукаты! Из корочек!
– Банановый салат!
– Яблоки, фаршированные изюмом!
Сильная постучала по столу ключом, как учительница:
– Не все это нужно нам к чаю в один день. Что вы, девочки! Постепенно приносите свои угощения. Нам еще долго собираться в этой комнатке. Проблемы не кончаются, как видите.
На этом они разошлись.
На бульваре Агата сказала:
– Я замуж никогда не выйду, вообще! Буду программисткой, уеду в Америку. Или, лучше, в Ирландию. А он тут пусть бесится.
– Опять с Лехой поцапались? – засмеялась Оля: – Помиритесь, наверное, до Ирландии. Уезжать тебе не завтра.
– Никогда в жизни не помирюсь! – сказала Агата, и им стало весело.
