На Севере дальнем - Шундик Николай Елисеевич (читаем книги онлайн без регистрации .txt) 📗
Затаив дыхание Чочой внимательно осматривал каждый угол хижины, словно ожидая, что вот-вот откуда-нибудь появится Том и зальется своим звонким смехом. Побродив возле хижины, Чочой пошел на берег моря...
Далеко на горизонте виднелись огромные льдины, напоминавшие вершины горного хребта. Чочой остановился у самой воды, выбрал беленький камешек, вяло повертел его в руках и бросил в воду.
Далеко в море, в мираже, поднялся хрустальный город плавучих льдов. В дрожащем мареве льдины сказочно вытягивались кверху, образуя причудливые купола, шпили, колонны, башни...
Чочою вспомнилась картинка из журнала Гоомо, на которой был изображен город Москва.
— Москва! — шептал Чочой едва слышно. — Хоть бы издали посмотреть, какая она.
Немало дум передумал Чочой, глядя на изображение Москвы в журнале Гоомо. Это были еще совсем детские думы, и это были красивые думы-мечты: они согревали сердце и вселяли надежду на что-то лучшее в жизни.
И вот сейчас, глядя на мираж, Чочой мысленно спрашивал себя: «Но когда же, когда же все это будет?» И вдруг, словно молния, вспыхнула мысль: «Надо бежать! Да-да, надо бежать отсюда! Дядя же говорит, что та земля, на которой стоит Москва, совсем близко, за проливом, вон в той стороне, где виднеются льды. Бежать, обязательно надо бежать!..»
Увлеченный своей мыслью, Чочой весь подался вперед, словно готовясь взлететь.
Неожиданно чья-то тяжелая рука опустилась на его плечо и рванула так, что Чочой не устоял и упал на спину. Он открыл глаза и увидел над собой Кэмби.
— Природой любуешься, щенок? — процедил Кэмби. — А того не знаешь, что тридцать оленей отбились от стада.
Чочой сжался и, как затравленный зверек, смотрел на Кэмби немигающими глазами.
— Встать сейчас же! — уже в полный голос закричал Кэмби и затопал своими короткими, толстыми, как тумбы, ногами.
Чочой вскочил и отбежал в сторону, не зная, что ему делать дальше.
— В тундру, в тундру, щенок, вон к тем сопкам! — Кэмби указал коротким пальцем на далекую гряду сопок. — К перевалу беги! Туда отправился Гоомо с пастухами. Завернуть оленей всех до единого!
Чочой сорвался с места и что было духу побежал от Кэмби. Страх перед хозяином был настолько велик, что он бежал без оглядки до тех пор, пока не потемнело в глазах. Только тут Чочой оглянулся назад и убедился, что Кэмби остался далеко позади. Тогда он выбрал сухую кочку и сел.
Чочой знал, что ему надо торопиться, но подняться уже не было сил. «Сколько суток надо бродить за отбившимися оленями? Может, двое, а может, и больше... Я не могу дальше идти, лучше лечь вот здесь и умереть», — думал Чочой, Он и в самом деле вдруг повалился на спину, раскинув руки.
Над ним голубело высокое небо. Пусто было в небе, так же пусто было и в душе Чочоя. На миг ему показалось, что, кроме него, неъ никого под этим пустынным небом. Даже мистер Кэмби на какое-то мгновение показался несуществующим, словно видел его Чочой когда-то очень давно, во сне.
Но вот перед глазами встал любимый дядя Гоомо, единственный родной человек.
— Гоомо, дядя Гоомо, он пошел искать оленей... Трудно ему будет, надо помочь ему, — прошептал Чочой. Собрав силы, он встал и понуро поплелся в сторону горной цепи.
Время клонилось к вечеру, подул холодный ветер. Рваные, из нерпичьих шкур торбаза пропускали холодную воду. Чочой шел, как в забытьи, часто спотыкаясь о кочки. Вдали появился слабый свет костра. «Наверное, пастухи там решили ночевать», — приободрился мальчик.
Однако долго еще шел Чочой, а костер казался все таким же далеким, как в первую минуту, когда был замечен. Силы покидали мальчика. Он все чаще и чаще останавливался, иногда на какое-то мгновение забывался сидя, но пронизывающий до костей мокрый ветер не давал спать. Чочой с трудом поднимался и брел дальше.
К пастухам он подошел уже под утро, когда те поднялись от костра, собираясь отправиться дальше на поиски оленей.
Гоомо увидел Чочоя еще издали и, слегка сутулясь, пошел навстречу. Он присел перед мальчиком на корточки; его смуглое лицо с впалыми щеками, с мелкими добрыми морщинками возле узких глаз осветилось мягкой, печальной улыбкой.
— Что, Кэмби в стадо прогнал? — спросил Гоомо и, тяжело вздохнув, добавил: — Ты, однако, очень голоден?
Чочой судорожно проглотил слюну и ничего не ответил. Гоомо достал из сумочки, привязанной к поясу, кусочек прэрэма [22]— последний свой запас — и отдал Чочою. Тот с жадностью съел прэрэм и только тогда пошел вслед за Гоомо к костру.
Целый день бродили пастухи по тундре, по сопкам, но отбившихся оленей не нашли.
Чочой шел за Гоомо, ни о чем не думая. К вечеру у него разболелась голова, начался кашель.
Гоомо приложил большую шершавую ладонь к его лбу и, покачав головой, сказал хрипловатым, простуженным голосом:
— Плохо дело, Чочой: в тебя вселился огонь. Домой надо...
Еще одну ночь провели пастухи в тундре. А наутро Гоомо попросил их продолжать поиски, а сам усадил-больного Чочоя к себе на плечи и понес в поселок Кэймид.
Порой Гоомо останавливался, выбирая сухой холмик, осторожно укладывал Чочоя у себя на коленях. И снова он начинал говорить мягким, задушевным голосом о чудесной земле, где живут свободные люди.
Мальчик жадно слушал каждое слово Гоомо, глядя в его доброе лицо немигающими, с лихорадочным блеском глазами.
Не успел Гоомо принести больного Чочоя домой, как шаман Мэнгылю был уже тут как тут. Ни слова не говоря, не глядя на Гоомо, он направился прямо к постели Чочоя.
— Куда ты? — мрачно спросил Гоомо, преграждая шаману дорогу.
Мэнгылю удивленно глянул на него и спросил:
— Разве ты не видишь, что в тело Чочоя вселился огонь? Нужно выгнать огонь, иначе он сожжет жизнь мальчишки. А кто это может сделать, кроме меня?
— Не тронь Чочоя! — негромко, но с явной угрозой сказал Гоомо.
— Ты что, хочешь его смерти? — еще тише спросил шаман.
— Если ты оставишь его в покое, он будет жить.
Мэнгылю вздрогнул, как от пощечины, отступил шаг назад и, резко выбросив вперед руки, не сказал, а прошипел зловеще:
— Отныне ты враг мой! Да-да, враг мой!
— А ты враг мой с первого дня моего рождения! — сказал Гоомо, наступая на шамана.
Мэнгылю попятился к выходу.
— Вижу я, ты пошел по тропе отца своего — Ако. Но я напомню тебе одну весть, уже давно пришедшую с того берега.— Мэнгылю сделал паузу. — Однажды нашли твоего отца с пробитой головой... Побереги свою голову!..
Он хотел еще что-то сказать, но в это время в ярангу вошел мистер Кэмби. Широко расставив ноги, Кэмби пристально посмотрел на Гоомо и спросил, едва сдерживая бешенство:
— Ты почему здесь? Где олени?
— Пойди поброди по тундре сам — может, и найдешь своих оленей, — неожиданно спокойным голосом предложил ему Гоомо.
— Что?! — закричал Кэмби. — Как ты сказал?!
— В голову Гоомо вселилось безумие, — промолвил Мэнгылю, прячась за спину мистера Кэмби.
— Беги сейчас же в стадо! — приказал Кэмби.
Руки Гоомо судорожно обхватили ремешок как раз там, где у него висел чехол с ножом. Он закричал:
— Уходите отсюда!
— Бродяга! — закричал Кэмби уже с улицы. — Я с тобой еще рассчитаюсь! Чтобы больше ноги твоей не было в моем стаде!
Когда мистер Кэмби и Мэнгылю ушли, Чочой поднялся на постели, и спросил испуганно:
— Как же мы теперь будем жить, а?
Гоомо неожиданно улыбнулся и ответил как можно веселее:
— Ничего, Чочой! Ничего, надо быть мужчиной. Надо иметь такое же сердце, каким было сердце дедушки Ако. Пусть Кэмби прогнал меня с работы. Он думает, что без него мы умрем, но он ошибается. Мы с тобой займемся охотой на морского зверя: нерпу будем бить, моржа будем бить. Проживем, Чочой! Вот только на ноги поскорей становись...
Чочой глядел на Гоомо влажными любящими глазами:
— Я слыхал от мамы, что ты на дедушку Ако похож. Теперь сам вижу, что ты и правда на дедушку Ако похож.
22 Пр эрэм — лепешка из вареного мяса, смешанного с жиром.