С тобой товарищи - Воронцова Тамара Федоровна (серии книг читать бесплатно TXT) 📗
— Ты кто?
— Человек. Не видишь разве? — ответила Иринка гордо: пусть он и хозяин острова, пусть даже самый настоящий древний индеец, но нельзя же так негостеприимно встречать путешественников.
Древний индеец вдруг отбросил палку и закричал звонко:
— Дедушка, Назар Прокопьевич приехал!
Из кустов, кряхтя, вылез лед Назар.
— Глянь-кось, — сказал он, протягивая Иринке и мальчишке шапку. Дед Назар с ней не расставался никогда, казалось, что он так и родился в ней, теплой, лохматой. В шапке кто-то шевелился. Иринка увидела испуганные, прикрытые тонкой пленкой глаза, тревожно раскрытый клюв.
— Нашел. Раненая, а бежала, пока не обессилела. — И, не удивляясь появлению странного мальчишки, добавил: — Давай, Сергей, разворачивай свой госпиталь, будем утку лечить.
— Дайте мне, дедушка, — попросила Иринка. — Я умею. У меня дома больной скворец жил.
Мальчишка взял шапку из рук деда Назара и великодушно передал ее Иринке.
— Пошли, — позвал он и, не очень вежливо повернувшись к Иринке спиной, пошел вперед.
Они сели на крыльцо. У ног легла собака, положив лохматую голову на лапы, смотрела на ребят желтыми умными глазами. У крыльца, по обеим сторонам его, цепляясь за бревенчатые стены дома, уверенно полз вверх бубенчатый хмель, качались под окном шершавые головы подсолнухов с радостно-огненными язычками цветения. Сердито гудя, вокруг них вились шмели. От пушистых, похожих на белую метелку цветов сладко пахло медом.
У Иринки на коленях, неловко вытянув в сторону перебинтованную ногу, сидела раненая утка. Прикрывая глаза, она жадно хватала с Иринкиной ладони кусочки хлеба, смоченные в молоке.
— Проголодалась, — сказал Сережа, — Даже страх забыла. — И добавил: — Ну, еще расскажи о Москве, я ведь там никогда не был.
Иринка прибавила на ладонь хлеба, проговорила мечтательно:
— А знаешь, Сережа, больше всего я люблю бывать на Красной площади, у Мавзолея, когда там меняется караул. — Она неожиданно приподняла птицу, положила ее на теплые ступеньки крыльца, встала, отряхнув платье, и побежала по протоптанной в траве дорожке к белым пахучим цветам. Вернулась, обмахивая ими раскрасневшееся лицо.
— Чего это ты? — удивился Сережа.
— Ничего, — Иринка села на ступеньку ниже, подняла на Сережу светло-карие лучистые глаза. — Вот ты, может, подумаешь, что я так, а я совсем не так… — начала она бессвязно. — Но только когда бьют куранты, когда меняется караул, мне хочется быть совсем взрослей, хочется сделать что-нибудь большое, героическое… Нет, ты не поймешь меня, — с досадой перебила себя Иринка и бросила цветы и траву.
— Почему же не пойму? — Сергей наклонился, подобрал цветы. — Очень даже понимаю. Мне тоже хочется совершить подвиг. Только где его совершить? Городок у нас маленький, тихий…
Часов в пять пили чай. Сережа принес со двора пузатый с продавленным боком самовар. Сережин дед, кряхтя, слазил в погреб, достал оттуда большую рыбину. Начал стругать ее, как палку, и она, как палка, стучала под ножом.
— Ела когда строганину? — спросил он Иринку. Иринка отрицательно мотнула головой. — На-ка, попробуй, — придвинул он ей блюдо, на котором лежали тонкие ломтики замороженной рыбы, густо посыпанные солью, перцем и луком. Оказалось очень вкусно. Наперегонки с Сережей они быстро очистили блюдо. После острого кушанья чай пился с особенным удовольствием. Понравилось Иринке варенье из морошки, кисловатое на вкус и приятно утоляющее жажду. Сережа сказал, что морошка растет за Полярным кругом. А Иринка удивилась: за Полярным кругом представлялись ей одни льды.
Старики все время говорили о каком-то браконьерстве, произошедшем и низовьях реки. Дед Назар, страстный рыболов, гневно возмущался:
— Рыбу глушить, а? Их бы, нечестивцев, оглушить за такие пакости. И много погубили молоди?
А потом, когда медленно стало уходить за горизонт солнце, поехали зажигать бакены. Поехала и Иринка.
Ветерок, утром задорно трепавший Иринкины волосы, платье, подгонявший волны, сейчас утих, словно улегся спать. От реки чуть веяло свежестью. Но в воздухе стояла духота, и казалось, что эта духота давит на реку, так медленно и лениво катила она сейчас свои воды. На горизонте клубились огненно-красные облака, а Иринка подумала, что это бьется пламя в жерле гигантском печи. Пламя было и красивым и странно-тревожным. Иринка зябко поежилась.
— Разгуляется погодка, — сказал дед Назар.
Сережин дедушка взглянул на небо, ничего не ответил.
Где-то громко, отчаянно вскрикнула кукушка.
— Эк ошалела, — крякнул дед Назар. — Это в июне-то… Должно быть, и вправду спятила.
Хмыкнул Сережа, но тут же смолк, поднялся и лодке. К ним приближался бакен. Он несся на лодку стремительно. Иринка зажмурилась: сейчас стукнет. Но лодка послушно стала сбоку. Чуть постукивал мотор. Волны упорно пытались стащить лодку вниз, она, подрагивая, сопротивлялась.
Сережа зажег бакен. Дед Назар удовлетворенно следил за его движениями.
— А внук-то у тебя, наверное, бакенщиком будет. Гляди, какая сноровка.
Сережин дедушка окинул взглядом крепкую фигурку внука, ясно и четко вырисовывающуюся на серовато-светлом фоне неба.
— Речник парень. В крови это у него. — И добавил: — Давай, Сережа, вправо.
Отплыли. На воде остался красный, как звездочка, огонек. В наползающей на небо, на воду темноте он виден был далеко и ярко.
Много еще зажгли они таких звездочек и продрогшие — стало совсем прохладно — вернулись домой. И вот тут-то случилась беда.
Запнувшись обо что-то и темноте, Сережин дедушка охнул, схватился за бок и стал оседать на землю.
— Дедушка, ты что?! — отчаянно вскрикнул Сережа и, подбежав к деду, схватил его под мышки.
— Ничего, ничего, — глухо отозвался тот. — Ты не волнуйся. Это так. — Он хотел приподняться и опять охнул коротко и шумно.
— Ты что ж это, Егор? — растерянно склонился над ним дед Назар. — Сердце, что ли?
— Какой шут сердце. Оно у муки, как мотор. Проклятый аппендицит, язви его. Еще зимой предлагали операцию. Думал, обойдется… Ну-ка помоги мне, Назар.
Но подняться он не смог. Острая режущая боль гнула пополам его жилистое тело. Лоб покрылся испариной, он дышал полуоткрыв рот, как сегодняшняя раненая утка.
— Видать, худо мое дело. В больницу, пожалуй, надо.
Оторопевший дел Назар, наконец, начал действовать.
— Тащи, Сергей, одеяло… Сейчас тебя положим, Егор, и лодку. Через пять минут в больнице будешь, а через пять дней опить дома. Ты только терпи.
Сережин дедушка неопределенно усмехнулся. Преодолевая боль, сказал негромко:
— А все ж странный ты у нас, Назар. Будто мужик, а чуть что, как девица расслабляешься.
Сережа принес одеяло. Укладывая на него Егора, дед Назар отозвался:
— Не расслабляюсь я, сердце у меня такое…
— Сердце, сердце, — незлобно передразнил Егор, перевел дыхание и добавил: — Сердце то иногда в кулаке держать не мешает.
— Мели, Емеля… — не обижаясь и даже как-то обрадованно бросил дед Назар, поразительно легко поднял большого Егора и понес к лодке. Иринка и Сережа шли следом.
— Ты ночуй здесь, Ириша. Утром я приеду. Бабушке скажу, где ты. Поняла?
Иринка кивнула. Когда лодка отошла от берега, она повернулась к Сереже. Сережа стоял, опустив голову, казался совсем маленьким, в глазах его, широко раскрытых, застыла тревога.
«За дедушку беспокоится», — подумала Иринка и тронула его за рукав.
— Пойдем, Сережа. Утка одна осталась, ее съест твой Норд, — попыталась пошутить она.
Но Сережа ответил серьезно:
— Норд никогда ничего не берет сам. Даже если будет голодный.
— Ну все равно, пойдем, — потянула его за рукав Иринка.
— Пойдем.
Они, как и днем, сели на крыльцо. К ним подошел Норд, улегся у их ног. Было тихо, темно, только иногда далекая зарница белесо освещала небо.
Они сидели долго. Иринка рассказывала Сереже о новых раскопках в Керчи, о том, что сейчас под большим многолюдным крымским городом археологи обнаружили еще один город — город древности, который многое расскажет историкам о людях, живших и давние веко, их быте, правах, делах.
