Повесть о красном орленке - Сидоров Виктор (читать книги полностью .TXT) 📗
Только сейчас Артемка украдкой вынул из кармана мягкий комочек, врученный Настенькой. Глянул, и радость обдала сердце: то был платочек, небольшой голубой платочек. На одном из уголков вышито: «Н».
Не заметил, как сзади подъехал Костя.
— Что ты там рассматриваешь?
Артемка смутился, быстро сунул платочек в карман:
— Да так...
Костя хитро прищурился:
— Ах, вон как?! Секреты от меня завел?
— Никакие не секреты... Платочек... Настенька дала...
Костя ничего не ответил, только приобнял да легонько прижал Артемку к себе.
На отдых остановились в небольшой деревеньке уже за Мезенцево. Кормили коней, сами напились горячего чаю — очень похолодало.
А пулеметчику Афоньке Кудряшову хоть бы что — сидит на чужой завалинке, будто у себя дома, плетет небылицы, рассказывает забавное, собрав кучу мужиков. Тут как тут и желтоусый, любитель послушать веселое и похохотать всласть. Он лишь торопливо кивнул Артемке и снова перевел взгляд на Кудряшова.
— Нет, вы, хлопцы, зря на Антошку нападаете,— говорил Афонька.— Васюков геройский парень. Только вот иной раз у него в голове завихрение происходит, тогда он, уж будьте покойны, наделает делов. Но это редко бывает. Правда, Антошка? — обратился он к молчаливому парню.
Тот не ответил, только махнул рукой.
— Вот видите, он вполне согласный,— все так же, без тени улыбки, произнес Афонька.
Желтоусый, предвкушая смешную историю, придвинулся поближе.
— Ну, а энти... завихрения? Што он, Антошка-то, тогда?
— А вот я сейчас расскажу... Весной еще было. Забыл только: не то в Ярках, не то в Прыганке...— Снова обернулся к Васюкову: — Где, Антоша?
— Отстань! — с досадой ответил тот, вызвав взрыв смеха.
— Словом, получили мы приказ выбить карателей из села. Ну, как всегда, по-колядовски, ударили под утро. Распотрошили их: мечутся по селу, палят куда попало. Бегу это я по какому-то закоулку, гляжу: что такое? В заборе торчит чей-то зад и ноги дрыгаются...
Партизаны сдержанно хохотнули, дожидаясь главного в рассказе. Желтоусый так и впился в Афонькино лицо.
— Подбегаю, хочу заглянуть, кто же застрял в заборной дыре, и не могу. Забор-то плотный, высокий... «Кто это?» — спрашиваю. А из-за той стороны забора жалобно: «Я, Васюков. Партизан».
И тут уже грохнул смех, да такой, что заоглядывались вокруг мужики и, побросав дела, стали торопливо подходить к компании. Еще не зная, в чем дело, они уже потихоньку посмеивались.
Антошка сидел насупленный и носком сапога ковырял землю. Он уже привык к таким Афонькиным россказням о себе и терпеливо ждал конца.
— Ну, ну, дальше! — еле выдохнул желтоусый.— Штоб тя оземь шмякнуло!..
— Слышу,— продолжал Афонька,— голос будто и знакомый, а по заду никак не могу определить, партизан или нет. Но все равно, думаю, освобожу, не пропадать же человеку в таком виде. Только хотел отогнуть доску, подбегает Ко-лядо с хлопцами. «Шо это,— говорит,— такое?» — «Кажись, Антошка Васюков застрял,— отвечаю,— вот вытащиться ему помочь хочу».— «Погодь, Афоня,— говорит Колядо.— Надо ще узнать, як он попал в цю щеляку. Може, он тикав от беляков, тогда не стоит вытаскивать, нехай висит». А потом спрашивает: «Эй, ты, як попав в щель?» Васюков отвечает: «За беляком гнался...» — «Брешешь, Антошка!» — «Честное слово, Федор Ефимович, штоб мне не вылезть отседова!» — «Ты и так не вылезешь, покуда мы не поможем. Отвечай як на духу!».
Афонька, переждав смех, досказывал:
— Оказывается, Антошка и вправду гнался за беляком. Тот со страху сиганул в эту самую дыру и застрял. Ну, Васюков, конечно, подбежал, наставил пику и кричит: «Сдавайся, гад!» Тот орет: «Я и так сдаюсь».— «Подыми руки!» Беляк отвечает: «Я уже давно поднял, да ить за забором не видно». Васюков подумал, подумал и взялся отгибать доску, чтобы взять беляка. Только отогнул, а тот, как заяц, скок и помчался по огороду. Васюков за ним в эту же щель, да сам и застрял в ней. «А беляк так и утик?» — спрашивает Колядо. «Утик, Федор Ефимович».— «Дайте, хлопцы, мне ремешок, я вчешу по этому заду, дюже бить по нему сподручно!»
— Брехня! — не вытерпел Васюков.— Брехня!
— Ну, ну, брехня,— миролюбиво согласился Афонька.— Он не ремешком, а ладошкой малость хлопнул.
— Брехня! Не так все было!..
— Как же не так? А винтовку где взял?
— У того беляка, что от меня удрал...
— Вот, а говоришь — брехня!
Новый взрыв хохота покрыл последние Афонькины слова.
Васюков хотел было что-то сказать, но опять только махнул рукой.
Раздалась команда:
— Поднимайсь!
Все разом вскочили, а через две-три минуты отряд снова двинулся в путь.
В степи было еще холоднее, чем в деревушке. Откуда-то незаметно наползли косматые тучи и устлали небо, словно черной ватой, поднялся колючий ветер-степняк и погнал, погнал куда-то шары перекати-поля.
Надвигалась осень...
Примолкли партизаны, угасли шутки, улыбки. Думали о неубранных полях, о своих семьях, о хозяйствах, о предстоящем бое.
Думал о нем и Артемка, ежась в седле от зябкого ветра и дождя, и непонятная тревога вползала в сердце. Не то вдруг робость подкралась, не то действовала мрачная холодная ночь.
Костя тронул Артемку за руку:
— Что приуныл, Космач? Холодно?
— Не очень...
Костя молча достал из седельной сумки телогрейку, накинул на Артемкины плечи.
— Грейся...
Сказал так, что от одних слов теплее стало.
К утру хлестанул дождь, да такой, что сразу промочил всех до нитки. Даже тех, кто был одет тепло, пробирала неуемная дрожь.
— Будь они прокляты, эти беляки,— сердито пробурчал Афонька где-то невдалеке от Артемки.— Лежат сейчас в постельках, в тепле, посапывают, а тут мокни и мерзни из-за них...
Послышался смешок. Афонька будто ждал его, позвал негромко:
— Барин, где ты?
— Тута, тута. Чего тебе? — раздался недовольный голос мужичонки.
— Ты по-польски калякаешь?
— Откель?! — даже вскрикнул от удивления.— Плетет не знай што. Покою не дает.
— Ах, черт, жаль! — расстроился Афонька.— А еще из благородных...
— А зачем? — не сдержал любопытства мужичонка.
— Потолковать бы с поляками. Так, мол, и так: назяблись ребята. Уступите им Юдиху на часок, пусть пообсохнут. А потом уж почистят вам зубы.
— Тьфу ты,— сплюнул Барин,— я думал, дело...
— Нельзя Барина туда слать,— сквозь смех сказал кто-то.— А то поведут еще с кем важным знакомить...
— С бароном Плетюганом...
По рядам партизан прокатился приглушенный смех. Сразу не так стало уныло и холодно. И рассвет будто заторопился—на востоке робко забрезжила бледно-серая полоска.
Вскоре показалась Юдиха. Кавалерийский эскадрон пошел в тыл, а пехота развернулась в цепь, охватив село полукольцом.
Уже совсем рассвело, когда раздалась негромкая команда Колядо:
— Вперед, товарищи!
И цепь безмолвно покатилась к уже четким, высветленным силуэтам крайних изб. На месте остались лишь телеги да коноводы с лошадьми.
Артемка бежал рядом с Небораком, крепко сжимая браунинг. Окраина села приближалась, но молчала. Вот^ уже первые огороды, первые избы. Артемка с напряженной тревогой всматривался в них. «Где поляки? Почему не стреляют? Может, поубегали?» Но вдруг близко, почти рядом, ударил выстрел и взметнулся чей-то голос, полный тоски и ужаса:
— Партиза!.. — и тут же сломался на полуслове: чья-то пика остановила его.
И выстрел и этот вопль будто пришибли Артемку. Он остановился, пригнул голову, ожидая чего-то еще более страшного. Но сзади набегали партизаны, тяжело дыша, гулко бухая сапбгами.
— Не боись, малец,—бросил на ходу кто-то хриплым голосом.— Караульного сняли. Айда!
Артемка побежал, но Неборака потерял из виду. Село уже гремело выстрелами. Артемка плохо воспринимал эту бешеную атаку. Он несся с партизанами, не выбирая дороги, по огородам, перемахивал через плетни, бежал по запутанным дворам. Неожиданно выбрался на неширокую кривую улицу. Смачно чавкала под ногами грязь, веером разлетались брызги из луж, но Артемка не замечал этого: мчался вперед, туда, где черным изломом заканчивалась улица.
