Парфетки и мовешки - Лассунская-Наркович Татьяна (книги хорошего качества .TXT) 📗
— Грибунова! — позвала синявка. — Расскажи, что случилось.
Грибулька смело подошла к Стружке и скороговоркой, мешая русские и французские слова, рассказала об исчезновении ее конфет.
— Врет она!.. Все врет… Сама, верно, съела, а Савченко ее подговорила на меня сказать… Недаром они все шушукались… Господи, какая я несчастная!.. И все-то все против меня… Заступитесь хоть вы, m-lle Струкова… — и Исаева, продолжая громко рыдать, полезла в карман за платком.
— Ай, смотрите, смотрите! — вдруг вскрикнула Грибунова. — Моя розовая ленточка от коробки!..
Девочки широко раскрытыми глазами вглядывались в прижатый к лицу Исаевой платок с застрявшей в нем узенькой розовой ленточкой.
— Чего вы? — в недоумении спросила синявка.
— М-lle Струкова, у нее ленточка от коробки! — малявки в ужасе указывали на платок Исаевой.
Та быстро отняла его от лица.
— Разверни, — строго приказала Стружка.
Исаева исп уганно смотрела на вы давший ее п латок, но, кажется, не слышала обращенных к ней слов.
— Встряхни платок-то, не слышишь, что ли, что тебе говорят?
Исаева действительно плохо понимала, что происходит. Только в висках у нее стучало: «Пропала, пропала, с головой себя выдала!..»
Стружка выхватила платок из ее рук и с силой встряхнула его; мелькнула розовая тесемка, и что-то тихо ударилось оземь.
— Что это? — в удивлении наклонились девочки.
— Это кусочек ананаса, — спокойно объяснила Тишевская.
В классе вдруг стало тихо. Девочки невольно отодвигались от обличенной Исаевой.
— Воровка… У меня в классе воровка!.. Фу ты, гадость какая!.. — с нескрываемым отвращением сказала старуха. — Иди за мной, тебе нет места среди честных детей… — и Струкова решительно направилась из класса.
— Боже мой, Боже, как это ужасно! — вдруг истерически разрыдалась Рыкова. — Что с ней сделают? Куда ее повели?…
— И подумать только, что она и правда воровка… Так не хотелось в это верить!.. — восклицали девочки, но вместе с брезгливым чувством каждая ощущала в душе жалость к Исаевой.
Струкова отвела девочку в лазарет.
— Оставайся здесь и постарайся раскаяться, — строго велела она.
— М-lle Струкова, простите, видит Бог, я не виновата!.. Это какое-то наваждение… Я ничего не знаю, я ничего не трогала, я не знаю, как очутились у меня в кармане эти несчастные конфеты… Их кто-то подложил!..
— Молчи уж лучше, не бери нового греха на душу! — и старуха в гневе поспешила к Малеевой.
Долго совещались они об участи Исаевой.
Горячая в своих решениях Струкова стояла на немедленном исключении виновной из института, но Малеева, хоть и не без труда, уговорила ее не спешить и не ставить княгиню в известность о случившемся.
— Пожалеем ее, может быть, это не укоренившийся порок, а простая случайность. Постараемся исправить ее, пока еще не поздно… Она все-таки еще ребенок, и вся жизнь у нее впереди; слишком жестоко было бы вышвырнуть ее на улицу с «волчьим паспортом», — заступалась добрая синявка, ни словом не обмолвившись о том, что произошло накануне.
— Ну, положим, можно будет и не исключать ее, а просто перевести куда-нибудь в провинцию. Но сделать это по-моему необходимо, и чем скорее, тем лучше, — настаивала Стружка, — ведь недаром говорится, что одна паршивая овца все стадо портит…
— Я уверена, что она раскается и искупит свою вину, и нам не придется сожалеть о том, что мы ее пощадили.
— Э-э… Полноте, голубушка, ничего с этого не выйдет, попомните мои слова, недаром служу я в институте тридцать шестой год… Кое-что повидала на своем веку, кое-чему горьким опытом научилась… Горбатого могила исправит — так и тут…
— И все же давайте попробуем побороться за этого ребенка, — стояла на своем всегда сговорчивая Малеева.
— Ну ладно, будь по-вашему, на этот раз я уступаю вашим просьбам. Но зато уж в следующий буду беспощадна.
Малеева радостно вздохнула. Ей казалось, что будущее поможет ей спасти заблудшую душу Исаевой…
Глава XXIX
На чистую воду
Исаева вернулась в класс как ни в чем не бывало.
Но девочки еще больше сторонились ее, чувствовали себя неловко в ее присутствии и избегали даже встречаться с ней глазами.
Это изводило Исаеву, и она всячески старалась «насолить противным девчонкам».
Надо отдать ей должное — это удавалось ей как нельзя лучше, она проявляла удивительную изобретательность в своих проделках, оставаясь неуловимой.
И девочки только диву давались, откуда у одной в чистовой тетради вдруг появлялось чернильное пятно, у другой — вырванная страница, у третьей исчезала вставочка или карандаш, которые находились потом в самом неожиданном месте.
Как-то утром девочки были сильно озадачены: ни у одной не оказалось собственных ботинок.
У высоких были, как в насмешку, маленькие ботиночки, а малыши с ужасом разглядывали большие для них башмаки; у некоторых ботинки были от разных пар.
Малявки долго бегали по дортуару, разыскивая свою обувь и не зная, кому приписать этот странный случай.
— Пустяки, — говорили одни, — это просто чья-то глупая шутка и больше ничего.
— Ха-ха-ха! — заливалась веселым смехом Замайко, потрясая в воздухе парой «великанши» Кутлер.
— Душки, смотрите, какую пару подсунул мне домовой.
— А ты не шути, «оно» бывает, — строго остановила ее Дуся Лядуся.
— Вот уж вздор какой, — проворчала Липина, только что разыскавшая один свой башмак у Грибуновой, другой — у Савченко.
Девочки невольно насторожились. Одни разделяли мнение всегда рассудительной Липиной, другие были склонны видеть в случившемся нечто таинственное. Иначе чем можно было объяснить ряд непонятных случаев — и в дортуаре, и в классе? Постепенно возникло подозрение, что в классе что-то «нечисто». И как бы в подтверждение этой догадки в один из следующих дней Арбатова сделала ужасное открытие: за ночь был отрезан большой кусок ее роскошной, чуть не до пола косы.
— Смотрите, смотрите! — в ужасе показывала она подругам свои волосы и заливалась горькими слезами.
— С нами сила крестная! — перекрестилась Лядова.
— Шерочки, это не иначе как домовой!
— Ай-я-яй! — завизжала Арбатова. — Что ты говоришь! Ай, я боюсь, если это он меня тронул…
— Да уж если он где заведется, так первым долгом в волосы впивается, с тебя и начал, — не унималась Лядова.
Арбатова уже не плакала, но буквально тряслась от страха.
— Лядова, замолчи! Как тебе не стыдно, — прикрикнула на нее Савченко, и глаза ее загорелись. — Арбатова, не верь ей, душка, все это вздор. Я тебе слово даю, что выведу на чистую воду этого «нечистого», вот увидишь!
Арбатова понемногу затихла, а вокруг Гани столпились девочки.
— Медам, я уверена, что это злая шутка, и я этого так не оставлю. Кто хочет мне помочь?
— Я, я, я! — в один голос откликнулись несколько малявок.
— Поклянитесь сохранить тайну.
— Вот тебе крест! — подхватили девочки.
— С сегодняшней же ночи мы не будем спать, понимаете — мы «его» подкараулим!
— Ах, как это будет интересно! — восторженно отозвалась Замайко.
— Медам, я предлагаю всем собраться на моей кровати, — предложила Акварелидзе.
— Да, да, она крайняя, у стенки, будет самой удобной, — согласились девочки.
— А чтобы не спать, мы будем рассказывать друг другу сказки, — предложила Ганя.
— Шерочки, только, ради Бога, не страшные, — взмолилась Грибунова.
— Ах ты трусишка, а еще «его» изловить собираешься, — расхохотались девочки.
— Медам, я знаю одну чудную и вовсе не страшную сказку, — задумчиво промолвила Маруся Акварелидзе.
— Ну вот, ты первая и будешь рассказывать, — обрадовались остальные.
День медленно тянулся в томительном ожидании. Но вот уже погашено электричество, и весь дортуар погрузился в сон. Еще некоторое время Струкова чутко прислушивалась. Все было тихо; девочки ровно дышат в беззаботном сне.
Синявка осторожно вышла из дортуара и направилась к себе.
