Самая легкая лодка в мире (сборник) - Коваль Юрий Иосифович (читать книги бесплатно полностью .TXT) 📗
Подперев руками щеки, у граммофона сидели сам Орлов и фотограф-профессионал Глазков. Наслаждаясь граммофоном, Орлов втолковывал профессионалу, что лучшего звука на свете не бывает.
– А магнитофон? – спрашивал наивный фотограф. – Неужели и он хуже?
– В десятки раз! – наваливался Орлов. – У магнитофона звук – дуб!
– Но граммофон слишком тихо играет, – сомневался фотограф.
– Магнитофон – гроб! – ввязался я, чтоб поддержать Орлова. – А у граммофона не звук, а воздух! Шумы залива!
Орлов обрадовался поддержке, и тут я понял, что судьба посылает мне подарок, кажется, я мог поймать Орлова на граммофонную удочку.
Объединившись, вдвоем с Орловым ловкими ударами справа и слева мы принялись раскачивать фотографа. Однако профессионал оказался на редкость упорен, отстаивая магнитофон.
– А что бы ты стал фотографировать? – коварно спросил я. – Магнитофон или граммофон?
– Магнитофон, – сжавши зубы, ответил фотограф.
– Фотографировать магнитофоны – глупость, – сказал я. – Куда лучше фотографировать дальние озера, невиданных рыб и зверей и вообще места, по которым не ступала нога человека.
– Таких мест уже на свете нет, – сказал профессионал, твердо держась за магнитофонную линию.
– Мало, – поправил его я, – но все-таки они есть. Конечно, любители магнитофонов таких мест не знают, а вот мы, граммофонные души, знаем кое-что.
– Конечно, знаем, – сказал Орлов, сам не понимая, что клюет потихоньку на мою удочку, и радуясь, что мы оба с ним граммофонные души.
– Есть на свете Багровое озеро, – сказал я. – На нем никто не бывал уже лет двести.
– Почему же? – спросил фотограф.
– Он не знает почему! – усмехнулся Орлов и показал на фотографа пальцем.
Между тем Орлов и сам не знал, о чем идет речь, но прекрасно понимал, что я знаю, и спокойно нападал на Глазкова. Он надеялся, что после разговора о Багровом озере фотограф признает, что граммофон лучше магнитофона.
– Дело в общем-то простое, – сказал я. – Давно, наверно, лет двести назад, берега Багрового озера стали зарастать. В конце концов они так заросли, что превратились в непроходимые болота. Люди, которые хотели пробраться к воде, погибали или возвращались ни с чем. Много лет никто не может пробраться на Багровое озеро. А вот мы, пожалуй, попробуем.
– Это как же? – спросил фотограф.
– Уж это мы знаем как! – засмеялся я, подмигивая Орлову.
Орлов хотя и с сомнением, но клюнул молча на мою удочку.
– Уж мы-то с Орловым проберемся, – сказал я, решивши, что пора уж подсекать мою рыбину и усаживать получше на крючок.
– Ага, – сказал Орлов.
– Дело в том, – продолжал я, – что Багровое озеро связано с другим озером – Сиверским. От Сиверского ведет к нему узкая протока. По этой протоке и можно добраться до Багрового на лодке.
– Разве до тебя эта идея никому в голову не приходила?
– Приходила, – усмехнулся я. – Но на обычной лодке по протоке не проплыть. Слишком узка, заросла травой и болотом. Многие пытались, да поворачивали. А мы с Орловым можем пройти, во всяком случае, попробуем.
– Как?!
– Очень просто. У нас есть «Одуванчик» – самая легкая лодка в мире. На ней, только на ней можно пройти протоку.
Наконец-то Орлов понял, в какую ловушку я его заманил. Как огромный и мудрый брадоусый голавль, смотрел он на меня. Он сидел на крючке у старого, опытного рыбака и знал, что рыбак этот вот-вот вытащит его на берег.
Последний шанс остался у голавля – ударить хвостом, разорвать леску. И он напрягся, собираясь сделать это немедленно.
Но и старый рыбак был не лыком шит. Он понял, что голавль сорвется, если не уложить его поскорей в подсачек. И я ловко подвел подсачек под чудесную бородатую рыбу, окутал сетью лобастую голову и выволок на берег.
– Кстати, – сказал я, – по дороге на Багровое озеро много деревень, в которых много керосиновых ламп. И даже есть одна деревня, которая так и называется – Керосиновка.
Оказавшись на берегу, голавль мой растерялся. Он выпучивал глаза, разевал рот, хлопал хвостом по траве, глупо надеясь, что рыбак отпустит его обратно в реку. Сообразив, что этого не случится, он онемел и только раздувал жабры.
Фотограф-профессионал никакого такого голавля не заметил.
– А сколько человек влезет в «Одуванчик»? – спросил он.
Я стал рассказывать про лодку, а голавль мой драгоценный как будто успокоился, жабры безумно не раздувал, только глаз его налился кровью.
– Да, – вздохнул фотограф, выслушав меня с печальным восхищением. – Вот это путешествие!
– Это тебе не магнитофоны слушать, – сказал я, чтоб повеселить голавлишку, чтоб ему было поуютней на берегу. – Это плаванье для людей граммофонных, для подлинных ценителей керосиновых ламп.
– А когда вы отплываете?
– Пожалуй, через недельку, – ответил я, оборачиваясь к своему голавлю-напарнику. Тот зашевелился, замычал, но ни слова не сказал голавлишко, только пучил глаза из травы.
– Может, меня возьмете? – робко попросил Глазков.
– Ну уж нет, – засмеялся я, – лодка не выдержит троих. Да и зачем нам люди с магнитофонной нервной системой? Верно, Орлов?
– Да что ты привязался к этому магнитофону? – примирительно сказал фотограф. – Ладно, пускай граммофон лучше, я согласен. И душа у меня не такая уж магнитофонная.
– А какая же? – смеялся я.
– Может, патефонная, кто ее разберет.
– Ты слышишь? – хлопнул я по плечу голавля. – Слышишь, как он заговорил?
– Слышу, – глухо ответил Орлов, – но только не слишком ли ты торопишься?
– Надо спешить, – ответил я, – позже на озеро не пробраться. Протока так зарастает травой, что ее не найти.
– Ну что ж, – сказал Орлов, – плыви, когда хочешь, а на меня не рассчитывай.
– Как то есть?
– Я не плыву, остаюсь в Москве.
Серая муть объявилась в моих глазах, и за этой мутью я увидел, как голавль, которого я с таким трудом вытащил на берег, вдруг встал на ноги и на своих двоих пошел обратно в реку.
– Стой! – крикнул я. – Стой! Останься на берегу!
– Я и остаюсь на берегу. Это ты плывешь, – сказал голавль и спокойно прыгнул с берега в воду.
И тут треснуло сердце старого рыбака – уже ни удочки, ни сеть не могли помочь мне. Оставался последний шанс – с ходу, в одежде, в сапогах и телогрейке, прыгать в воду за голавлем и схватить все-таки его за хвост. И я прыгнул, вытянув руки.
– Почему ты не хочешь плыть со мной?
– Мне некогда. Работать надо. Заказ сдавать.
– Но лампы, керосиновые лампы! Знаешь, сколько их стоит там, на далеких берегах! Клянусь, найдем и граммофоны!
– При чем здесь граммофоны? Работать надо.
– Да, – сказал я, глядя Орлову прямо в глаза, – я так и знал, что ты откажешься. Но и сейчас не понимаю – почему? И лодку мы строили вместе, и мечтали вместе, и вдруг ты бросаешь меня. Я отложу плаванье, подожду, пока ты сдашь заказ.
– Не жди, отправляйся. Ты и так уже долго ждешь.
– Значит, бросаешь меня?
– Почему бросаю? Просто остаюсь, а ты плывешь.
Горькая и ужасная обида вошла в мое сердце, я понял, что сделать ничего не могу, надо сматывать удочки, уползать потихоньку домой.
– Да возьми ты с собой фотографа, – сказал Орлов. – Видишь, он рвется в плаванье, и душа у него вроде бы граммофонная.
Я усмехнулся. Бородатый старый голавль подсовывал вместо себя пескаря. Правда, тоже бородатого.
