Поход в Страну Каоба - Травен Бруно (читать книги без регистрации TXT) 📗
Парень вытащил бутылку и, торопливо перепрыгивая с камня на камень, принес ее дону Ансельмо. Она была уже наполовину пуста.
Дон Ансельмо раскупорил бутылку, понюхал ее и сказал:
— Эту пакость ты раздобыл у доньи Эмилии. У этой старой карги нет патента, она подмешивает в свою водку черт знает что. Старая ведьма, знаю я ее штучки! Видно, оставил меня наш спаситель Иисус Христос, раз я вынужден глотать сущие помои.
Дон Ансельмо говорил все это вовсе не для того, чтобы развеселить индейцев. Просто он чувствовал потребность проклинать всех и вся и поносить все, что только попадет ему сейчас под руку. Надо было хоть как-то облегчить душу, чтобы вытерпеть боль, которая, видимо, стала уже невыносимой.
Дон Ансельмо отхлебнул из горлышка бутылки. Он сделал большой глоток, длинной дугой сплюнул на землю оставшуюся во рту водку и сказал:
— Человек едва держится на ногах, а ему приходится пить этакую мерзость! Ведьма проклятая, повесить ее, негодяйку, мало! Креста на ней нет — выдавать помои за комитеко! Покарай господь эту старую отравительницу! Нет ничего удивительного, что мучачо взбесились, налакавшись этого зелья.
Тут дон Ансельмо запрокинул голову и влил себе в глотку еще одну порцию водки, побольше первой.
Наконец он оторвался от бутылки, разразился новыми проклятиями, сплюнул и, убедившись, что водки осталось не более чем на один глоток, вернул бутылку индейцу.
— Спасибо, — сказал он. — Если не хочешь отравиться и надеешься еще увидеть свою мать, не пей больше этой агуардиенте.
— Хорошо, патронсито, хорошо! — поддакнул индеец и с готовностью закивал головой.
Он взял бутылку, развязал свою сетку, аккуратно засунул бутылку между рубашкой и штанами, чтобы она, не дай бог, не разбилась, и опять увязал свои вещи.
— Эй ты, поди-ка сюда! — вновь подозвал дон Ансельмо индейца.
Когда тот подошел, дон Ансельмо сунул руку в карман, вынул кошелек и сказал:
— Вот тебе тостон за водку, которую я выпил.
Дон Ансельмо полез в карман рубашки за сигаретами, вытащил пачку, но в размокшей обертке оказалась лишь коричневая кашица.
— У меня есть сигареты, патронсито! — предложил другой индеец.
Сигареты у него были не в пачке, а рассыпные, и скручены они были не из тонкой папиросной бумаги, а из обычной серой оберточной. Табак был превосходный, но из-за толстой бумаги курить его не доставляло никакого удовольствия.
Дон Ансельмо взял все пять сигарет, протянутые ему парнем.
— Вечером, на привале, я дам тебе целую пачку. У меня много сигарет в багаже, — сказал дон Ансельмо.
— Спасибо, патронсито, — ответил парень. — Может, мне пойти поискать вашу лошадь и привести ее?
— Нет, не надо, мучачо. Она, видно, догнала мулов — значит, ушла уже далеко. Ночь спустится прежде, чем ты успеешь с ней вернуться. Мы все пойдем пешком — время терять нельзя!
Дон Ансельмо закурил. Он жадно, с видимым удовольствием затягивался, хотя сигарета пропахла по?том — индеец всегда носил курево в кармане штанов, и во время ходьбы сигареты прилипали к его потному животу.
Сделав несколько затяжек, дон Ансельмо крикнул:
— Эй, мучачо! В путь! Да поторапливайтесь, черт возьми! Мы должны засветло успеть дойти до места привала, не то нам придется спать, как диким кабанам, прямо на тропе… Ну, пошли, пошли!..
И, не дожидаясь индейцев, дон Ансельмо подтянул пояс, поправил ремень от сумки, кое-как нахлобучил шляпу поверх повязки и пустился в путь.
Сначала он шел с большим трудом. У него кружилась голова, и несколько раз он чуть не упал. Тогда он останавливался и прислонялся к дереву, чтобы собраться с силами. Но спустя полчаса дело пошло на лад, и дон Ансельмо зашагал уже веселее. За весь путь он ни разу не обернулся. Пойдут ли индейцы за ним следом или продолжат бунт и вернутся назад в свои селения, дон Ансельмо не знал. Но он решил пустить все на самотек.
Обычно караваны попадали на место привала часа в три дня. Дон Ансельмо пришел между шестью и семью часами вечера.
Видя, что никто из команды не появляется, мальчик-подручный стал уже беспокоиться. Но, поскольку задержалась вся команда, он решил, что, наверное, все обстоит благополучно. И, даже когда на дороге показалась лошадь дона Ансельмо, которую мулы приветствовали веселым фырканьем, мальчик не очень удивился. Прошло еще два часа, но ни дон Ансельмо, ни индейцы не появлялись. Тут мальчика охватила тревога, но сделать он все равно ничего не мог: если бы он вскочил на лошадь и поскакал назад, мулы разбежались бы. Мальчик старался успокоить себя мыслью о том, что дон Ансельмо идет не один, а в компании двадцати четырех индейцев, и, случись с ним что-нибудь в пути, парни непременно принесли бы его сюда, на место ночлега.
Мальчик провел в нерешительности еще несколько часов и в конце концов развьючил мулов, разнуздал лошадь и пустил животных пастись. Он кое-как уложил поклажу под пальмовым навесом, разжег костер и принялся варить бобы, рис, вяленое мясо и кофе. И в этот момент появился дон Ансельмо и ничком упал у костра. Мальчик пододвинул ему седло, чтобы он мог на него опереться, и дал горячего кофе.
— Дон Ансельмо! Что с вами случилось? — спросил наконец мальчик.
Дон Ансельмо отхлебнул несколько глотков горячего кофе, положил на угли два-три тортилльяс и сказал:
— Пустяки! Есть о чем говорить! Мучачо перепились, и один из них ударил меня мачете по лицу. Сам знаешь, как это бывает. А потом уже начало темнеть. Пока я обмывал лицо, убежала лошадь. Вот и все.
— А вы не стреляли, дон Ансельмо? — спросил мальчик.
— Да ведь я-то не был пьян. Что это тебе взбрело в голову, Чамакито? Разве стану я в них стрелять? Ведь это все равно, что расстрелять собственные деньги. Нет, я не сумасшедший. Подай-ка мне сигареты, мои размокли, да открой коробку сардин. Я съем их с удовольствием… Осталось у нас комитеко?
— Больше полбутылки, — ответил мальчик. — Подать вам?
— Нет, не сейчас… Попозже… Перед тем как я лягу спать. У меня брюхо еще полно какими-то гнусными помоями. Так давай сюда сардины. А где соль? Как мулы? Не сбили себе холки?
— Нет, дон Ансельмо, мулы в полном порядке.
— Тебе не было страшно здесь одному, Чамакито?
— Да нет, дон Ансельмо. Чего мне бояться? Я только о вас беспокоился — не случилось ли чего с вами, не взбунтовались ли индейцы…
Дон Ансельмо засмеялся:
— Ну, за меня бояться нечего. Ты и сам это знаешь. К тому же эти мучачо — отличные ребята.
— А у меня сердце неспокойно из-за этих бачахонтеков. Все они головорезы, убийцы! Глядите, вон они идут!
Дон Ансельмо взглянул туда, где тропа выходила на расчищенную для привала площадку, — там и в самом деле показались индейцы. Они шли гуськом, на большом расстоянии друг от друга.
Сумерки быстро сгущались. Не успел показаться последний индеец, как стало уже совсем темно.
Вскоре на поляне заполыхали костры. В свете пламени замелькали неясные силуэты индейцев.
Дон Ансельмо не знал, все ли завербованные в сборе, придут ли отставшие.
Наутро, еще задолго до восхода солнца, весь лагерь был уже на ногах. Индейцы помогали мальчику поймать разбредшихся мулов и лошадей и их навьючить.
Потом они потушили, затоптали и забросали землей все костры. И тогда дон Ансельмо крикнул:
— Вперед, мучачо!
Мальчик погнал мулов. Дон Ансельмо поскакал за ним следом. Как только они выбрались на тропу, он велел мальчику ехать впереди мулов, чтобы указывать направление. Так же как и вчера днем, у реки, когда он даже не оглянулся, чтобы посмотреть, следуют ли за ним индейцы, так же как вчера вечером, на привале, когда он даже не попытался посчитать, сколько индейцев пришло на место ночлега, — так и теперь он не сделал никакой попытки выяснить, сколько же индейцев идут за ним.
Его раны жестоко болели. Он не снял повязку на ночь. Она прилипла к голове, и от каждого неосторожного движения боль резко усиливалась. Вечером, на привале, дон Ансельмо ощупал рану на плече. Она была в палец длиной и в дюйм глубиной. Заниматься ею он не стал — слишком уж пустяковой она ему показалась.
