Дом в Цибикнуре - Могилевская Софья Абрамовна (прочитать книгу txt) 📗
И всё время, пока говорила, она держала в своих руках Наташины руки и крепко и нежно сжимала её пальцы.
А потом она спросила:
— Ты поедешь со мною, Наташик? Будешь со мной навсегда, на всю жизнь?
Что могла ей ответить Наташа? Она смотрела на неё со смятением и неожиданной странной нежностью.
Что же такое было в этом лице, в этих голубых милых глазах, в этой светлой прядке волос, лежащей на щеке, в этой тонкой шее, которая так трогательно выглядывала из военного воротника, что же было в ней такое близкое и такое знакомое?
Неужели бывают такие лица, которые с самого первого взгляда начинаешь любить всем сердцем?
Что ей могла ответить Наташа?
Конечно, она хочет быть с ней вместе. Но как же ей уехать из дома? Она так любит всех… Как ей расстаться со всеми? И как же Катя? Ведь они с Катей решили не разлучаться. Как же быть? Как же быть? Что ответить?..
— Не знаю… — шопотом проговорила Наташа. — Не знаю…
И вдруг дверь в столовую снова открылась. Вбежала Катя.
Она обещала на пять минут зайти к Наташе, чтобы посмотреть, как Наташа управляется с дежурством после болезни, и она зашла.
Только она совсем не знала, что Наташа не одна.
Она остановилась на пороге, удивлённо подняла брови и, прикусив губу, попятилась обратно из комнаты.
Нет, она совсем не знала, что к Наташе кто-то приехал. Она не станет мешать. Она уйдёт.
Но Наташа, которая сидела лицом к двери, сразу увидела Катю.
Как хорошо и как во-время Катюша прибежала!
Сейчас она расскажет маминому другу всё, решительно всё. Она расскажет, какие они с Катей друзья, как они дружат. Она расскажет маминому другу, что была бы очень рада поехать вместе с ней, но ведь не может она, чтобы Катя осталась одна. Как она может изменить дружбе? И как она может нарушить клятву? И как она может покинуть всех в этом доме? И как ей быть — ведь она написала своей бабушке письмо. Ведь бабушка может сюда ей ответить или даже просто приехать…
— Катя, не уходи! — крикнула Наташа, вскакивая со своего низенького стульчика. — Пожалуйста, не уходи! Вот, — сказала Наташа, — это моя Катя!
И тогда…
Нет, не забыть Наташе этого голоса и этих глаз…
— Катя!..
Мамина подруга тоже поднялась, тоже привстала и, не выпуская из своих рук Наташиной руки, повернула к двери своё лицо.
— Катя…
И тут они увидели друг друга.
— Катя, — задыхаясь, прошептала она: — Катя, это ты!..
— Да! — крикнула Катя, протягивая руки. — Да, да!.. — и через всю комнату она перенеслась к своей маме…
Глава 42. Второе февраля
Все эти дни Катина мама жила в детдоме, пережидая, когда кончится пурга и можно будет увезти девочек.
И вот утром второго февраля прояснилось, ветер угомонился, сначала робко, а потом всё смелее и ярче заблестело солнце, и можно было готовиться в путь-дорогу.
С самого утра девочки принялись собираться. Может, и собирать-то особенно было нечего, но всё равно день прошёл в хлопотах и суете, в какой-то шумной беготне. Ведь нужно было каждому оставить что-нибудь на память: кому лоскуток, кому ленточку, кому чистую тетрадку или картинку, а кому просто написать хорошие прощальные слова. И уж всем, решительно всем оставить адрес, куда можно посылать письма: «Новосибирск, Главный почтамт, до востребования. Петровой для Наташи и Кати».
Больше они пока ничего не знали. И Катина мама тоже ещё не имела представления, где они втроём будут жить.
— Ничего, устроимся, — сказала она. — Главное, будем все вместе, и всем нам будет хорошо…
Да, в этот день было очень много разных дел. Нужно было помочь на кухне приготовить картофельные котлеты и ещё всякую всячину, которую им давали в дорогу, — ведь ехать им приходилось далеко.
А потом пришлось посидеть в бельевой у Анны Ивановны и пришить пуговицы, тесёмки и тому подобные мелочи к платьям и белью, которое выдавали им с собою. Хотя Катя уверяла, что делать это совершенно излишне, потому что свои руки они увозят вместе с собой и смогут всё это сделать, когда приедут на место, но Анна Ивановна очень обиделась. Она сказала, что представить себе не может, чтобы у вещей, полученных в её бельевой, был какой-нибудь непорядок!
А Наташа весь этот день была какой-то странной и необычной. Видно, её что-то мучило и беспокоило.
Она то и дело подбегала к двери кабинета Клавдии Михайловны. Но в кабинет она не входила. Возьмётся за ручку двери, подумает, подумает и нерешительно отойдёт. Словно ей хотелось о чём-то очень важном посоветоваться с Клавдией Михайловной и она никак не могла решиться…
И Кате ей, видно, тоже хотелось что-то сказать, что-то очень, очень важное. Вот, кажется, готовы вырваться у неё слова, вот, кажется, скажет она всё, что у неё на сердце, но вдруг тряхнёт косичками, посмотрит на Катю, проговорит: «Нет, не буду!..» и отойдёт.
Один раз она побежала к Софье Николаевне, обняла её, прижалась к ней и прошептала:
— Софья Николаевна…
— Ты хочешь сказать мне что-нибудь, девочка? — спросила Софья Николаевна, гладя Наташины волосы. — Рада, что уезжаешь?
Наташа смешалась.
— Сама не знаю… Нет, не рада… Сама не знаю, — сказала Наташа и отошла от Софьи Николаевны в странном замешательстве и раздумье.
Нет, теперь она уже хорошо понимала, что совсем, совсем не рада, что уезжает из их дома. Как же она уедет? А все останутся… И Клавдия Михайловна, и Софья Николаевна, и Марина, и все девочки, и Аркадий… Как же? Она уедет, а все они останутся без неё? И кто же будет с малышами, когда она уедет? Кто будет играть с ними в разные весёлые игры и рассказывать им сказки? Ну, конечно, остаются и остальные девочки. Но маленькая Алёнушка к ней так привыкла… Она-то, наверное, будет очень плакать без неё. И вот у них будет сбор ко дню Красной Армии. Марина готовит с ней такое интересное выступление. Она будет под музыку читать стихотворение о Зое Космодемьянской… Как же? Значит, и сбор будет без неё? А кто же прочтёт это стихотворение? Как же ей быть? А вдруг бабушка не станет писать ей письмо, а просто возьмёт да сама приедет? Ведь наши войска прорвали блокаду Ленинграда, и бабушка сможет приехать…
Вечером были проводы. Это были хорошие и тёплые проводы. Собрались в столовой — ребята и взрослые. Ведь впервые детский дом покидали его воспитанницы, две девочки — Наташа и Катя, которые прожили здесь много месяцев и стали для всех родными.
Как всегда в торжественных случаях, отдельные столы были сдвинуты, поставлены в виде буквы «П», и за этот один большой стол уселась вся большая, шумная, многодетная семья в сто с лишним ребят.
Но когда Клавдия Михайловна поднялась — она сидела в центре, возле Ирины Сергеевны Петровой, майора медицинской службы, а рядом сидели обе девочки, Наташа и Катя, — когда она поднялась, чтобы сказать последние прощальные слова, вдруг из большого дома примчался Женя Воробьёв, без шапки и без шубы. По какому-то случаю он застрял в большом доме, и, как сразу выяснилось, было просто счастьем, что он задержался, прежде чем итти в столовую.
— Товарищи! Ребята! Скорей, скорей! Умоляю вас, скорее!.. — кричал он, ворвавшись в столовую. — Если вы хотите услыхать очень важное и великое сообщение, прошу вас, неситесь сломя голову к радио!
И с этими словами он умчался, оставив настежь дверь.
Это было второе февраля. И в этот день весь мир узнал о величайшей победе нашей Советской Армии на полях Сталинграда. В этот день закончилось сражение, которое стало закатом для всей фашистской армии.
Кое-как, наспех накинув на себя свои шубы (а может, и не свои), толкаясь и торопя друг друга, все выбежали из столовой и действительно сломя голову помчались к старому дому.
Стояла удивительная ночь. Тёмная, безветреная и морозная. Казалось, весь воздух мерцает от снежных звёздочек, которые летали, словно светляки, беззвучно опускаясь сверху.
Весь тихий и спокойный стоял большой дом. Во всех окнах было темно, только из тех, которые находились в коридоре, падали на снег тусклые золотые блики.
