Дом в Цибикнуре - Могилевская Софья Абрамовна (прочитать книгу txt) 📗
Маленький майор со светлой прядкой волос на щеке прошел прямо в канцелярию. Теперь уже снеговых погон у него на плечах не было, и ясно виднелись настоящие погоны с одной золотой звёздочкой и двумя просветами. Дорогу ему показала Аннушка. Перед тем как уйти домой после работы, она в последний раз обходила свои владения, смахивая тряпкой отовсюду, откуда возможно, разные невидимые пылинки и паутинки.
Она-то сразу смекнула, что к чему. И она сразу поняла, что майор-то, может быть, и настоящий майор, но, во всяком случае, не совсем обычный майор.
Проводив майора в канцелярию, она немедленно вызвала Галину Степановну, которая одна единственная в доме могла выяснить всё, что касалось этого маленького майора с чемоданчиком в руке, со светлой прядкой волос на щеке.
Товарищ Петрова (совершенно ясно, что приезжая была именно Петровой) вошла в канцелярию и поставила на пол свой чемоданчик, теперь уже не снеговой, а самый обыкновенный, коричневый, с металлическими уголками.
А в канцелярии находился только Николай Сергеевич, главный и единственный бухгалтер и счетовод детского дома. Он совсем не был в курсе дела и понятия не имел, что приезжей лучше всего подождать в канцелярии или в кабинете возвращения Клавдии Михайловны, прежде чем повидать Наташу Иванову.
Он помог майору снять шинель и повесить эту шинель на крючок рядышком со своей курткой; он помог ей стряхнуть с ушанки уже оттаявшие хлопья снега; он охотно сообщил ей, что Наташа уже здорова, хотя была очень, очень больна; и он весьма удивился, как это можно было решиться в такую непогоду, в такой буран ехать за пятнадцать километров в их детдом, когда совсем недавно одного колхозника чуть не занесло вместе с лошадью и санями как раз на той дороге, которая идёт из города до их Цибикнура…
В эту минуту в канцелярию влетела Галина Степановна, и за ней — Аннушка.
— Такая пурга! — воскликнула Галина Степановна. — Такой буран! Как вы решились приехать к нам за пятнадцать километров? Недавно одного колхозника…
Тут Николай Сергеевич вежливо прервал Галину Степановну, заметив, что про колхозника он успел рассказать всё, что возможно было рассказать, но что товарищ военный врач — так, по крайней мере, он понимает погоны, которые на гимнастёрке у товарища военного врача — очень, желает повидать Наташу Иванову. И ещё, пожалуй, после дороги товарища военного врача не мешает напоить чаем.
— Вы, значит, приехали к Наташе? — очень обрадовалась Галя, то-есть Галина Степановна. — Как это хорошо, что у Наташи есть близкие люди!.. Если бы вы знали, как это хорошо! Она у нас была больна. И теперь ещё не очень-то здорова… Хотите, пойдёмте к ней в столовую дошколят? Она сегодня дежурит в малышовой группе. Там теперь тихо, никого нет, вы с ней хорошо посидите…
И они вместе пошли в столовую дошколят, где в это время действительно находилась Наташа.
Глава 41. В столовой дошколят
Наташа первый раз после болезни снова дежурила у малышей. Анюта сидела в спальне и следила за тем, чтобы смирно лежали в кроватках те, кто ещё не уснул, а Наташа занималась уборкой.
Собственно говоря, убирать-то особенно было нечего. Утренняя няня подмыла после обеда пол. Они вдвоём с Анютой быстро управились с посудой и расставили тарелки и кружки в маленький малышовый буфетик. И клеёнки на столах были чисто протёрты после еды, а стулья чинно стояли, прижавшись спинками к столам. Убирать было нечего.
Но раз Наташе захотелось заняться уборкой, она, конечно, нашла себе работу. Она немедленно, прямо не теряя ни одной минуты, принялась стирать пыль с той большой полки, где стояли разные самоделки малышей: всякие штучки из глины, всякие петушки и уточки из еловых шишек, всевозможные игрушки из мха и бумаги. Может быть, игрушечная полка не так уж нуждалась в срочной уборке, но Наташе хотелось получше рассмотреть, какие такие игрушки успели понаделать малыши, пока она была больна. А когда стираешь пыль, лучше всего и можно всё разглядеть.
Ого! Целое семейство клоунов! Лица у всех из пустой яичной скорлупы, а на макушках разные пёстрые колпаки. Значит, когда к завтраку были яйца всмятку, все малыши очень старались, чтобы скорлупки уцелели…
Пока Наташины руки легко и осторожно смахивали тряпкой пыль, она сама потихоньку мурлыкала одну мамину песенку, которая последнее время всё звучала и звенела у неё в голове:
Какая жалость, что запомнились только эти две строчки! Лишь эти единственные две строчки!.. А может, других и не было? Может, и были только эти строки, а других мама и не стала придумывать?
Мурлыкала Наташа да мурлыкала эти две строчки и вдруг заметила, что напевает уже совсем другие слова. Похожие, по совсем другие:
Как это у неё хорошо получилось! «Наш милый дом и дни в нём прожитые запомним мы, товарищ, навсегда…»
Конечно, они запомнят этот дом на всю жизнь. До самой старости будут помнить все дни, которые прожили в этом милом старом доме.
— Ой, Наташа, — жалобным голосом простонала Анюта, просунув голову из соседней спальни, — чего ты распелась? Еле-еле они угомонились, а ты распелась…
Наташа ладошкой прикрыла рот:
— Не буду, не буду!
Какая она недотёпа! Вот что значит отвыкнуть от работы у малышей — раскудахталась во весь голос!
Но всё-таки было чуточку досадно, что Анюта её оборвала. Такая хорошая получалась песня! Славные слова придумались. Может, и ещё что-нибудь дальше у неё бы получилось… А теперь ничего не выйдет.
Хоть эти слова не забыть. Может, сбегать за Катей в школьную комнату? Может, вызвать её на четверть секунды? Она пропела бы ей, пока ещё помнит. А может, Катя и сама прибежит? Она ведь обещала притти и посмотреть, как Наташа первый раз после болезни управляется с дежурством.
Дверь в малышовую столовую открылась.
Да вот же она!
Но вошла Галина Степановна, а с нею какая-то совсем неизвестная в военной форме. Наверное, приехала к кому-нибудь из малышей.
— Наташа, — сказала Галина Степановна, — это к тебе…
Глиняный петушок от неожиданности вывалился из Наташиных рук.
— Вдребезги! — прошептала Наташа, не спуская глаз с приезжей в военной форме. — Совсем вдребезги…
Она хотела нагнуться и подобрать с полу глиняные черепки, но та, которая была с Галиной Степановной, лёгкими, быстрыми шагами через всю комнату побежала к ней. Обняла её. Потом взяла в ладони её лицо и стала на неё смотреть. Стала смотреть, не говоря ни одного слова.
Наташа хотела сказать «здравствуйте» или ещё что-нибудь в этом роде, что-нибудь такое, что полагалось бы сказать, когда видишь человека первый раз, и не могла.
А та смотрела на неё такими глазами, от которых накипали слёзы, и шептала:
— Так похожа… так похожа… И глаза, и волосы, и лоб, и всё!..
Потом они остались одни. Галина Степановна незаметно, на цыпочках, вышла, а они остались вдвоём. Они сели друг против друга на самые низенькие стульчики малышей-трёхлеток.
И тогда приезжая стала рассказывать Наташе о маме. Она рассказала, какими они были с мамой хорошими боевыми друзьями, какими стали близкими и родными, особенно последнее время. Она рассказала Наташе, как они с мамой полюбили друг друга и как решили никогда не разлучаться и после войны поселиться вместе или в Ленинграде, или в Москве, или ещё в каком-нибудь другом городе.
Потом мамина подруга, самый лучший мамин боевой друг, рассказала Наташе всё, что знала о её маме. Какой отважной и смелой была её мама, сколько раз ходила на самый передний край на разведку, и за материалами для своей газеты, как много раз помогала санитарам вытаскивать из-под огня раненых бойцов и офицеров, какой была отзывчивой и доброй и как любили друзья её за лёгкий и весёлый характер…
