Тебе посвящается - Бременер Макс Соломонович (книги полные версии бесплатно без регистрации txt) 📗
Переход от самого невинного из занятий к довольно предосудительному был для Зинаиды Васильевны загадкой.
– Я все-таки уверена: то, что ребята делали до девяти часов, характеризует их гораздо больше, чем то, что с ними случилось позже...
При этих словах встрепенулся потерпевший Куницын, справедливо желая, может быть, возразить, что «случилось» как-никак все-таки с ним...
Обращаясь к суду, Котова просила учесть явную непреднамеренность преступления и позволить мальчикам вернуться в школу, где им обеспечено «благотворное влияние замечательного коллектива»...
Вслед за Котовой, также в качестве свидетеля, выступила Ксения Николаевна.
– Меня вызвали сюда для того, – сказала Ксения Николаевна, – чтобы я характеризовала подсудимых, двух учеников школы, где я работаю. – Она проговорила это медленно, с трудом. – Но не менее важно, по-моему, характеризовать и обстановку в восемьсот первой школе. Ее можно назвать только обстановкой показного благополучия. Чем же она характеризуется? Прежде всего боязнью уронить школу – некогда действительно образцовую – в глазах общественности. Именно эта боязнь стала у директора школы всепоглощающим, я бы сказала, чувством. Поэтому серьезнейшие недостатки в работе школы он старался скрыть.
Если итог учебной четверти обещал быть неутешительным, учителей побуждали завышать оценки учащимся, чтобы любой ценой добиться искомого – высокого среднего процента успеваемости.
Если становилось известно, что ученики школы недостойно ведут себя на улице, директор старался «не верить» этому, «не замечать» этого и в итоге – все замять. По его словам, все в школе обстояло превосходно. А ребята, которые видели, как обстоит дело в действительности, слушали эти слова без уважения.
Так слово некоторых педагогов начинало для ребят существовать отдельно от дела. Оно утрачивало силу и цену...
Мне тяжело и больно об этом говорить. Ведь я много лет работаю в восемьсот первой школе. И, конечно, я тоже несу ответственность за обстановку, которая сложилась в ней в последнее время. В нашем педагогическом коллективе немало здоровых сил. Они вели борьбу с недостатками, но без должной настойчивости. Они, я уверена, будут теперь энергичнее и последовательнее. Потому что необходимо, чтоб наши дети росли в обстановке, где Слово и Дело дружны и слитны. Тогда ложь для них станет чудовищным нарушением норм поведения. Тогда невозможно будет стать на путь обмана и на путь преступления. Мы создадим такую обстановку в восемьсот первой школе!
Даже о приговоре, вынесенном Щустикову и Костяшкину – Шустиков был приговорен к двум, а Костяшкин – к трем годам заключения, – ребята, выйдя из суда, говорили куда меньше, чем об этой части речи Ксении Николаевны.
Конечно, на эти темы думал и однажды рассуждал с Натальей Николаевной Валерий; конечно, они тревожили Лену; конечно, подобными, хотя и менее зрелыми, мыслями делились иногда между собой десятиклассники. Но многие вовсе не размышляли об этом. Но были девочки, которые с первых лет учения привыкли знать и гордо повторять, что учатся в лучшей школе района – в той самой, 801-й!
И вот теперь и первые и вторые услышали с трибуны народного суда полную, беспощадную правду о своей школе.
Как ни странно, эта правда показалась обидной не только директору Андрею Александровичу, но и кое-кому из девочек. Во всяком случае, Лида Терехина сказала:
– Но ведь как же так, ребята?.. Хотя мальчишки не знают... Но нам-то с первого класса внушали: лучшие, такие-сякие, почет и слава! Как же теперь понимать? Это ж прямо наоборот! Просто не сходится даже...
– Если ты решаешь задачу, – проговорил Станкин, – и ход рассуждения у тебя верен – и, само собой, не путаешь в вычислениях, – то получаешь точное решение. И тебя не должно смущать, если с ответом не сходится. В ответах бывают ошибки.
– Правильно, Стась, – понял и поддержал его Валерий. – Нам нужно, чтоб точно, чтоб правда!.. «Не сходится»! – передразнил он Терехину. – И пусть не сошлось с ответом! Зато – правда.
– Правда, – подтвердил Евгений Алексеевич, незаметно присоединившийся к ребятам, пока они, стоя на перекрестке, ждали, чтоб остановился сплошной поток автомобилей.
Им пришлось постоять здесь еще минуту, и, раньше чем огонек светофора позволил им идти, к переходу подошла Зинаида Васильевна.
– Да, необходимую правду сказала нам Ксения Николаевна, – заметила Лена специально для нее.
– Все-таки уж очень она, мне думается, жестоко и резко... – отозвалась Котова.
– Что – жестоко? – спросил Евгений Алексеевич. – Правда?
– Именно, Евгений Алексеевич, – ответила Зинаида Васильевна.
Они перешли улицу, и уже близко от школы завуч негромко сказал:
– О жестокости правды толкуют обыкновенно те, кто не ощущал жестокости лжи.
Жильников стал часто бывать в 801-й школе. Секретаря райкома комсомола видели на уроках, на собраниях комсомольских групп, на пионерских сборах. Как-то, побывав на сборе отряда 5-го класса на тему «Каким должен быть пионер», он сказал Наталье Николаевне:
– Чего-то все-таки явно недоставало. Давай-ка поломаем над этим головы.
На сборе, о котором шла речь, пионеры пересказывали то, что читали о Володе Дубинине, Павлике Морозове, Сереже Тюленине. И говорили, что хотят быть на них похожими. Но так как Павлик разоблачил кулаков, которых теперь не было, а Дубинин и Тюленин отличились на войне – теперь же царил мир, – то ребята, говорившие, что хотят на них походить, не очень-то себе представляли, как этого достичь. И некоторые из них, видно, считали так: подвиг – в будущем, а пока поозорничаем вволю. Володя Дубинин, как известно, был тоже озорной, а Тюленин – даже отчаянный парень.
– Обязательно нужны примеры не только воинской отваги, – сказал Наталье Николаевне Жильников, – но примеры гражданского мужества. И примеры сегодняшние. Чтоб, понимаешь, обстановка в них была современная. Это очень важно... Пусть иногда скромный подвиг будет, не обязательно великий.
Наталья Николаевна подумала и рассказала ему о Валерии. Как он, рискуя, что хулиганы с ним расправятся, вместе с товарищами из боксерской секции решительно защитил малышей. И хотя ему самому потом досталось все-таки от хулиганов, не простивших своего поражения, но маленьких с тех пор никто в переулке не смел тронуть пальцем.
– Молодец парень! – сказал Жильников. – Что ж ты думаешь, это ведь пример для подражания.
– Я к тому и клоню, – ответила Наталья Николаевна. – Только это еще не конец истории.
И она рассказала о том, как Валерий поспорил с директором и как его комитет комсомола отстранил за это от работы вожатого.
– Теперь он, кроме учебы, интересуется одной Леной Холиной. Между нами говоря, конечно. И больше ничем, – закончила Наталья Николаевна.
– Ушел в личную жизнь! – рассмеялся Жильников. – Так надо ж его тянуть обратно в общественную! Тем более, что в инциденте с директором он был только по форме неправ. А по существу, я бы сказал, напротив.
Спустя несколько дней после этого разговора Котова на перемене подошла к Валерию и предложила ему снова стать вожатым 5-го «Б». Валерий, считая, что он может доставить себе удовольствие и поартачиться, ненатурально зевнул и осведомился, не поручить ли это дело кому-нибудь более достойному. Зинаида Васильевна ответила, что, по ее мнению, он в последнее время вел себя хорошо и загладил свой некрасивый поступок. Валерий разозлился не на шутку, заявил, что ему нечего было заглаживать – каким был, таким остался.
– И вообще я вам больше не актив! – закончил он в сердцах анекдотической фразой, сказанной однажды Ляпуновым, когда Котова по какому-то поводу утверждала, что «активисты должны...».
Зинаида Васильевна ушла, а через минуту вернулась с Жильниковым. Жильников пожал Валерию руку, Котова оставила их, и секретарь райкома спросил просто:
