Тебе посвящается - Бременер Макс Соломонович (книги полные версии бесплатно без регистрации txt) 📗
– Что ж, я хоть сегодня готов, – сказал Валерий. – А рейд когда?
– Вид у тебя больно страшенный... – ответил Гайдуков. – Да до рейда заживет еще! Через неделю рейд будет. Но это – секрет. А идея патрулирования по переулку поддержана. Меня даже связали с комитетом комсомола милиции. Завтра наш первый патруль выйдет в переулок.
– Меня назначь!
– В завтрашнюю пятерку тебя не включили. Ничего, ты пока хорошей! Станешь опять красивый – тогда другое дело. Комитет о тебе не забудет – можешь на меня рассчитывать!
Секретарь райкома ВЛКСМ Жильников и новый завуч Евгений Алексеевич пришли на заседание школьного комитета комсомола. Явилась, по обыкновению, и Котова. У Лены Холиной и Стасика Станкина замерли сердца от предвкушения чего-то захватывающего. Что-то должно было произойти на их глазах. Слишком разными людьми были секретарь райкома, новый завуч – с одной стороны, и Котова – с другой.
Правда, за последнее время в тоне Зинаиды Васильевны поубавилось непререкаемости. Она стала вроде бы приветливее. Она даже сама зашла как-то в радиорубку к озадаченному Стасику, осведомилась, как дела, и, между прочим, сказала, что надо бы опровергнуть упрек, который был адресован Хмелику: мальчик ни при чем в истории со снежком.
Все это было сказано так, точно она не сомневалась, что именно из ее уст Станкин впервые узнает о невиновности Лени Хмелика. А то, что затем, без паузы, Зинаида Васильевна заговорила о музыкальной «странице» радиогазеты, подчеркивало к тому же, что перед этим речь шла о сущей безделице... Итак, собственную немалую ошибку Котова исправляла, как чужую мелкую оплошность. Станкин, конечно, заметил это.
Стасик и Лена опасались одного перед заседанием комитета: вдруг Зинаида Васильевна поведет себя в этот раз, на глазах Жильникова и завуча, как-нибудь безобидно и невыразительно?
Но она повела себя, как всегда.
– Относительно, значит, вашей новогодней пирушки с танцами, – сказала Зинаида Васильевна. (Она проведала недавно о новогодней встрече у Ляпунова.) – Я просила вас, Гайдуков, составить для меня списочек пластинок, которые там проигрывались. У вас готов?
– Нет еще, – ответил Игорь. – Я, оказывается, большей частью помню мотивы, текст тоже, а названия – нет. Я зайду к Ляпунову, спишу с наклеек.
– Пожалуйста, не забудьте, – сказала Котова. – И не очень откладывайте.
– Хорошо, – ответил Гайдуков.
Вечеринку у Ляпунова Зинаида Васильевна не объявляла пока предосудительной, но старательно собирала о ней подробности.
Лена спросила:
– А Игорю, Зинаида Васильевна, имена исполнителей арий и романсов и названия музыкальных коллективов тоже указывать?
– А почему вы задаете этот вопрос, Холина? – спросила Котова.
– Потому, – смиренно ответила Лена, – что это трудоемкая работа. И, может, ее Гайдукову с кем-нибудь разделить?
– Сами не справитесь, Игорь? – обратилась Зинаида Васильевна к Гайдукову.
– Как-нибудь урву время, – сумрачно ответил тот.
– Когда комитет принял решение, обязывающее комсомольцев сообщать письменно, какие мелодии они слушают на досуге, – проговорил Жильников, – он, вероятно, чем-то руководствовался. Так чем же?
Вопрос был задан всем, в тоне спокойного любопытства. Возникла короткая пауза, потом Лена сказала:
– Ничем. Потому что комитет такого решения не принимал.
– Значит, это вы в порядке личного любопытства? – спросил Зинаиду Васильевну Евгений Алексеевич. – Тогда другое дело. Тогда, конечно, секретарь комитета Гайдуков может тратить время на составление для вас списка, может и не тратить... А вообще, хочу вас спросить, Зинаида Васильевна: вопрос о музыкальном воспитании представляется вам сейчас первостепенно важным?
– Важный, очень важный вопрос, Евгений Алексеевич, – сказала Котова так, точно соглашалась с его утверждением, а не отвечала ему.
– Вот всем нам известно... – Жильников встал и сказал громко, напористо, как бы не желая больше о животрепещущих вещах говорить чинно, неторопливо и туманно. – Всем здесь известно: возле школы, к нашему стыду, случаются еще хулиганские выходки. Ученики Шустиков и Костяшкин совершили преступление. Что же все это – последствия главным образом плохого выбора музыки для досуга?
– Преимущественно других причин, – степенно промолвил Стасик.
– Вот именно! – поддержала Лена.
Гайдуков, раздумывая, усмехнулся.
– Бывает, конечно, музыка с разлагающим, как говорят, влиянием, – сказал он полувопросительно и точно собираясь с духом. – А бывает, что коллектив без музыки разваливается! – неожиданно закончил Игорь и дерзко сверкнул своими за минуту до того скучными, снулыми вроде бы глазами.
– Так чем же вы тогда, товарищи, занимаетесь?.. И неужели для секретаря комитета Гайдукова, энергичного, кажется, человека, не найдется дела серьезней, чем списывание названий с патефонных пластинок?! – спросил секретарь райкома.
Лицо Котовой как-то клочковато покраснело, а ребята холодно наблюдали ее растерянность.
Котова давно внушила себе, что жила бы безбедно, не будь в школе Ксении Николаевны. И когда она узнала о том, что Ксения Николаевна заболела, то решила вдруг: неприятности позади. Говорили, будто болезнь Ксении Николаевны нешуточная. Может быть, она вообще не вернется в школу.
Однако надежды Котовой не сбывались. Ксения Николаевна и вправду поправлялась медленно, но во время ее болезни на заседание комитета явились новый завуч и секретарь райкома комсомола; с Жильниковым у нее было затем весьма неприятное объяснение. Жильников говорил с нею жестко, винил в недомыслии, и после этой именно встряски Котова проявила себя, как говорится, во всей красе.
Придя домой, она швырнула портфель в угол и принялась ругать всех и вся, ища, требуя сочувствия остолбеневших родителей.
Она ругала райком комсомола за то, что он во все вмешивается; коммунистов школы – за то, что они поддерживают Ксению Николаевну; Андрея Александровича – за то, что он тряпка.
Отец молча слушал разбушевавшуюся дочь, потом сказал:
– Лучше б ты уехала, куда тебе по распределению полагалось, – в Удмуртию, что ли...
Это ее отрезвило немного. С Андреем Александровичем она назавтра говорила куда менее воинственно, чем собиралась; она не упрекнула его в том, что он не защищал ее перед Жильниковым, а лишь посожалела об этом, потупясь.
Андрей Александрович был спокоен, собран и деловит. Он настоятельно посоветовал ей не таить обид и на всех, кто проявил к ней нечуткость, написать жалобы. Директор полагал, что ей стоит обратиться с письмами в гороно, в редакции газет, может быть, в министерство... Он проводил ее словами:
– Унывать не следует.
Зинаида Васильевна воспрянула духом. В течение вечера она составила четыре жалобы, затем хорошо выспалась и утром пошла на почту – отправлять свои письма заказными. В переулке, которым она шла на почту, Котова увидела вдруг знакомые детские лица. Да, это были мальчики и девочки из 801-й школы. Их было десятка полтора. Они толпились возле небольшого трехэтажного дома с балкончиками, с которых по сосулькам капала на тротуар вода. Ребята чего-то ждали. Это походило на небольшую экскурсию, но в переулке не было музея или картинной галереи...
Зинаида Васильевна остановилась незамеченная. До нее доносились обрывки разговоров:
– Да не уйдет она на пенсию!
– А говорят, уходит...
– Ребята, а кто первый про это слышал?
– Ага, и от кого?
– Вчера, возле учительской Макар Андроныч сказал: «Может случиться...»
– Ребята, вдруг мы станем просить: «Не уходите», а она вовсе и не собирается!
– Ну, вы идите, идите. Вперед!
Две девочки вошли в подъезд. Оставшиеся ребята на минуту притихли. Потом как-то сразу, точно по команде, все взгляды устремились вверх, и ребята закричали хором, довольно стройным:
– Ксения Николаевна, не уходите от нас! Мы вас не отпустим!