Секретная просьба (Повести и рассказы) - Алексеев Сергей Петрович (книги бесплатно без .TXT) 📗
Заинтересовались Борисовы, вышли на улицу. Смотрят, в руках у Зойки невиданный жук. Усищи длиннющие, клещи огромные, глазищи почти с пятак.
Вот так находка! Разгорелись глаза у Борисовых:
— Что за чудо?
Откуда?
Покажи!
Подари!
— Не скажу, — отвечает Зойка. — Не покажу.
Убежала коварная Зойка. Огорчились, конечно, Борисовы. Вернулись к себе в избу.
На следующий день вновь разбирали они коллекции. Посмотрели в окно. На бревне перед домом уселась Зойка. Крутит загадочно что-то в руках. Словно бы братьев на улицу манит.
Заинтересовались Борисовы, вышли на улицу. В руках у девчонки ягода-невидаль. Размером почти с кулак.
Разгорелись глаза у Борисовых.
— Что за чудо!
— Откуда?
— Покажи!
— Подари!
Улыбнулась хитрющая Зойка. Согласилась отдать и жука и ягоду, только, конечно, с одним условием… чтобы братья брали в походы её с собой.
Ходит Зойка теперь в походы. Оказалась она глазастой. В той коллекции, которую собрали братья Борисовы, есть и Зойки упрямой доля.
Скончались Борисовы, состарилась, умерла Зойка, а коллекция эта долго ещё хранилась. Не только братья Борисовы, но и другие декабристы занимались изучением сибирской природы. Их исследования многие годы с пользой служили людям.
Горчаков был генерал-губернатором Западной Сибири.
Узнал он, что декабристы приедут на поселение и к нему, в Западную Сибирь, заволновался.
— На мою беду! Не жди от них ничего хорошего!
Решил он обратиться к картам. Посмотреть, что карты ему предскажут. Разложил раз. И верно, получилось так, что не жди ничего хорошего.
Разложил второй раз. И снова карты сулят худое.
— Ну ещё раз, третий, решающий!
Разложил третий, решающий. Снова карты легли к беде.
И вот приехали декабристы. Поселились. Прожили совсем недолго. От местных жителей жалоб наслушались. Сами увидели многое. Взятки берут чиновники, местных жителей притесняют, о нуждах края совсем не думают. Знал Горчаков, конечно, об этом. Мог бы к ответу привлечь виновных. Да дело всё в том, что и сам Горчаков был в тех же грехах замешан.
Написали декабристы обо всём в Петербург.
Пронюхали чиновники, что письмо декабристов пошло в Петербург, побежали скорей к Горчакову.
— Отобьёмся, отобьёмся, — успокоил их Горчаков. А сам про себя о картах: «Нагадали, паршивцы, неужто пророчество?!»
Однако не стал он тратить напрасно время. Садится и сам строчит в Петербург письмо. Пишет, конечно, о декабристах, пишет о них плохое. Получили в Петербурге оба письма. И, конечно, не декабристам, а Горчакову поверили. Даже приказ пришёл о строгом внушении декабристам.
— Ага, то-то! — торжествует Горчаков; глянул на карты: «Соврали, голубчики. А? Соврали!»
Довольны чиновники. Доволен и сам Горчаков. И всё же не удержался генерал-губернатор и вновь разложил карты. Карты снова легли к беде.
И правда. Не успокоились декабристы. Опять посылают письмо в Петербург. Письмо большое, подробное.
Узнал Горчаков о письме. Погнал в Петербург курьера:
— Птицей лети! Галопом!
Отбился Горчаков и на этот раз. Снова пришло внушение декабристам.
— Мы — сила, стена, гранит! Смиритесь. Смиритесь, — шипят чиновники.
Но не смирились декабристы. В третий раз посылают они письмо. Писали затем и в четвёртый, и в пятый. Доняли всё же в Петербурге они начальство. Пришлось назначить в Сибирь ревизию.
Только не стал Горчаков дожидаться ревизии. Тут же в отставку подал.
Многими добрыми делами оставили декабристы в Сибири о себе благодарную память. Особенно тем, что создавали для местных детей школы.
С ребятами занимались и Матвей Муравьёв-Апостол, и братья Бестужевы, и братья Беляевы, Александр Якубович, Пётр Борисов, Пётр Муханов, моряк Торсон. Занимались и другие.
Учил детей и Иван Якушкин.
Начал вначале про «а», про «б». А когда освоили дети чтение, с цифрами их познакомил. Прошёл сложение и вычитание, умножение и деление. Про половинки и четвертинки им рассказал, ребята были смышлёными — освоили даже дроби.
Но больше всего любили ребята решать задачи.
— Сегодня задача на сложение, — начинает Якушкин.
Замрут ребята, слушают.
— Было у барина две деревеньки. Прикупил барин ещё одну. Сколько всего стало?
— Три, — голосят ребята.
— Правильно. А теперь давайте на умножение. Срубил крестьянин в барском лесу три осинки. Узнал барин, приказал за каждое дерево всыпать крестьянину по пять плетей. Сколько плетей получил крестьянин?
— Пятнадцать! Пятнадцать! — кричат ребята.
— Молодцы. Правильно. А теперь давайте на вычитание.
Притихли опять ребята. Начал Якушкин:
Собрал крестьянин с поля десять мешков зерна. Три из них за землю отдал помещику. Четыре мешка вернул тому же помещику за долги. За крестины сына один мешок оттащил попу. Два пришлось отвезти купцу — задолжал крестьянин купцу за ситец. А ну, кто живее из вас сосчитает, сколько мешков зерна у крестьянской семьи осталось?
— Ничего не осталось! — кричат ребята. — Ничего! Пусто!
— Молодцы, — говорит Якушкин. — Ну, дело у вас пойдёт.
Жандармы искали мятежный дух.
Унтер Уклейка примчал к исправнику:
— Нашёл!
— Ну, ну.
— Пушки видел! Ядра видел!
Исправник недоверчиво посмотрел на жандарма.
Ты — того… А? Снова пьян?!
— Никак-с нет.
— Ступай-ка сюда.
Уклейка шагнул.
— Дыхни!
Дыхнул жандарм. Видит исправник — верно, не пьян Уклейка.
— Ну, ну, так что ты видел?
— Пушки видел. Ядра видел, — твердил Уклейка. Порох в мешках. Фитили для запала.
Исправник всё ещё с недоверием смотрел на жандарма, однако спросил:
— Где? У кого?
— У него, — зашептал Уклейка. — Рядом с домом, в амбаре.
Всё было ясно. Речь шла о декабристе, бывшем подполковнике Андрее Васильевиче Ентальцеве. Отбыв каторгу, Ентальцев жил на поселении в городе Ялуторовске.
— Да-с, протянул исправник, а сам подумал: «Молодец Уклейка. Всё совпадает. Не зря и начальство о том говорило».
Как раз в это время предполагалось, что Сибирь посетит наследник русского престола, будущий царь Александр II. Наследник должен был проехать и через Ялуторовск. Предупредили об этом исправника, а заодно и о том, чтобы зорко следил за городом. Прежде всего за ссыльными декабристами. (Кроме Ентальцева, здесь жили Якушкин, Пущин и Оболенский.) Чтобы был начеку. Не убавилось, мол, у злодеев мятежного духа. Всякое может быть.
В ту же ночь, взяв отряд военного караула, исправник окружил дом и амбар Ентальцева.
Наставлял:
— Тише, чтоб взять живьём!
— Раз будет стрелять из пушек, не разбегайся. Падай на землю, ползи пластом.
Крадутся солдаты к амбару. Вдруг раздался какой-то шорох — то ли в амбаре, то ли за ним.
— Ложись! — закричал исправник.
Упали солдаты на землю.
— За мной!
Пополз исправник, за ним солдаты.
Снова раздался шорох.
— Замри!
Замерли все. Уклейка лежит, трясётся. Пролежали минуту, две, снова исправник сказал:
— Вперёд.
Поползли солдаты, как снова шорох.
— Стреляй! — закричал исправник.
Пульнули солдаты в амбар по двери. Тут же вскочили в рост. Помчались к амбару. Выбили с ходу дверь.
Осмотрели амбар — два ржавых старых лежат лафета, труба от самовара, шары от крокета, мешок с овсяной крупой. Фитилей никаких, конечно, не видно. Даже нет на них ничего похожего.
Вдруг снова в амбаре шорох.
— Ложись! — закричал исправник.
Упали на пол солдаты.
«Мяу», — раздался кошачий писк.
— Ты что же, — кричал исправник на Уклейку, — шутки шутить изволишь? Ну, где твой порох, где ядра, пушки?
— Да тут они были, тут в щёлку я видел, — уверяет жандарм. — Были, были. Вот тут стояли. Доложу вам — нюхом учуял мятежный дух.
— Нюхом, — ругнулся исправник. — Не в щёлку смотри, болван, а в душу. Вот где мятежный дух.
