Дружба, зависть и любовь в 5 «В» - Матвеева Людмила Григорьевна (лучшие книги .TXT) 📗
– Почему? Интересно.
Не хочет Таня обижать Людку. Хорошая девочка Людка.
Сегодня Людка кричит под окнами:
– Таня! Выходи скорее!
Бабушка качает головой:
– Некультурно под окнами кричать, людей беспокоить. Неужели трудно подняться и пригласить?
Да мало ли что скажет бабушка. Не всё на свете понимает бабушка.
Таня быстро одевается, выбегает во двор. Людка ждёт у песочницы, там весенняя грязь. А Людка стоит аккуратненькая, с бантиками. Славная такая. У Тани, когда сырая погода, всегда брюки забрызгиваются. И волосы растрёпываются сразу, если ветер. У Людки ничего не заляпывается, не растрёпывается, не выбивается. Аккуратная, складная девочка Людка.
– Я тебя жду, жду. Пошли скорее.
Таня даже не спрашивает куда. Всё равно – куда бы ни было, приятно идти с подругой, с Людкой.
Наконец Людка говорит:
– Фотографироваться будем.
– Фотографироваться? Зачем?
Людка плечом пожимает:
– Как зачем? На память, конечно, какая ты, Таня, странная.
Тане и самой кажется, что она странная. Чудачка какая-то. И вопросы задаёт чудные. Зачем люди фотографируются? Что тут спрашивать? Ясно же – на память.
– А где мы будем фотографироваться? – спрашивает Таня, потому что они прошли уже мимо дома с вывеской «Фотоателье» и идут дальше.
– Мы будем сниматься в скверике. Нина Алексеевна велела всем прийти. А у кого есть звери – со зверями. Поняла?
– Поняла, – отвечает Таня, хотя не всё поняла.
Пришли в скверик. Там собрался почти весь класс. Таня сразу увидела Максима. Он стоял в стороне и держал толстого хомяка. Щёки у хомяка шевелились. Таня и не знала, что у Максима есть хомяк. Максим наклонился к хомяку, что-то тихо говорил ему. Но Таня видела, что Максим её заметил.
– Я сейчас за Чарликом сбегаю, – сказала Людка. Появилась Нина Алексеевна, у неё был непривычный вид в шубе и светлой меховой шапке.
– Куда? Наконец собрались, а ты опять бежишь? Не выдумывай.
– За одну минуту вернусь! – крикнула на бегу Людка и исчезла. Всё-таки Людка молодец. Нина Алексеевна не велит, а она всё равно убежала за Чарликом. Таня бы так, наверное, не смогла.
Колбасник притащил банку с тритонами.
– Колбасник! Чего ты тритонов приволок? – смеётся Оля. – Они же ничего не соображают, тритоны.
– Много ты знаешь! Тритон очень умный.
Максим рыжему хомяку в спинку дует ласково. Максим так любит животных, только ему мама не разрешает заводить никого. И Тане тоже не разрешает мама. Папа иногда почти соглашается на щенка, но последнее слово всегда за мамой. Она говорит:
«Я животных люблю, с удовольствием смотрю на чужих собак. А свою заводить – простите, не хочу. Мы все очень занятые люди, надо делать свои необходимые дела. А в игрушки играть – некогда. Всё».
– Построились все в ряд! – сказала Нина Алексеевна. – Быстрее! Человека задерживаем!
Мужчина с фотоаппаратом, которого Таня только теперь заметила, встал на скамейку. Он навёл на них объектив и сказал Оле:
– Олечка, возьми своего хомяка. Запечатлею вас вместе. А мальчик обойдётся без этой радости.
Оля взяла у Максима хомяка и опять встала в середину, рядом с Ниной Алексеевной.
– Папа, – капризно сказала Оля, – только ты щёлкни побыстрее. А то ты долго наводишь, и у меня делается каменное лицо. – Оля засмеялась. Как будто это очень смешно: такое прекрасное лицо, как у неё, может вдруг стать каменным, деревянным или оловянным.
Таня стоит с краю. Ей хотелось бы оказаться на снимке рядышком с Людкой, а Людки всё нет. И Серёжа со своими кошками почему-то не пришёл.
Таня с краю, такие, как она, всегда с краю, ей даже нравится быть не на виду. В середине пусть будет Оля. Она и оказалась в середине. Оксана тоже, у неё тоже хомяк. А во втором ряду Максим. Конечно, хорошо бы встать там, но этого Таня не может. Даже от самой мысли об этом ей делается неловко. Как будто и мысль, невысказанную, может кто-то услышать. Ничего, не так уж Максим далеко, всего через четыре человека и одну собаку, совсем маленького пинчера, которого принесла на руках Оля Горелова. Тихая, незаметная девочка, тихая чёрненькая гладкая собачка на тоненьких ножках.
Всё равно Таня и Максим будут сняты на одной фотографии. И Таня сможет в любое время на эту фотографию смотреть.
Прибежала запыхавшаяся Людка. Вот молодец, успела. Таня рада, что Людка успела. Подвинулась в сторону. Сейчас Людка вместе со своим лохматым Чарликом встанет с ней рядом. Потому что они подруги. У Чарлика глаз не видно, одни лохмы. Сейчас Людка подойдёт к Тане, Чарлик будет между ними, и Таня сможет даже положить ему руку на спину. Получится, что это Людкина собака и немного Танина. Потому что Таня и Людка – подруги.
– Правда, симпатичный? – спрашивает Людка. Она быстро встаёт в середину, рядом с Максимом. – Максим! Хочешь, клади руку ему на голову! А? Максим!
И Максим просиял. Он положил руку прямо на лохматую голову Чарлика. Сидит собака прямо у ноги Максима, а он улыбается. И Таня старается улыбнуться. Ей почему-то не хочется улыбаться. Но она сердито говорит себе: какая Люда молодчина. Не пожадничала. Настоящая подруга: знает, как Тане хочется сделать для Максима что-нибудь хорошее. Нет у Тани собаки, а то бы она с удовольствием дала Максиму сняться со своей собакой. То если бы да кабы. А у Людки собака есть, и она сумела обрадовать Максима. Хорошая подруга Людка.
Олин папа сказал:
– Спокойно! Снимаю! Только вот ты, девочка, перейди во второй ряд. Ты высокая, так будет лучше.
Он показал на Таню. Она перешла во второй ряд, оказалась рядом с Колбасником. Он толкнул её и прошипел:
– Невеста без места.
Хихикнула Оля Савёлова, громко засмеялась Оксана.
– Тритон – это ящерица, – сказал Колбасник громко. – Только водяная. У него ручки как у человека.
И он выставил вперёд банку с тритонами. У них правда были ручки с растопыренными пальчиками. Всё равно тритоны Тане не нравились. Может быть, потому, что это были тритоны Колбасника. И вообще Тане вдруг совсем расхотелось фотографироваться, только уйти было неудобно.
– Ну и коллектив! – сердилась Нина Алексеевна. – Никакой организованности! Сказано – улыбнитесь, значит – улыбнитесь. В классе им смешинка в рот попадает. А здесь они специально сделают кислые лица. Что за дети! Это же фотография для стенда! Она будет висеть в Доме пионеров. Там открывается выставка «Мой четвероногий друг».
– Четвероногий? А как же канарейка? – спросила Лариса.
– Не задавай глупых вопросов, – сказала Нина Алексеевна.
Она улыбалась, потому что Олин папа опять сказал:
– Спокойно! Снимаю!
Он щёлкнул аппаратом несколько раз. Потом сказал:
– Всё. Снимки напечатаю через неделю.
Все стали расходиться.
Нина Алексеевна напомнила громко:
– Все слышали? Фотографии будут через неделю. Принесите деньги, по пятьдесят копеек. И никаких «забыл»!
Колбасник вдруг сказал Тане мирно:
– Раньше вся земля была заселена тритонами. Только большими, больше крокодила раз в семьдесят.
Унесли своих толстощёких хомяков Оля и Лариса. Унесла чёрненького пинчера Оля Горелова. Колбасник уволок своих тритонов.
– Вова! А почему не пришёл Серёжа? – спохватилась Нина Алексеевна.
– Он никак не мог, – ответил Вовка. – У него ухо болит.
– Знаю я ваши уши, – на всякий случай устало сказала учительница.
Все расхохотались. Таня стояла, краем глаза следила, куда пойдёт Максим. Может быть, он подойдёт к ней? Может быть, скажет что-нибудь? А Максим сидел на корточках перед Чарликом, гладил его. И Людка стояла рядом.
– Какая порода? – спросил Максим.
– Помесь терьера со шпицем.
– Дворняга, значит, – сказал Максим.
– Ничего подобного, – обиженно протянула Людка, – помесь терьера со шпицем.
– Славный, – мирно сказал Максим.
Он всё гладил Чарлика. Тане так хотелось подойти. Ну почему она не смогла подойти к ним? Людка – подруга, Максим – это Максим. Любой человек из класса мог подойти к нему, спросить что-нибудь. Любой. А Таня не могла. Все другие без сложностей. А Таня со сложностями. Поэтому ей так трудно.
