Иду в неизвестность - Чесноков Игорь Николаевич (читать книги без регистрации txt) 📗
В безветренном воздухе не достигали уха какие-либо иные звуки, а обоняние не трогали запахи. Не видно было нигде следов ни медведя, ни песца, ни птицы, ни другой живности. Лишь где-то далеко, над чёрно-белыми, заносимыми льдом обширными водами Британского канала, едва пошевеливая белыми крыльями, висел крохотный одинокий поморник. За Британским каналом, к западу, проглядывали сквозь голубую дымку призрачные острые вершины огромного белого острова Белл. И вокруг по всему горизонту молчаливо плавали миражами слегка приподнятые над водой бледной дымкою горы островов. Седов внимательно оглядывал гористые острова, а они, казалось, взирали на него, пришельца.
«Кто ты? — будто вопрошали безмолвно эти горы, эти воды, эти пустынные небеса. — И зачем ты здесь?»
Седов уже отдышался и стоял, очарованно оглядывая живописную фантастическую панораму. Чем-то неземным казалось окружающее — столь беспредельным, величественным выглядело оно.
«Зачем здесь ты, стоящий на этой вершине с гордо поднятой головой?»
«Для исполнения великой миссии во имя Родины и Науки», — затаив дыхание, безгласно отозвался Седов.
«В чём она, эта миссия?»
«В достижении упрятанной за беспредельными льдами местности, что зовётся Северным географическим полюсом Земли».
«Ты, кажется, так же уверен в себе, как и те, что приходили сюда до тебя, и так же, как они, похоже, не сомневаешься в том, что одолеешь Великое Ледяное Пространство, найдёшь заветное место и сможешь вернуться?»
«Я не сомневаюсь в том, что вступлю в пределы Великого Ледяного Пространства, и буду стремиться к цели, покуда достанет моего дыхания!»
«Но впереди Большая Полярная Ночь. А к концу её ты можешь оказаться настолько ослабевшим, что не в состоянии будешь вступить в борьбу с Пространством!»
«Я выступлю, даже если смогу лишь ползти! Слишком многое поставлено на карту. Слишком многое, включая и честь, и саму жизнь…»
Последние слова долго стояли звоном в ушах. В ответ он слышал молчание. Угрожающим показалось оно Седову.
Он открыл глаза, повёл вокруг задумчивым взглядом.
«Как чист здесь воздух! Как чиста эта земля, не задетая ещё человеком, не обезображенная дымными кирпично-железными заводами, не изрытая каналами, карьерами, окопами, не заставленная тяжёлыми многоэтажными жилищами!
Странно, но подобные мысли пробуждаются во мне лишь в отдалении от всех этих жилищ, заводов, окопав и именно в таких вот космически чистых уголках Земли. Наверное, так же думают об этих местах звери, повидавшие человеческое жильё.
Но ведь и я пришёл сюда не для созерцания отрадных красот. Где-то тут бродит уже геолог Павлов, примеряется и к этой земле. И уже на мысе Флора жильё, могильные кресты. И мы чадим здесь в чистейший воздух своим дымом из железной чёрной трубы, из этой извергающей смрадный, погибельный дым трубы, без которой, однако, и не обойтись теперь человеку, без которой и сюда-то добраться едва ли возможно.
Как странно всё устроено и как всё в мире противоречиво! Почему и кто устроил всё именно так?»
Невесело размышляя обо всём этом, Седов стал разглядывать Британский канал к северу от Гукера. Даже сквозь пепельную кисею туманной дымки вдали усматривался лёд. Действительно, там, куда они вчера стремились на последних вздохах машины, стоял сплочённый лёд. И можно теперь не сомневаться в верности его, Седова, решения. Под парусами во льдах «Фоке» делать нечего.
«Что ж, придётся идти пешком по льдам лишних двести километров, — удручённо размышлял Георгий Яковлевич. — Вот только бы не сорвалось! Не помешало б что-нибудь непредвиденное!»
Закончив обозрение, Седов побрёл вниз. Думы его, встревоженные тем, что услышал он на вершине острова, не давали ему покоя всю дорогу, до самого судна. Лишь на берегу, увидев движение, разгрузку, подготовку к зимовке, к оборудованию метеонаблюдательной станции, к охоте, Седов сумел упрятать свои тягостные размышления. Вскоре он включился в общую работу и заставил себя прогнать сомнения и вопросы, заглянуть в будущее с оптимизмом, с прежней уверенностью в своих силах.
СНОВА ЗИМОВКА
Георгий Яковлевич отвернул латунные барашки, отворил иллюминатор. Пахнуло холодным ветром — сухим, свежим. Ветер почти не остужал: в каюте было холодно.
Седов выглянул наружу. На том же месте покоился обмелившийся айсберг-дворец. Ещё несколько айсбергов поменьше, размётанные по бухте в окружении битого льда, сияли голубизной на тёмном фоне скалистого берега. Воду бухты, сине-зелёную под ясным очистившимся небом, рябило ветром. Сонный, заснеженный остров Скотт-Кельти справа всё так же стоял на страже входа в Тихую.
Живописная картина, к которой Седов после безрадостных ропаков Панкратьева не успел ещё привыкнуть, манила, призывала сесть в шлюпку, поднять парус и плыть к тем скалам, айсбергам и дальше, за все видимые мысы. Но для чего плыть? Прежде всего, наверное, для того, чтобы обследовать и заснять эти берега, уточнить карты этих мест.
Георгий Яковлевич с сожалением вздохнул. И хотелось бы, да не поплывёшь. Решено не тратить драгоценных походных продуктов на обследование ближайших местностей ради уточнения джексоновских карт. Вот если удастся удачной охотой поправить дела…
— Войдите! — отозвался Седов на стук в дверь.
Появились с бумагами в руках Сахаров, оставшийся за капитана и штурмана одновременно, и Кушаков.
Вот сейчас и уточнится, сколько чего осталось, что сделано и на что следует в первую очередь направить усилия.
Именно для этого Седов пригласил к себе капитана и заведующего хозяйственной частью.
Георгий Яковлевич прикрыл иллюминатор, начал завинчивать барашки.
— Итак, слушаю вначале вас, Николай Максимович.
— Заводим швартовый конец взамен порванного ночным штормом, — хмуро, неторопливо начал Максимыч. — Да уж скорее бы вморозило нас — забот бы меньше… Так, воды в трюмо шестнадцать дюймов, как и вчерашним утром. За полтора часа откачиваем ручной помпою.
Присев к столику, Седов раскрыл блокнот и начал делать карандашом быстрые записи.
— Теперь топливо. — Сахаров заглянул в свою бумажку, отнёс её подальше от глаз. — Угольной пыли да крошек наскребли, намели отовсюду пудов десять — пятнадцать. Да досок, ящиков и бочек наломали — ден на двадцать — тридцать обогреву будет, не больше.
— А шкур моржовых с салом? — не отрываясь от записей, спросил Седов.
— Шкур — три осталось, Георгин Яковлевич, — с готовностью отозвался Кушаков.
— Дальше.
— Стало быть, заведём швартов — начнём карбас большой спускать да на берег переправлять его на зиму, — продолжал Сахаров. — Опрокинем, да и, думаю, ничего с, ним не сделается.
Седов согласно кивнул.
— Двоих боцману велел выделить заканчивать обшивку толем камбузной переборки наружной. Подзасыплем опилками — всё не так выстуживать будет. Сегодня же начнём ладить сени парусинные у входа в надстройку и капы наверху световые заколачивать кают-компанские. — Сахаров вновь заглянул в бумагу: — Ну а кубрик разбирать начнём на дрова, когда парод переселим.
— Завтра начинаем переселение, — подхватил Кушаков.
— Все у меня, — сказал Сахаров, меланхолично глядя вдаль, за иллюминатор.
Первый противник новой зимовки, Сахаров почти не скрывал своего недовольства тем «авантюрным» решением Седова, что привело сюда всех, без топлива, с подтаявшими остатками провизии, задержало ещё на год, накануне зимы, которая должна быть суровей, чем та, что прожили на Новой Земле.
— Значит, расселять мы с боцманом предлагаем следующим образом, — развернул свои записки Кушаков. — Инютина и Линника к Пинегину, а сам он идёт к механику. Пустотного и Коршунова — к Визе, а тот переселяется к Павлову. Лебедева и Пищухина — в бывшую каюту капитана Захарова. Я с Николаем Максимовичем вместе, а в моей каюте — Кизино и Шестаков. Остальные будут ночевать в кают-компании. Все они согласны с таким планом.
— Что ж, пусть будет так.
